Как увидят мать с кормом, так прямо и затрясутся, крылышками засучат и клювы разинут: "Мне, мне, мне!" Трясуны-ротозеи.
6 и ю л я.
В баню даже дикие звери ходят. И чаще других - кабаны, дикие свиньи. Баня у них простая: без жару, без пару, без мыла и даже без горячей воды. Просто лужа, а в луже вода болотная. Вместо мыльной пены - жижа, вместо мочалки - пучки травы и мха. Нас бы в такую "баню" и силой не затащить, а кабаны в нее так и лезут.
Ходят кабаны в баню совсем не затем, зачем ходим мы. Мы зачем в баню ходим? Мыться. А кабаны туда ходят... пачкаться! Мы грязь смываем с себя, а кабаны нарочно грязью вымазываются. И чем больше вымажутся - тем хрюкают веселей. И после бани они куда грязнее, чем до нее. Но рады-радешеньки! Уж теперь-то сквозь грязь никаким кусакам до них не добраться: ни комарам, ни мошке, ни слепням. А то беда. Летом щетина редкая, от кусак не спасает. Спасибо, что баня есть: выкатаются, вымажутся - и не почешутся!
7 и ю л я.
По лесу идешь - под ноги смотришь: лес не тротуар, можно и споткнуться. А можно под ногами и кое-что увидеть. Я вот ногу занес, а под ногой - ручей живой! Муравьиная дорога.
Вперед и назад торопятся по ней муравьи: вперед налегке - назад с добычей. Я посмотрел вдоль длинной тропы и увидел, что не меня одного она привлекла. Сидит у тропы лесной конек и хватает муравьев одного за другим!
Не везет в лесу муравьям: все их любят. Дрозды и зарянки, синицы и славки, сороки и сойки. А особенно - дятлы и вертишейки. Любят хватать и глотать. Вот и еще любитель - лесной конек.
Только вижу, это особый любитель: он не ест муравьев, а... грабит их! Отнимает у них гусеничек, жучишек и мух. А не отдают, так вместе с хозяином в рот. И муравьиная тропа перед ним - как длинный банкетный стол!
10 и ю л я.
Чего только не вытворяют лесные жители наедине! Кто в пыли купается, а кто в муравейнике порхается. А сегодня лягушонка видел - он в сыроежке купался! Нашел сыроежку с дождевой водой, заскочил на нее и сидит, словно в тазу.
Насиделся, остыл, обмылся - выполз на краешек "загорать". После водных процедур принимает воздушные ванны, дышит целебным воздухом. Даже завидно стало...
12 и ю л я.
Обыкновенный конек свил на земле второе гнездышко в это лето. Дело обычное. Сел высиживать во второй раз. И тут начались дела необычные! Сидит конек, а гнездо его кто-то снизу тихонечко... поднимает!
Конек сидит, терпит. Гнездо поднимается, поднимается и набок уже переворачивается! Не утерпел тут и терпеливый конек, вскочил в гнезде - и бегом! А гнездо уже на боку - и выкатились из него яички, как из лукошка.
И показался из-под гнезда... гриб! Толстоногий и толстолобый. По виду гриб-подосиновик, а по делам - подгнездовик...
ДЛЯ ЧЕГО УБИВАЮТ ПТИЦ
Убивают для изучения: опознать, вскрыть, измерить. Убивают на мясо больших и маленьких. Маленькие - зарянки, жаворонки, дрозды - в некоторых местах, оказывается, идут для приготовления модных сезонных блюд. Ну а про больших тогда нечего и говорить.
Убивают для хвастовства, как тот старик, что в 80 лет убил глухаря. Убивают из любопытства: что за птичка так хорошо поет? А неужели у кукушки и в самом деле желудок в шерсти, как меховая рукавичка? А ну-ка проверим, такой ли длинный у зеленого дятла язык, как о нем пишут?
Убивают на чучело. Орел под потолком держит в когтях абажур. Филин на столе: в глаза вставлены лампочки. Козодой с широко разинутым ртом, приспособленным под пепельницу.
Ярких убивают на украшения: лазоревые перья сизоворонки над кармашком, струйчатые перья совы на шапочке, воротничок из атласной шкурки нырка.
Убивают ради трудной "спортивной" стрельбы. Надоели стендовые тарелочки, куда увлекательней по бекасам, дупелям или гаршнепам.
Убивают слишком доверчивых: не суйтесь, дурни, под выстрел, не лезьте нам на глаза! Убивают слишком осторожных: хоть они пугливые и осторожные, а я их перехитрил!
Убивают самых больших: цапель, журавлей, аистов - во какую угрохал! Убивают самых маленьких: крапивников, корольков, пеночек - хоть и маленькая, а попал!
Убивают незнакомых - для ознакомления. Вредных, чтоб не клевали то, что нам самим надо.
Убивают потому, что не смогли не убить. Налетела большая стая, зашумели крылья над головой: бах-бах-бах! - и посыпались.
Убивают от избытка патронов: патроны остались, не тащить же домой. Убивают для пристрелки ружья. И просто так убивают...
Скоро открытие охоты. Тысячи людей устремятся в леса убивать птиц. Каждый их выстрел станет для меня как удар: ведь убивают моих знакомых! И я ничего не могу поделать, я не могу защитить. И никому ничего не могу доказать. Выстрелы пинками выгоняют меня из леса. Но куда уйдешь от этих тупых ударов? Рушится стройный светлый мир леса, который мне открыли летяги. Уцелеют ли и они?
3 а в г у с т а.
Разговариваю с лягушкой. Лягушка говорит со мной "всем своим видом". Она сидит в солнечном пятне на краю лужи и блаженствует. Так блаженствуют на пляже курортники. Или тюлени на лежбище. Утки на берегу. Лежат, молчат, но весь вид их кричит, как сейчас им хорошо! И не нужен тут никакой переводчик, все понятно и без него. Молчаливый разговор кровной родни.
Есть такой всепланетный молчаливый язык: "друг", "враг", "хорошо", "плохо", "подойди", "не подходи". Я навел на лягушку тень, и лягушка молча сказала: "Плохо". Я пощекотал ее прутиком, и лягушка поежилась: "Не тронь!". Я стал тыкать прутиком в бок. "В-р-р-аг!" - сказала лягушка.
Все тут зависело от меня: не наведи я тень, не тычь палкой в бок, и лягушка сказала бы не "враг", а "друг". И сидели бы мы мирно на краю этого солнечного болотца, как соседи и земляки.
Деревья молчат, цветы и травы молчат, молчат бабочки, но обратись к ним, и они сразу откликнутся. Молча заговорят. И ты поймешь их без слов, как понимаешь очень близкого человека.
- Лютик ты едкий, куриная ты слепота, ну для чего ты цветешь?
И лютик ответит. И тебе станет стыдно за свой дурацкий вопрос.
10 а в г у с т а.
Он непременно появится, если случилось несчастье. Он знает места, где несчастья случаются чаще всего. У него на них какое-то сверхъестественное чутье!
Ночью выплескивались на берег тяжелые волны, выбрасывая на песок рыбу. Чуть свет он уже появился над берегом, и весь день скользила по песку его черная тень.
Мчатся по шоссе машины, давя неосторожных лягушек, мышей и змей - и черная тень его уже ползет по шоссе.
Где беда - там и он, черный коршун. На берегу, на шоссе, у проводов всегда есть добыча. Он знает, где надо искать. Он всегда появляется вовремя.
Он хватает малых и слабых, безошибочно узнает больных и калек и подбирает убитых.
Вот он снова тянет над лесом - большой, неуклюжий, трусливый. Темный вестник беды. Кому в этот раз его крылья закроют солнце?
16 а в г у с т а.
Что надо - не разглядишь, а что не надо - само в глаза лезет! Хорошие грибы попрятались, а поганые мухоморы нарочно выставились. Некого им бояться! Грибные комарики облетают, жуки обходят, слизни - не подползают! Мухомор есть мухомор. Ему не то что муху, ему и человека уморить недолго. Вот и торчит у всех на виду: люди не берут, звери не едят, птицы не клюют.
...И вижу расклеванный мухомор!
Поди дознайся: что за глупец? Все лето можно у гриба просидеть и никого не увидеть. Тут уж как повезет.
И повезло! Мелькнуло что-то пестрое, черно-белое. Выглядываю сорока. Скок, скок к мухомору, отломила кусочек красной шляпки и... проглотила! Отравилась. Сорока-самоубийца!
А она как ни в чем не бывало взлетела на елку и стала трещать: меня заметила. Долго трещала на елке, да потом еще провожала, по лесу перелетая сзади, и ничего плохого с нею не произошло. Может, сорока лечилась? Ведь даже сильный яд в малой дозе может действовать как лекарство. Скорее всего так и есть. Не родилась еще на свете сорока, которой бы жизнь надоела. Не из той эта птица породы. Она скорей сама всем в лесу жизнь отравит.
20 а в г у с т а.
Спускался с дерева паучок на паутинке. Из себя паутинку выматывал и спускался, как по канату. Я зацепил пальцем паутинную ниточку и хотел поднять паучка к глазам, чтобы его рассмотреть. Да не тут-то было!
Тяну паутинку вверх, а паук из себя паутину выматывает и опускается вниз! Я быстрее тяну, он быстрее выматывает. Я уже двумя руками тяну, как рыболов леску из зимней лунки, а паучок все равно опускается вниз! Это все равно, что клубок поднимать за нитку. Или катушку. Крутится, вертится, а ни с места!
Эге, думаю, этак я его до конца размотаю - а за что? За то, что он комаров и мух ловит, которые мне мешают? Несправедливо.
Отпустил паука: пусть бежит. Интересно, осталось у него еще паутины, чтобы новую сеть сплести? Не до конца же я его размотал?
ОСЕННИЕ РАДОСТИ
В чем-то осень схожа с весной: снова слышишь поющих птиц. Вновь цветут цветы. Бормочут по утрам косачи, барабанят дятлы. Но все это как-то не всерьез: вполголоса и вполцвета. Недолгое оживление перед долгим затишьем.
Птицы улетят, цветы завянут, зверьки спрячутся в норы, жуки бабочки, змеи, жабы укроются подо мхом, в земле, под валежинами. Осенние встречи с ними - это встречи перед расставанием.
Но ждут нас и новые встречи. Прилетят в лес зимние птицы: щуры, снегири, свиристели. Встретишь хохлатую кукшу или рябенькую кедровку. А повезет - так и сову полярную.
Не узнать стало старых знакомых: рыжие белки стали серыми, серые зайцы - белыми. У лосей рога выросли, белые куропатки наконец-то и взаправду стали белыми.
Много в лесу событий. Белки запасают грибы, полевки - зерна, водяная крыса картошки наворовала, бобры осин навалили. Поспели грибы и ягоды, созрели на елях и соснах шишки, а на березах и ольхах - сережки. Лес подготавливается к зиме.
1 с е н т я б р я.
Плиска подпустила на пять шагов, жаворонок на пятнадцать, кулик-перевозчик - на двадцать пять. Чибис - на сорок, кукушка - на шестьдесят, сарыч - на сто, кроншнеп - на сто пятьдесят, а журавль - на триста.
Так я узнал - и даже увидел - меру доверчивости разных птиц к человеку. Плиска в пять раз доверяет больше, чем кулик-перевозчик. А кулик-перевозчик в двенадцать раз больше, чем журавль. Наверное, потому, что человек в двенадцать раз опаснее для журавля, чем для кулика-перевозчика...
2 с е н т я б р я.
В лесу половодье грибов! Крошечные, с пуговку, и огромные, как зонты. Парочками, компаниями, стайками, толпами, шеренгами и зигзагами, кольцами и вереницами. В россыпь, кучками, гроздьями. Козырьками, этажами, ярусами. Под цвет опавших красных листьев осин, желтых листьев берез, бурых дубовых и зеленых ольховых. Лиловые, как чернила, и синие, как васильки. Белые, как снежинки, и черные, как угли. Со шляпками, похожими на тарелки, на блюдца, на вазочки и на рюмки. Полосатые, с пятнышками и с каемкой.
Грибы на земле, на валежинах, на пнях и деревьях. Под осинами, соснами, березами и елями. Грибы затопили лес!
3 с е н т я б р я.
Царевну-лягушку на белой кувшинке я еще летом видел. А сегодня встретил... жабьего короля! С белым пушистым перышком на макушке.
Король шагал раскорякой, и перо-султан виляло из стороны в сторону, словно король обмахивался веером. Перо было очень ему к лицу: пышный султан над золотым бессмысленным глазом. Непонятный и необъяснимый. Даже сказочный.
Необъяснимый, если бы рядом не был... курятник! Из него-то и шествовал жабий король. Там-то и прилипло к его голове куриное белое перышко.
10 с е н т я б р я.
Вспугнул на опушке одного за другим трех вальдшнепов. Лежали они на опавшем листе совершенно неразличимые. Один в трех шагах взлетел, и я успел пощупать ладонью лежку: теплая! Помета на лежке нет - значит, не всякий звериный нос по запаху его отыщет.
И все-таки беспокойная у вальдшнепов жизнь.
Самое опасное время - тяга. Летает вальдшнеп открыто, сам себя напоказ выставляет, да еще издали предупреждает охотника о своем приближении. Тянет с апреля и по июль; и все два месяца слышны по вечерам выстрелы, хоть охота давно и закрыта. С мая вальдшнепиха садится на яйца. Сидит на гнезде до последнего, надеясь на свою невидимую одежку. И каждый шорох близких шагов для нее - это шаги самой смерти. Потом беспомощные вальдшнепята, которых надо пасти и спасать! Два месяца непрерывных опасностей ночью и днем.
Кончились гнездовья и тяга - начинается линька. Птицы слабеют, прячутся, а хищники этим пользуются. Но вот уцелевшие вылиняли и окрепли. Некоторые петушки в сентябре снова начинают "тянуть" и вместе с самками вылетают к воде и на грязь. И снова их караулят охотники. Начинается так называемая "охота на грязи", "охота на воде", "охота на осенней тяге". А в конце сентября "охота на высыпках" - на пролетных птиц.
Октябрь. В средней полосе охота с легавой. Припоздалые вальдшнепы гибнут от неожиданных морозов и снегопадов: слабый клюв их не может проткнуть затвердевшую землю. А на юге ослабевших от перелета птиц ловят по ночам с фонарями. Ослепленные светом вальдшнепы жмутся к земле - и их накрывают сачком.
С ноября по февраль - зимовка. Охотники, хищники, сильные заморозки, большие снегопады. Все меньше и меньше спокойных мест: вырубают леса, прокладывают дороги, строят поселки. Все меньше и меньше вальдшнепов переживают зимовку. А впереди перелет на север за тысячи километров! А там все сначала...
Год жизни, 365 смертельно опасных дней.
15 с е н т я б р я.
В галочниках галки живут, в синичниках - синицы. А в скворечниках, понятно, скворцы. Все ясно и просто. Но в лесу редко бывает просто...
Знал я один скворечник, в котором жила... сосновая шишка! Она высовывалась из летка и шевелилась. Когда я подошел к скворечнику, шишка в летке задергалась и спряталась!
Я спрятался за дерево и стал ждать. Напрасно! Лесные секреты так походя не разгадывают. Лесные секреты прячутся за дожди и туманы, скрываются за болота и буреломы. Каждый за семью замками скрыт. И чтобы добраться, нужно терпение.
Но какое уж тут терпение, когда шишка в летке поворачивается, как живая!
Я взобрался на дерево. Скворечник по самый леток был набит сосновыми шишками! И ничего больше в нем не было. И живой шишки не оказалось: все лежат неподвижно. Я выбросил из скворечника шишки и сполз по дереву вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25