Скидки, аккуратно доставили
Поэтому каждый претворяет ее по своему, раскрывает ее своим ключом, творит вместе с вами. Поэтому она понятна всем, кто не утратил чувства жизни, того, что мы называем поэзией, музыкой, мечтой. А кроме всего, что я вам наговорил, и в вашу честь, и в защиту вот этих маленьких людей, которые тоже жаждут, но их презрительно сбрасывают со счетов и снисходительно поучают снобирующие критики, умалчивая конечно, что не будь этих маленьких -- и им нечем было бы жить -- кроме всего этого, у вас редкая удача: сразу найти свой собственный голос, свой жанр. Он прост и оригинален, трогает сердце и заставляет думать. Чего же больше?"
... Да и в самом деле казалось тогда, что в ее картинках -- весь смысл жизни, самое ценное. Жизнь была молодой, веселой и дерзкой, разрешение аккорда синезеленолиловых тонов -- достижение! О нем можно говорить до утра, и каждое утро рассветало надеждой на счастье -- хотя бы в сирени! -- а потом и в груди. Казалось так...
Ну что ж, теперь иначе. Это в молодости за каждым углом -действительно может быть счастье, поэтому интересно, не терпится заглянуть за этот угол, по дороге к нему надежды, увлечения, мечты, и с ними отправишься куда угодно: неизвестность притягивает, манит, обещает -- все и еще больше.
Теперь углы стали другими. Они заступают дорогу, вдвигаются, врезываются в путь, скрывают что-то, чего можно только бояться -- или знать, что за ними ничего не ждет. Еще одна утрата, может быть еще один отказ, еще лишняя усталость. На пути к ним желания не вырастают, а теряются, и от переоценки ценностей остается не много, и даже не жаль. Проще и спокойней. Хорошо бы и не заглядывать вовсе за углы, а остановиться, закрыть глаза -на прошлое и будущее тоже. Если уж говорить о желаниях -- так только об одном: чтобы подольше осталось вот, это, сегодняшнее: солнце, цветущий куст, или просто так... нет, это не апатия. Покой -- не бессилие. Просто минимум требований, но от них нельзя отказаться, на них нельзя терять права, в особенности, если -- нечего ждать, как теперь ...
-- А теперь мы свернем с дороги и пройдем прямо по меже вот к той рощице под лесом -- командует Викинг. -- Так будет напрямки к бауеру. Болотце у рощицы наверно уже подсохло, и там кстати, заброшенный домишко стоит. Только без колонн, кунингатютар, хотя есть крылечко с тумбочками. Стоит посмотреть, симпатично. Можно покурить и ободрать заодно куст сирени, раз она цветет.
Дорожка к рощице давно заросла. Тонкие березки, растущие бессильным букетом, но вот и больших две, раскидистых. Свежий запах озерка посреди болота, камыш. Низенький домишка с круглым чердачным окошком, повалившийся забор, между кольев поднимаются острые листья одичавших ирисов, отцветшая яблоня рядом, и совсем около дома -- кусты сирени и шиповника. Две пологие бетонированные площадки ведут уступами к запертой двери с выбитым сверху стеклом.
Очень далекое что-то тронуло за руку и повело вокруг дома. Да, как тогда -- заглянуть в щели между ставнями... одно окно бы тут, во всю ширину стены сделать... комнаты две с кухней, не больше... и сарай покосившийся тоже под березой есть, дом с садом, огородом, озеро для лебедей... Сколько они шли от города? Полчаса? Никто не живет, все разваливается...
Таюнь садится на каменную приступку у тумбочки, проводит рукой по согревшемуся бетону, обнимает, как друга.
-- Кунингатютар, я вижу, вы погибли. Тяга к земле неистребима. Усадебные инстинкты. Конюшни не хватает -- впрочем, на озере ваших лебедей развести можно.
Пани Ирена умно покачивает головой.
-- В самом деле, Таис... (она называет Таюнь по французски) -Поселиться хотя бы на лето -- все лучше, чем наш разбойный притон. Далеко только, но если достать велосипед... Фантастической дворничихой вряд ли удастся, в Германии все ферботен, но если найти хозяина ... ваш знакомый бауер, Юкку, наверно знает, кто он.
-- Можно и... купить? -- Таюнь сперва сама пугается такой дерзкой мысли и пытается оправдаться: -- Немцы ведь считают деньги еще по старому. Тысяча марок для них это тысяча, сумма, а для нас -- десять пачек сигарет.
-- Но все говорят, что нас переселят за океан -- а вы собираетесь на землю сесть в разоренной стране. Это довольно необычное сумасшествие, кунингатютар!
Таюнь устало опускает руки.
-- Во-первых, мне сына дождаться надо ... во-вторых, вы моего мужа не видали? С таким багажом, поверьте, за океан отправляться трудно... Здесь я его на подножный корм посажу ... и в -- третьих, старая эмиграция лет двадцать сидела на чемоданах, все вернуться собиралась... Нет, Викинг, лучше синицу в руках...
-- Для вашей усталости твердо сказано.
-- Но, Таис, простите за нескромный вопрос: как бы легко мы ни смотрели на сотни и тысячи марок даже, и если хозяин найдется, и согласится, то все таки же не за картон сигарет! Несколько тысяч наверняка будет стоить, ведь это кусок земли тоже, а как вы их сделаете?
-- Очень просто. У меня в лифчике зашито кольцо: полтора карата, чистый камень, без изъянов. Смешной маленький капиталец, всю войну храню. Сын одного ювелира у меня верхом катался, и когда началась война, сказал, чтобы купила что нибудь, что всегда имеет цену, он мне выберет и уступку по дружбе сделает. А я последнего жеребенка тогда продала как раз, ну и вот ... Тогда кольцо стоило сотни, а теперь -- тысячи ... может быть, для американцев можно будет нарисовать что нибудь, Викинг? Может быть Разбойник даст авансом, потом отработаю? И в конце концов -- если действительно эмигрировать потом, так хоть за какие нибудь деньги и продать можно, а пока...
-- Безумные идеи и такие же люди меня всегда привлекали, кунингатютар... Сумасшествуйте, моя поддержка вам обеспечена.
* * *
Так и началось. Да, бауер знал. Домик лесничий выстроил давно, для охоты, уток тут было много и вообще дичь. Теперь он умер, а вдова его на старой квартире в городе живет. Сын кажется в плену или погиб, а дочь работает где то. Участок за домом небольшой -- два тагеверка, пожалуй, озерко тоже, болотце осушить надо, дренаж проложить -- кто это делать будет? И к чему это ауслендерам?
-- У меня у самой усадьба была -- твердо сказала Таюнь. -- Там, на севере -- за Восточной Пруссией.
Восточной Пруссии в Баварии не любили, так и называли "свинские пруссаки", но Балтика -- совсем непонятно, а твердый выговор балтийцев сразу связывал их с Пруссией. Для крестьян же пусть и беженец, но хозяин в прошлом звучал убедительнее.
... В окне с кухонными занавесками до половины стекол виднелась только верхушка чахлого куста бузины, и косая половина обрушенного дома рядом. А ведь в охотничьем домике сирень цветет, травой пахнет! Но хозяйки живут здесь -- среди старомодной добротной мебели с лоском не одного десятка лет. На буфете -- багровые бока глиняных яблок на чугунном блюде, и корзиночка альпийских фиалок из воска. С них тщательно стирается пыль -- и все таки они пахнут пыльным городским запахом унылой жизни. Хозяйка -- недоверчивая, болезненная старушка. Она не заглядывала на это болото даже и когда муж был жив, там только он со своими друзьями -- охотниками бывал ... Сдать в аренду? Продать? Нет-нет, сейчас не такое время... ничего нельзя знать, и может быть никаких таких сделок заключать не разрешается, чтобы продавать имущество, тем более иностранцам...
Но зато дочь: деловитая, бойкая, соображает быстро. Ее "военный жених" только что вернулся, он радиомеханик, может мастерскую открыть, только немного денег нужно, и со свадьбой поторопиться лучше... Какой то там клочок земли на болоте, разваливающийся домишко -- кому это нужно? Девочкой отец взял ее с собой как то, так комары искусали так, что больше никогда... только продать, конечно, и никакой аренды .А вот насчет цены...
Цена вырабатывалась целый вечер, потому что двойная: по официальному договору у нотариуса 45 пфеннигов за квадратный метр, два тагеверка -- две трети гектара -- пять тысяч марок. В неофициально составленной бумажке перечислялась поставка на свадьбу: кофе, жиры, сахар, мука, какао, шпек. На это еще тысячи четыре. Но Разбойник загнал кольцо за десять тысяч: хватило.
-- Два тагеверка -- это по нашему -- два пурных места! Ай да Ди-Пи! Помещицей заделалась! Лягушек разводить там будете -- а ведь это идея, французов здесь достаточно, они лягушек едят. Следующий раз, когда корову покупать буду, пригоню ее вам, подкормиться на свежей траве, и кроме того ... операции легче делать, и вам сразу доход. А рыбу ловить в озерке можно? Если есть, то есть?
-- Я туда лебедей пущу ...
-- Лебединое озеро, дорогая, это балет! Может быть, еще замок там выстроите, раз уж развалина имеется?
-- Совсем не развалина -- только крыша протекает, и окна одно безобразие, гляделки, а не окна, но зато электричество есть -- удивительно.
-- В своем доме, говорят, и стенки помогают, а если под крышу зонтик подставить... у меня есть один, совсем немного дырявый, я вам пожертвую ...
-- Скажите Сашке-вору, чтобы вам джип свистнул, сообщение наладить на ваши чортовы кулички! -
-- комментарии друзей, качающих головами. Свихнулась женщина, что поделаешь!
Сообщение налаживалось с трудом, как и все остальное. Сперва Таюнь нажимала на педали старенького велосипеда, подвязывая его иногда веревочками, особенно перегруженный багажник. Устройство "усадьбы" шло толчками самых невероятных сюрпризов, развлекались все знакомые и друзья. Интересно все таки: совсем ненужная вещь превращается прямо в драгоценность: кусок стекла, банка краски, старый шкаф -- а о том, что из развалин натаскивалось, и говорить нечего: фрау Урсула разрешила сперва в углу двора свалить, пока нашли грузовик для перевозки кирпичей, балок, жести какой то. И чего только не бывает в наше сумасшедшее время -- забавно просто!
-------
11
Еще два-три года -- крохотные черточки на той стене Дома Номер Первый -- помните? -- с которой началось. Их совсем не видно -- как прокатившихся капель дождя на штукатурке, совсем еще новой. Может быть, легкая тень только, скольких дней, из которых запомнились немногие? -- Мысли, с которыми встаешь утром -- и ложишься вечером; старания, заботы, разочарования и надежды, осколочки мечты, счастья, тоски -- жизнь, каждодневная жизнь нескольких лет -- каждого из нас.
* * *
Демидова уже года два, как переехала в лагерь ди-пи под городом, и живет в чистенькой комнатке около амбулатории. Работает за жалованье в лагерной канцелярии: запись желающих на всевозможные курсы, ремесленные и технические. Учатся там немногому, но для переселения помогает, а ей интересны встречи с людьми.
После девальвации германской марки жизнь начала налаживаться. Черный рынок еще существует, но больше для золота и долларов. Американские сигареты перестали быть денежной единицей, и превратились просто в товар, который можно покупать из под полы дешевле. На немецком рынке стало появляться почти все: материи и мясо, ликеры и посуда. Продовольственные карточки отменены. Заводы и фабрики, хотя бы мыльного порошка, перестали взрываться. План Моргентау о превращении Германии в картофельное поле отменен, в силу вошел план Маршалла -- о восстановлении. Развалины убираются. Повсюду крохотные мастерские -- кое как собираются материалы из еще не уничтоженных военных запасов или разгромленных свалок. Главный капитал предпринимателей -оптимизм и упорная работа -- самое необходимое, в сущности, для жизни.
Комнатка Демидовой убрана белым и оливково-пятнистым парашютным шелком, наследие Разбойника: белая занавеска с зеленой шторой на окне, зеленое покрывало на койке, унылый лагерный шкаф покрашен белой масляной краской, к выбеленным стенам прикреплены букеты из сосновых веток. Есть даже несколько странное сооружение, гордо называемое письменным столом, и над ним висит на стене стеклянный ящичек с бабочками -- подарок читателя -- энтомолога, перед отъездом.
Да, эмиграция за океан действительно началась. В канцеляриях ИРО задаются бесчисленные вопросы, пишутся такие же бесконечные анкеты, достаются "эффидевиты", и идет порядочная спекуляция "легкими". "Легкие" -это рентгеновский снимок их -- без пятен. Оказалось, что у многих не только пятна на совести, о которых они сами то знают, -- но и на легких, о чем искренно не подозревали всю жизнь. А иногда простуда, случившаяся лет двадцать или тридцать тому назад оставила после себя пятно, по которому совершенно невозможно разобрать -- туберкулез это, или нет. Жену, мужа, родителей или ребенка нужно поэтому "отставить" от эмиграции на испытательный срок. От этого часто разбиваются семьи, заключаются фиктивные браки (впрочем, и по другим причинам); за легкие без пятен -- платят, хотя не так уж много. По новым предписаниям пребывание в армии -- любой -- тоже не считается уже преступлением -- выдачи прекратились (несколько американских журналистов, во главе с Элеонорой Рузвельт и Юджином Лайонсом, подняли наконец кампанию в печати, и параграф Ялтинского договора о выдаче был обойден: американские власти стали смотреть сквозь пальцы, а умудренные ди-пи -- врать еще вдохновеннее). Не считается также больше преступлением родиться в Киеве или Смоленске -- "старая эмиграция" упала в цене. Интеллигентные профессии, в особенности актеры, журналисты, профессора -большой минус, усугубляемый еще и возрастом. Выше всего ценятся мускулы и техника, до-тридцатилетняя молодость и... дети: семья с детьми -- надежный элемент, который пойдет на все, чтобы пробить себе дорогу.
Толпы серых людей в серых коридорах, тщетно старающихся объяснить что-то малопонимающим чиновникам; люди запуганы собственным враньем, к которому их вынудили, сбиты с толку непониманием, и не имеют ни малейшего представления о тех странах, куда они стремятся по принципу: куда легче попасть. Главное -- уехать. Главное -- начать какую то жизнь, где то. Оставаться -- страшно.
Но громоздкий, ультра-бюрократический, чрезвычайно усложненный аппарат по эмиграции все таки работает, громыхая предписаниями, которые меняются каждые несколько месяцев, цепляясь за все по пути, в том числе и за собственные винтики, перемалывая номера анкет -- и несмотря на все бремя многолетних ожиданий, несправедливости и глупости -- делая беспримерное в истории человечества дело -- расселение по заокеанским странам нескольких миллионов беженцев из разгромленной Европы, и содержание их до этого в лагерях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
... Да и в самом деле казалось тогда, что в ее картинках -- весь смысл жизни, самое ценное. Жизнь была молодой, веселой и дерзкой, разрешение аккорда синезеленолиловых тонов -- достижение! О нем можно говорить до утра, и каждое утро рассветало надеждой на счастье -- хотя бы в сирени! -- а потом и в груди. Казалось так...
Ну что ж, теперь иначе. Это в молодости за каждым углом -действительно может быть счастье, поэтому интересно, не терпится заглянуть за этот угол, по дороге к нему надежды, увлечения, мечты, и с ними отправишься куда угодно: неизвестность притягивает, манит, обещает -- все и еще больше.
Теперь углы стали другими. Они заступают дорогу, вдвигаются, врезываются в путь, скрывают что-то, чего можно только бояться -- или знать, что за ними ничего не ждет. Еще одна утрата, может быть еще один отказ, еще лишняя усталость. На пути к ним желания не вырастают, а теряются, и от переоценки ценностей остается не много, и даже не жаль. Проще и спокойней. Хорошо бы и не заглядывать вовсе за углы, а остановиться, закрыть глаза -на прошлое и будущее тоже. Если уж говорить о желаниях -- так только об одном: чтобы подольше осталось вот, это, сегодняшнее: солнце, цветущий куст, или просто так... нет, это не апатия. Покой -- не бессилие. Просто минимум требований, но от них нельзя отказаться, на них нельзя терять права, в особенности, если -- нечего ждать, как теперь ...
-- А теперь мы свернем с дороги и пройдем прямо по меже вот к той рощице под лесом -- командует Викинг. -- Так будет напрямки к бауеру. Болотце у рощицы наверно уже подсохло, и там кстати, заброшенный домишко стоит. Только без колонн, кунингатютар, хотя есть крылечко с тумбочками. Стоит посмотреть, симпатично. Можно покурить и ободрать заодно куст сирени, раз она цветет.
Дорожка к рощице давно заросла. Тонкие березки, растущие бессильным букетом, но вот и больших две, раскидистых. Свежий запах озерка посреди болота, камыш. Низенький домишка с круглым чердачным окошком, повалившийся забор, между кольев поднимаются острые листья одичавших ирисов, отцветшая яблоня рядом, и совсем около дома -- кусты сирени и шиповника. Две пологие бетонированные площадки ведут уступами к запертой двери с выбитым сверху стеклом.
Очень далекое что-то тронуло за руку и повело вокруг дома. Да, как тогда -- заглянуть в щели между ставнями... одно окно бы тут, во всю ширину стены сделать... комнаты две с кухней, не больше... и сарай покосившийся тоже под березой есть, дом с садом, огородом, озеро для лебедей... Сколько они шли от города? Полчаса? Никто не живет, все разваливается...
Таюнь садится на каменную приступку у тумбочки, проводит рукой по согревшемуся бетону, обнимает, как друга.
-- Кунингатютар, я вижу, вы погибли. Тяга к земле неистребима. Усадебные инстинкты. Конюшни не хватает -- впрочем, на озере ваших лебедей развести можно.
Пани Ирена умно покачивает головой.
-- В самом деле, Таис... (она называет Таюнь по французски) -Поселиться хотя бы на лето -- все лучше, чем наш разбойный притон. Далеко только, но если достать велосипед... Фантастической дворничихой вряд ли удастся, в Германии все ферботен, но если найти хозяина ... ваш знакомый бауер, Юкку, наверно знает, кто он.
-- Можно и... купить? -- Таюнь сперва сама пугается такой дерзкой мысли и пытается оправдаться: -- Немцы ведь считают деньги еще по старому. Тысяча марок для них это тысяча, сумма, а для нас -- десять пачек сигарет.
-- Но все говорят, что нас переселят за океан -- а вы собираетесь на землю сесть в разоренной стране. Это довольно необычное сумасшествие, кунингатютар!
Таюнь устало опускает руки.
-- Во-первых, мне сына дождаться надо ... во-вторых, вы моего мужа не видали? С таким багажом, поверьте, за океан отправляться трудно... Здесь я его на подножный корм посажу ... и в -- третьих, старая эмиграция лет двадцать сидела на чемоданах, все вернуться собиралась... Нет, Викинг, лучше синицу в руках...
-- Для вашей усталости твердо сказано.
-- Но, Таис, простите за нескромный вопрос: как бы легко мы ни смотрели на сотни и тысячи марок даже, и если хозяин найдется, и согласится, то все таки же не за картон сигарет! Несколько тысяч наверняка будет стоить, ведь это кусок земли тоже, а как вы их сделаете?
-- Очень просто. У меня в лифчике зашито кольцо: полтора карата, чистый камень, без изъянов. Смешной маленький капиталец, всю войну храню. Сын одного ювелира у меня верхом катался, и когда началась война, сказал, чтобы купила что нибудь, что всегда имеет цену, он мне выберет и уступку по дружбе сделает. А я последнего жеребенка тогда продала как раз, ну и вот ... Тогда кольцо стоило сотни, а теперь -- тысячи ... может быть, для американцев можно будет нарисовать что нибудь, Викинг? Может быть Разбойник даст авансом, потом отработаю? И в конце концов -- если действительно эмигрировать потом, так хоть за какие нибудь деньги и продать можно, а пока...
-- Безумные идеи и такие же люди меня всегда привлекали, кунингатютар... Сумасшествуйте, моя поддержка вам обеспечена.
* * *
Так и началось. Да, бауер знал. Домик лесничий выстроил давно, для охоты, уток тут было много и вообще дичь. Теперь он умер, а вдова его на старой квартире в городе живет. Сын кажется в плену или погиб, а дочь работает где то. Участок за домом небольшой -- два тагеверка, пожалуй, озерко тоже, болотце осушить надо, дренаж проложить -- кто это делать будет? И к чему это ауслендерам?
-- У меня у самой усадьба была -- твердо сказала Таюнь. -- Там, на севере -- за Восточной Пруссией.
Восточной Пруссии в Баварии не любили, так и называли "свинские пруссаки", но Балтика -- совсем непонятно, а твердый выговор балтийцев сразу связывал их с Пруссией. Для крестьян же пусть и беженец, но хозяин в прошлом звучал убедительнее.
... В окне с кухонными занавесками до половины стекол виднелась только верхушка чахлого куста бузины, и косая половина обрушенного дома рядом. А ведь в охотничьем домике сирень цветет, травой пахнет! Но хозяйки живут здесь -- среди старомодной добротной мебели с лоском не одного десятка лет. На буфете -- багровые бока глиняных яблок на чугунном блюде, и корзиночка альпийских фиалок из воска. С них тщательно стирается пыль -- и все таки они пахнут пыльным городским запахом унылой жизни. Хозяйка -- недоверчивая, болезненная старушка. Она не заглядывала на это болото даже и когда муж был жив, там только он со своими друзьями -- охотниками бывал ... Сдать в аренду? Продать? Нет-нет, сейчас не такое время... ничего нельзя знать, и может быть никаких таких сделок заключать не разрешается, чтобы продавать имущество, тем более иностранцам...
Но зато дочь: деловитая, бойкая, соображает быстро. Ее "военный жених" только что вернулся, он радиомеханик, может мастерскую открыть, только немного денег нужно, и со свадьбой поторопиться лучше... Какой то там клочок земли на болоте, разваливающийся домишко -- кому это нужно? Девочкой отец взял ее с собой как то, так комары искусали так, что больше никогда... только продать, конечно, и никакой аренды .А вот насчет цены...
Цена вырабатывалась целый вечер, потому что двойная: по официальному договору у нотариуса 45 пфеннигов за квадратный метр, два тагеверка -- две трети гектара -- пять тысяч марок. В неофициально составленной бумажке перечислялась поставка на свадьбу: кофе, жиры, сахар, мука, какао, шпек. На это еще тысячи четыре. Но Разбойник загнал кольцо за десять тысяч: хватило.
-- Два тагеверка -- это по нашему -- два пурных места! Ай да Ди-Пи! Помещицей заделалась! Лягушек разводить там будете -- а ведь это идея, французов здесь достаточно, они лягушек едят. Следующий раз, когда корову покупать буду, пригоню ее вам, подкормиться на свежей траве, и кроме того ... операции легче делать, и вам сразу доход. А рыбу ловить в озерке можно? Если есть, то есть?
-- Я туда лебедей пущу ...
-- Лебединое озеро, дорогая, это балет! Может быть, еще замок там выстроите, раз уж развалина имеется?
-- Совсем не развалина -- только крыша протекает, и окна одно безобразие, гляделки, а не окна, но зато электричество есть -- удивительно.
-- В своем доме, говорят, и стенки помогают, а если под крышу зонтик подставить... у меня есть один, совсем немного дырявый, я вам пожертвую ...
-- Скажите Сашке-вору, чтобы вам джип свистнул, сообщение наладить на ваши чортовы кулички! -
-- комментарии друзей, качающих головами. Свихнулась женщина, что поделаешь!
Сообщение налаживалось с трудом, как и все остальное. Сперва Таюнь нажимала на педали старенького велосипеда, подвязывая его иногда веревочками, особенно перегруженный багажник. Устройство "усадьбы" шло толчками самых невероятных сюрпризов, развлекались все знакомые и друзья. Интересно все таки: совсем ненужная вещь превращается прямо в драгоценность: кусок стекла, банка краски, старый шкаф -- а о том, что из развалин натаскивалось, и говорить нечего: фрау Урсула разрешила сперва в углу двора свалить, пока нашли грузовик для перевозки кирпичей, балок, жести какой то. И чего только не бывает в наше сумасшедшее время -- забавно просто!
-------
11
Еще два-три года -- крохотные черточки на той стене Дома Номер Первый -- помните? -- с которой началось. Их совсем не видно -- как прокатившихся капель дождя на штукатурке, совсем еще новой. Может быть, легкая тень только, скольких дней, из которых запомнились немногие? -- Мысли, с которыми встаешь утром -- и ложишься вечером; старания, заботы, разочарования и надежды, осколочки мечты, счастья, тоски -- жизнь, каждодневная жизнь нескольких лет -- каждого из нас.
* * *
Демидова уже года два, как переехала в лагерь ди-пи под городом, и живет в чистенькой комнатке около амбулатории. Работает за жалованье в лагерной канцелярии: запись желающих на всевозможные курсы, ремесленные и технические. Учатся там немногому, но для переселения помогает, а ей интересны встречи с людьми.
После девальвации германской марки жизнь начала налаживаться. Черный рынок еще существует, но больше для золота и долларов. Американские сигареты перестали быть денежной единицей, и превратились просто в товар, который можно покупать из под полы дешевле. На немецком рынке стало появляться почти все: материи и мясо, ликеры и посуда. Продовольственные карточки отменены. Заводы и фабрики, хотя бы мыльного порошка, перестали взрываться. План Моргентау о превращении Германии в картофельное поле отменен, в силу вошел план Маршалла -- о восстановлении. Развалины убираются. Повсюду крохотные мастерские -- кое как собираются материалы из еще не уничтоженных военных запасов или разгромленных свалок. Главный капитал предпринимателей -оптимизм и упорная работа -- самое необходимое, в сущности, для жизни.
Комнатка Демидовой убрана белым и оливково-пятнистым парашютным шелком, наследие Разбойника: белая занавеска с зеленой шторой на окне, зеленое покрывало на койке, унылый лагерный шкаф покрашен белой масляной краской, к выбеленным стенам прикреплены букеты из сосновых веток. Есть даже несколько странное сооружение, гордо называемое письменным столом, и над ним висит на стене стеклянный ящичек с бабочками -- подарок читателя -- энтомолога, перед отъездом.
Да, эмиграция за океан действительно началась. В канцеляриях ИРО задаются бесчисленные вопросы, пишутся такие же бесконечные анкеты, достаются "эффидевиты", и идет порядочная спекуляция "легкими". "Легкие" -это рентгеновский снимок их -- без пятен. Оказалось, что у многих не только пятна на совести, о которых они сами то знают, -- но и на легких, о чем искренно не подозревали всю жизнь. А иногда простуда, случившаяся лет двадцать или тридцать тому назад оставила после себя пятно, по которому совершенно невозможно разобрать -- туберкулез это, или нет. Жену, мужа, родителей или ребенка нужно поэтому "отставить" от эмиграции на испытательный срок. От этого часто разбиваются семьи, заключаются фиктивные браки (впрочем, и по другим причинам); за легкие без пятен -- платят, хотя не так уж много. По новым предписаниям пребывание в армии -- любой -- тоже не считается уже преступлением -- выдачи прекратились (несколько американских журналистов, во главе с Элеонорой Рузвельт и Юджином Лайонсом, подняли наконец кампанию в печати, и параграф Ялтинского договора о выдаче был обойден: американские власти стали смотреть сквозь пальцы, а умудренные ди-пи -- врать еще вдохновеннее). Не считается также больше преступлением родиться в Киеве или Смоленске -- "старая эмиграция" упала в цене. Интеллигентные профессии, в особенности актеры, журналисты, профессора -большой минус, усугубляемый еще и возрастом. Выше всего ценятся мускулы и техника, до-тридцатилетняя молодость и... дети: семья с детьми -- надежный элемент, который пойдет на все, чтобы пробить себе дорогу.
Толпы серых людей в серых коридорах, тщетно старающихся объяснить что-то малопонимающим чиновникам; люди запуганы собственным враньем, к которому их вынудили, сбиты с толку непониманием, и не имеют ни малейшего представления о тех странах, куда они стремятся по принципу: куда легче попасть. Главное -- уехать. Главное -- начать какую то жизнь, где то. Оставаться -- страшно.
Но громоздкий, ультра-бюрократический, чрезвычайно усложненный аппарат по эмиграции все таки работает, громыхая предписаниями, которые меняются каждые несколько месяцев, цепляясь за все по пути, в том числе и за собственные винтики, перемалывая номера анкет -- и несмотря на все бремя многолетних ожиданий, несправедливости и глупости -- делая беспримерное в истории человечества дело -- расселение по заокеанским странам нескольких миллионов беженцев из разгромленной Европы, и содержание их до этого в лагерях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38