Видно, как слетаются ночные бабочки-бражники к ночной красавице любке: только ночью открываются ее цветы и пахнут только ночью.
Ночной ежик семенит по тропинке. Ночная летучая мышь вихляет над головой. Ночная кукушка годы считает. Козодой, расширив сумеречные глаза, урчит заунывно и долго.
Туман повис над рекой; сонно чмокают в воде мокрыми губами ленивые рыбы. Тростники вглядываются в воду, но не дрогнет даже их отражение.
Все призрачно и невесомо: видно и не видно, слышно и не слышно. Деревья стоят по пояс в тумане, затая дыхание. И даже падающая хвоинка нарушает эту чуткую тишину.
Звезды тускнеют, не успев разгореться. А заря разгорается, не успев потускнеть. И снова зарянки славят зарю.
Ночь не глуха и не черна. Ночь, как и день, полна жизни, полна событий.
...В ночное окно постучали. Я поднял глаза: на черном стекле, с той стороны, билась большая ночная бабочка. Она прилетела из ночного леса на огонек и билась в стекло так отчаянно, словно за ней гнались. Я хотел открыть окно и впустить бабочку, но вспомнил про комаров и передумал.
Только взялся за дело - по стеклу опять зацарапали. Кот! Глазищи дикие, усы торчком - бабочку лапой ловит. Прижал пятерней, нос под лапу подсунул, усами зашевелил - съел.
- Брысь! - крикнул я. Кот не ушел. Он знал, что на свет прилетят еще бабочки. Я вышел на крыльцо. Свет из моего окна похож на луч прожектора. И в этом луче, как пылинки на солнце, толкутся ночные насекомые: жуки, бабочки, комары. Там, где свет из окна совсем слабый, мелькают быстрые тени. Слышится хруст, и падают сверху, сверкая, бабочкины крылья. Или сыплются, как шелуха подсолнухов, надкрылья жуков. Летучие мыши разбойничают!
Долго я следил за ночной охотой. Метнулся кто-то и на летучую мышь. Сцапал и крикнул: "Ку-вит, ку-вит!"
Ну и дела: коты на бабочек охотятся, сычи на летучих мышей!
А из черного ночного леса еще слышны незнакомые голоса - и там есть охотники. Да, может, такие, что... лучше уйти.
И я ушел, но не домой, а в лес!
Постепенно ночь становилась для меня такой же привычной, как и белый день. И многих ночных обитателей я встречал уже, как добрых и старых знакомых. Но тех, ради которых я все это затеял - летяг, я так и не встретил! Ни разу не пролетел над головой ни ковер-самолет, ни хотя бы ведьма на помеле. Ни разу не блеснули в свете моего фонаря глаза, похожие на черничные ягоды. Летяги снова стали невидимками...
Теперь-то я знаю, почему летяг так редко встречают в лесу. Ничто тебе не помогает ее увидеть. Крикливых птиц мы находим по голосам: журавлей, косачей за два километра слыхать. Другие птицы сами на глаза лезут, садятся на выступающие вершины деревьев или в небе парят. Летяга на глаза лезть не любит и голос не подает. И неприметливая окраска скрывает ее - не то, что ярких птиц - сорок или снегирей.
О жизни многих зверьков мы узнаем по следам. Можно никогда не встречать в лесу лисиц, зайцев, волков и все равно твердо знать, что они живут в лесу, раз встречаются их следы.
Правда, это совсем не значит, что если следов нет, то нет и зверя. В каждом лесу живут летучие мыши, а кто когда-нибудь видел их следы? Или следы летяги?
Летяги почти не оставляют следов ни на земле, ни на снегу. А если когда и оставят, то попробуй на них наткнись: два-три прыжка - и конец! Да и прыжки эти легко спутать с беличьими.
Многих зверей мы встречаем случайно: ходим мы, ходят они, и где-то наши пути вдруг пересекутся. С летягой и такого не может быть: ведь мы, люди, ходим по лесу днем, а летяги - ночью. И ходим мы по земле, а летяги - в вершинах деревьев. Даже если начнем нарочно искать, выстукивать дуплистые деревья, то и тогда выпугнем кого угодно - сову, белку, соню, - но не летягу. Хоть палку о дерево сломай, а она и носа не высунет!
Когда летяги ходят по лесу, все нормальные люди спят. Но даже если вы ненормальный (вроде меня), то и тогда шансов на встречу мало. Не станете же вы искать летягу в непроглядную осеннюю или зимнюю ночь: в такую ночь не то что летягу - и лося рядом не разглядишь. А летом у нас от захода и до восхода каких-нибудь шесть часов, а темных, когда ходит летяга, всего-то три-четыре. Попробуй-ка, выследи ее за четыре часа тихую, незаметную - в непроглядной гущине вершин. Да и выскакивает она из дупла не каждую ночь: в ливень не выходит, в буран не выходит.
Неслышимка и невидимка. Редко кто ее встречал, мало что о ней известно. Но потому-то так хочется встретить, увидеть и все разузнать! И о летяге и о лесных ночах.
Сколько зим, сколько лет... Сколько записей весенних и летних, дневных и ночных, ранних и поздних, давних и нынешних. Про лес и его обитателей.
ВЧЕРАШНИЙ СНЕГ
Кому нужен вчерашний снег? Да тому, кому нужен вчерашний день: только по вчерашнему снегу можно вернуться в прошлое. И как бы заново его прожить. Я так и сделал, пойдя по старому следу рыси в ее вчерашний день.
...Перед рассветом рысь вышла из мрачного ельника на лунное моховое болото. Плыла серым облачком между корявых сосенок, неслышно ступая широкими лапами. Напряжены уши с кисточками, топорщатся у губ изогнутые усы, в черных глазах зигзаги луны.
Наискосок, шурхая снегом, прокатил заяц. Рысь кинулась за ним жадными стремительными прыжками, но опоздала. Помедлив, серое облачко плавно поплыло дальше, оставляя за собой многоточие круглых следов.
На поляне рысь свернула к лункам тетеревов, но лунки были выстуженными, позавчерашними. Учуяла у ручья спящих под снегом рябчиков, но рябчики и сквозь сон услышали ее тихие крадущиеся шаги по крыше своей снежной спальни и выпорхнули в пролом, как в чердачное оконце.
Только в слепом предрассветном свете удалось рыси сцапать белку, зачем-то спустившуюся на снег. Тут было натоптано и накручено - снеговая толока. Съела целиком белку, оставив пушистый хвостик.
Дальше пошла, сдвоила по-заячьи след, покаталась в снегу. Еще прошла, вырыла лапой у сосенки яму - снеговые стены в бороздках когтей. Но что-то ей тут не понравилось, бросила яму, вспрыгнула на снеговую кочку, повертелась, отопталась и улеглась. И дремала, как ленивая кошка на теплой лежанке, весь прошлый день.
А теперь я на ее кочке сижу - слушаю лес. Ветер накатывается на сосны, и вершины пылят снегом. В лесной глубине затаенно дятел постукивает. Пухляк шелестит сосновой чешуйкой, как мышонок бумажкой.
Все это слышала рысь и вчера. Вчерашний снег обо всем рассказал.
ПТИЧЬЯ НОЧЬ
Рано или поздно - но неизбежно! - захочется вам узнать, где ночуют зимой лесные птицы. Очень уж страшными представляются нам зимние ночи там, за окном нашей теплой комнаты. Невозможно даже представить, как можно перетерпеть ночь без крыши и без огня. Куда птицы прячутся, что видят и слышат в долгую пору зимней ночи?
И вот узнаете, что воробьи под застрехой ночуют, голуби - на чердаках. Синицы, бывает, в густых можжевельниках, дятлы - в дуплах. А тетерева и рябчики даже под снегом!
А что, если провести вместе с птицами ночь? Чтобы до конца все понять и почувствовать? Но как? В дупло к ним не втиснешься, под снегом не пролежишь. И все-таки удалось.
Как-то не успел я к дому до темноты и решил ночевать на зимнике накатанной санной дороге. Утоптал снег на обочине, настелил толсто лапника, забрался в спальный мешок и стал дожидаться утра.
В сумерках на дорогу прилетела бойкая компания белых пуночек и расселась рядком на ледяном гребне. Пощебетали, покрутили носами, успокоились, распушили перья и спрятали в них носы. На равных спим: только я в ватном спальнике, а пуночки - в перяных.
Белые птички почти неразличимы на белой дороге. А наступившая темнота спрятала и меня. Мы не видим друг друга, и все будет так, словно мы одни.
Ночи конца не видно! Я засыпал, просыпался, прямо в спальнике делал зарядку, сгибаясь и разгибаясь, разминал заледеневшие пальцы. И думал: вот где можно продлить свою жизнь - всего одна ночь, а длиной в год!
Желтая луна - как фонарь - висела на черной еловой лапе. Просыпаясь, я замечал, что фонарь каждый раз держит другая елка: елки передавали луну друг другу. В начале ночи лунный фонарь подсвечивал дорогу желтым, а в полночь - зеленоватым. К утру, когда луна скрылась, дорога стала холодной и синей. А на рассвете порозовела.
Не знаю, видели ли пуночки эти медленные перемены цвета, но уж утреннюю-то розовую дорогу они наверняка не проспали. Когда дорога порозовела, они уже вынули головки из перьев на спине - как из-под одеяла. Открывали клювики, щебетали; все вокруг розовое, и сами они розовые!
Поудивлялись, повертели носами, вспорхнули и унеслись. И по всему было видно, что ничего страшного не случилось. Для них ночь как ночь. А для меня - длиной в год...
НА БОЛОТЕ
Вечер, глухое лесное болото. В светлом сыром сосняке снег еще кое-где, а в теплом ельнике на бугре уже сухо.
Я вхожу в густой ельник, как в темный сарай. Стою, молчу, слушаю.
Вокруг черные стволы елей, за ними холодный желтый закат. И удивительная тишина, когда слышишь удары сердца и собственное дыхание. Дрозд на еловой макушке высвистывает лениво и звонко. Свистнет, прислушается, а в ответ ему тишина...
И вдруг в этой прозрачной и затаившей дыхание тишине тяжелые, грузные, нечеловеческие шаги! Всплеск воды и позванивание льда. То-пы, то-пы, то-пы! Будто тяжело груженная лошадь с трудом тянет по болоту воз. И сразу же, как удар, ошеломляющий грохочущий рык. Дрогнул лес, качнулась земля.
Тяжелые шаги затихли; послышались легкие, суматошные, торопливые.
Шажки легкие догоняли тяжелые. Топ-топ-шлеп - и остановка, топ-топ-шлеп - и тишина. Торопливым шажкам нелегко было догнать неторопливые и тяжелые.
Я прислонился спиной к стволу.
Под елками совсем темно, и только мутно белело между черных стволов болото.
Зверь рыкнул опять - как из пушки грохнул. И опять дрогнул лес и качнулась земля.
Я не выдумываю: лес вправду дрогнул, земля вправду качнулась! Лютый рык - как удар молота, как раскат грома, как взрыв! Но не страх порождал он, а уважение к его необузданной силище, к этой чугунной глотке, извергавшейся, как вулкан.
Легкие шажки заторопились, заторопились: зачмокал мох, захрустел ледок, заплескала вода.
Я давно уже понял, что это медведи: дите и мама.
Дите не поспевает, отстает, а мама чует меня, сердится и волнуется.
Мама предупреждает меня, что медвежонок тут не один, что она близко, что лучше его не трогать.
Я хорошо ее понял: предупреждает она убедительно.
Тяжелых шагов не слышно: медведица ждет. А легонькие спешат, спешат. Вот взвизг тихий: медвежонка шлепнули - не отставай! Вот шаги грузные и легкие зашагали рядом: то-пы, то-пы! Шлеп-шлеп-шлеп! Все дальше, все тише. И смолкли.
И опять тишина.
Дрозд кончил свистеть. Лунные пятна легли на стволы.
В черных лужах вспыхнули звезды.
Каждая лужа - как распахнутое в ночное небо окно.
Жутковато шагать в эти окна прямо на звезды.
Не спеша я бреду к своему костру. Сладко сжимается сердце.
А в ушах гудит и гудит могучий зов леса.
КТО КОГО БУДИТ
В городе нас будильник будит, в деревне - петух. А кто будит петуха?
Про домашнего петуха не скажу, не знаю, может, курицы его будят, а вот про лесных петухов - глухарей, тетеревов и рябчиков - разузнал. В апреле первыми просыпаются чибисы. В полной еще темноте начинают они носиться над моховым болотом, скрипя крыльями и радостно взвизгивая. И будят длинноносых кроншнепов на заиндевелых кочках. Кроншнепы вынимают носы из перьев и длинно свистят: "Ку-ли-и-и-и". И будят бекаса. Бекас просыпается и начинает кружить над болотом, то падая, то взмывая. "Ву-у-у-у!" - блеют перышки на хвосте лесного барашка. Слышат бекаса лесные петухи-косачи и начинают слетаться на ток. "Па-па-па!" - бьют жесткие крылья. "Чушшии!" - разносится грозный клич. Проснулись лесные петухи-косачи. Проснулись и лопотом своим и чуфырканьем будят певчих дроздов. Бекас "заблеял" в 3 часа 45 минут, и в 3 часа 46 минут на току уже зашипел косач, запрыгал, забил крыльями. И разбудил дрозда - дрозд запел в 3 часа 48 минут.
И пошло! В 4 часа 5 минут запела зарянка, в 4 часа 25 минут заворковал вяхирь, в 4 часа 50 минут закаркала ворона, в 5 часов заквохали рябинники, в 5 часов 7 минут запел зяблик, а в 5 часов 17 минут из-за леса высунулось красное солнце - и разбудило всех, кого еще не разбудили птицы.
Итак, лесного петуха-косача будят бекасы. Бекасов - кроншнепы, кроншнепов - чибисы. А вот кто чибисов будит - неизвестно. Ночь, тишина, темнота. Ни одного будильника. А чибисы вовремя просыпаются!
ПУСТЬ ОН ПОЕТ!
Много удивительных голосов можно услышать в ночном весеннем лесу. Но самый волнующий звук - это, наверное, пение глухаря.
...Глухарь пел прямо над головой. Снизу, в просвете непроглядной еловой хвои, он казался черным гусаком с вытянутой в небо шеей. Он глухо бормотал свои предутренние молитвы, и встопорщенная его бородка подрагивала от усердия. Каждое новое заклинание он начинал громко, решительно, даже сердито - словно палкой стучал, - но тут же спохватывался и переходил на торопливую скороговорку и умоляющий шепот.
Раз за разом, песня за песней "верующий" торопился высказать лесному богу свои обиды и просьбы.
Всю долгую зиму, дремля ночами под снегом или ощипывая днем хвою, ждал он этого месяца песен. И вот торопится высказать все, что накопилось.
О чем бормочет глухарь? То, как косарь, отбивает косу - дак! Дак! Дак! А вот уже косу точит: шур-шур, шур-шур! То, как дровосек, постукивает топором и торопливо пилит пилой. Как леший колдует, заговаривает, камлает. И весь дрожит от избытка жизненных сил. А под ним притаилась смерть...
Ведь именно так встречаются на току глухарь и охотник. Жизнь и смерть. "Стреляйте под песню!" - советуют все охотничьи руководства. "Глухарь умрет, даже не услышав вашего выстрела".
Умолкнет эхо, перестанут хлестать землю судорожные крылья, и начнется суетливая возня с рюкзаком, липкие от крови пальцы станут дергать тугие завязки. И побледневшая луна будет выглядывать из-за елок...
А уж так ли необходимо стрелять, разрушая грохотом тишину? Ради мяса? Ради "общения с природой"? Но мясо дешевле купить, а "общаться" можно и без ружья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25