- Ух, как мы заговорили, - обрадовалась бабуля, закидывая ногу на ногу, - уже и партнеров своих сдавать приготовился? А сначала малой кровью думал отделаться… А скажи-ка мне, милый друг, как ты тут собрался развести пыточный застенок? Кто пытал членов преступной группировки «Кровавого антиквара», которых ты так жаждешь сдать властям?
- Откуда я знаю, - пожал плечами Зямочка, - кто их, этих преступников разберет, может, не поделили что-нибудь и бросились друг друга кромсать… - бабуля начала медленно звереть, это было хорошим признаком, кажется перевес снова на нашей стороне. Я слушала их, затаив дыхание. Разговор Зямочки с бабулей походил на дружескую партию чемпионов мира по пинг-понгу - только и успеваешь глазами шнырять: налево-направо, налево-направо.
И все бы ничего, но тут Димка снова прыгнул на Женю. Насколько я теперь понимаю, он пришел в себя довольно давно и все выжидал удобного момента, наблюдая, как изрядно помятый Женя отползает к батарее. На этот раз Димка схватил бедняжку за шею и принялся душить. Я обреченно закатила глаза, поражаясь сообразительности нашего друга. Ведь если бы еще в первый раз он прыгнул на Зямочку…
Пока картина складывалась такая. Димка катался по полу с Женей, который понял, что или ему сейчас придет конец, или надо сопротивляться, и стал неумело, но отчаянно отбрыкиваться. Мордовороты во главе с Переваловым, судя по всему, больше не считали себя обязанными их разнимать, а молча ждали, когда этот бардак закончится.
- Научу тебя, - отдувался Димка, - как надо обращаться с женщинами!
- Пятнадцать тысяч! - выкрикивал Женя, - на кону стояло пятнадцать тысяч!
- Десять, - проворно вставлял Зямочка.
- Но, - пускался было выяснять, куда подевались еще пять тысяч Женя, и падал, сраженный мощным Димкиным хуком. Но тут же ловчился, вцеплялся Димке в ноги и тот летел на пол, как стреноженный конь.
В конце концов, оба бойца повисли друг на друге и, тесно прижавшись, провальсировали через всю комнату, подтанцевали к елке, запутались в ней и улетели в наш прославленный буфет. А ведь, надо сказать, что за последние несколько дней этот бедный буфет и так многое перенес. Сначала его заволакивали в полуразрушенный дом (кстати, надо поинтересоваться у Александра Александровича, каким образом), потом его вытаскивали из развалин дома и тащили домой к нам, потом выносили и оттуда, волокли к Димке, а там подвергали всяческим издевательствам и унижениям. Отвратный монстр дышал на ладан. Последнее испытание оказалось ему не по силам.
Загремели доски, посыпались стекла и буфет приказал долго жить. Так было уничтожено великолепное произведение рук мастера Рукавишникова.
Пока Димка с Женей слабо шевелились в обломках буфета, бразды правления взял в свои руки Перевалов.
- Хватит, - скривился он, - с чего вы оба вообще решили, что мне и ребятам нужна общенародная известность? На хрена она нам? Когда мы нанимались к Василию Геннадьевичу, речь шла только о деньгах!
- А их я парням плачу достаточно, - обрадовался Зямочка.
- Дъю вдвъе, - выпалил Александр Александрович и вскочил с пола.
- Не понял, - повернулся к нему Перевалов.
- Он говорит, что дает двойную ставку, - объяснила ему бабуля, - и работать, дружок, будешь на нормального человека, а не на это пугало.
- В натуре, - заверил Перевалова Александр Александрович.
Парни погрузились в глубокие раздумья, но было понятно, что теперь всем лежать на полу без надобности. Евгений Карлович, Пашка, я и Аполлон приняли вертикальное положение, и стало видно, как в комнате много народу.
Зямочка рванулся было к выходу, но с одной стороны на его плечо легла пудовая рука Аполлона, а с другой - Димки.
- Ну что? - просияла бабуля, - оформляем арест и изъятие ценного произведения искусства?
Приложение № 31. Список вещей, обнаруженных нами в обломках буфета через сорок минут, когда мы немного пришли в себя
1. Антикварные серьги с цветными бриллиантами (четыре желтоватых камня, два - розоватых, вторая половина XVIII века);
2. Коллекция русских монет (от XVII до XIX века);
3. Этюд «Бурное море», И. К. Айвазовский, масло;
4. Икона «Троица», XVI век;
5. Золотое кольцо с изумрудом;
6. Майонезная банка со старой белой краской (пока мы не решили твердо - это замаскированный тайник с очередной ценностью или просто банка с засохшими белилами).
Глава тридцать вторая, она же эпилог
- Церемония передачи шедевра прошла в теплой, дружественной обстановке. Евгений Карлович Цимерман выразил надежду, что подобного больше никогда не повторится, - тут диктора на экране сменил подтянутый Евгений Карлович в элегантном смокинге, держащий под руку блистательную бабулю в шикарном вечернем платье цвета спелой вишни.
- В наше время тотальной урбанизации мы совершенно разучились общаться, - задушевно вещал с экрана Евгений Карлович, - двум людям, разделенным океаном, иногда трудно понять друг друга. Но существует нечто, что находится над государственными границами и вероисповедании - это волшебство истинного искусства. Мне отрадно, что для нас существует и всегда будет существовать этот универсальный язык. Для человека, который…
- Всех, - бабуля поморщилась и вырубила у телевизора звук, - всех заболтал так, что народ сутки потом в себя прийти не мог.
После того, как мы обнаружили «Автопортрет» Яичкина в разбитом буфете, прошла неделя. Этого несерьезного отрезка времени хватило на то, чтобы танцы вокруг «Автопортрета» Рембрандта закрутились нешуточные. Бабуля с Евгением Карловичем целыми днями пропадали в каких-то фондах, прожигали жизнь на презентациях и давали пространные интервью. Эксклюзив, разумеется, был у меня. На правах родственницы я проинтервьюировала Евгения Карловича, бабулю, Перевалова и даже Александра Александровича (хоть с двумя последними, к счастью, нас не связывало никакое родство, от интервью ни тот, ни другой не отказался) - все эти тексты отрывали с руками.
- Люди должны воодушевляться, - бодро проговорил Евгений Карлович, - люди должны знать, что о них кто-то думает. Даже такой отвратный и занудный старикашка, как я. Отсалютуем же, - Евгений Карлович пошарил глазами по столу, но там царил первозданный хаос, - э-э-э… вареной морковкой, - он аккуратно откусил от вареной морковки кусочек и почти не скривился, - за окончание нашего многотрудного дела.
Вообще- то мы с Катериной честно собирались накрыть огромную поляну, чтобы отметить наше избавление от буфета, Яичкина, Рембрандта и Зямочки должным образом. Мы даже вчера составили огромный список продуктов, которые надо закупить для праздника. Но Катерине пришлось срочно бежать на работу и вести какие-то переговоры, а мне позвонила Светка. Начальница была сурова. Сначала она с отвратительным сарказмом поинтересовалась, не хочу ли я узнать, какая тема у следующего номера «Современной женщины» (название своего журнала Светка всегда произносила со священным трепетом), а когда я призналась что да, очень хочу, разразилась длинной тирадой. Мол, у нее горит план, писать некому, я непонятно куда запропастилась, Николай Аполинарьевич сидит у нее на голове третьи сутки и проел там плешь, Машка заболела, корректоры правят «Дао Любви» на «да, о любви», фоторедакторы сожрали весь бюджет номера на крошечную картинку, потому что заказали ее парагвайскому агентству…
- Так и знай, если ты к завтрашнему утру не пришлешь мне что-нибудь сногсшибательное, я распну тебя на городской стене, - отрезала мне все пути к отступлению Светка и дала отбой.
Пришлось в срочном порядке забить на праздничный стол и всю ночь ваять статью про правила соблазнительницы. Получилось не так шикарно, как у бабули, но тоже вполне сносно. Сегодня утром Светка вытащила меня из постели, сдержанно поблагодарила и на ближайшую неделю отпустила мне все редакционные грехи.
Короче, в магазин мы с Катериной выбрались только под вечер, а когда подвалили бабуля с Евгением Карловичем и Димка, приготовления были в самом разгаре. Мы усадили Евгения Карловича резать огурцы, отправили Димку с Пашкой за персиками для пирога, выдали бабуле большую пепельницу и включили телевизор. Там как раз начались новости. После сообщений о плановых поездках президентов и урожаях огурцов, наконец-то начался сюжет про нас. Евгений Карлович, и правда, был в ударе: не знаю, как телевизионщики сумели порезать его полуторачасовой монолог в краткое трехминутное выступление, но бабуля уверяет, что их редактор лично обещал ей повеситься на ближайшем дереве.
- Расселись, - Пашка влетел на кухню (разумеется, в ботинках, по-другому входить на кухню он не умел), грохнул персики в раковину и уселся на стол, рассеянно поедать сыр, который пугающими ломтями кромсала Катерина. Димка скромно топтался у входа и поглядывал на Катерину так, словно готовился запеть: «Полюбил девчонку я курносую, // Только зря ее, наверно, полюбил, // Закурю-ка, что ли, папиросу, // Никогда я, братцы, не курил…».
- Ты нашел свой галстук? - грозно спросила я Пашку, подсовывая ему вместо сыра вареную морковку.
- Ну, - смутился Пашка, так, что не заметил подмены, - ну… я найду. Скоро.
- Готов спорить на десять баксов, - заложил друга Димка, - что он сам этот галстук и припрятал. Под линолеумом. Изрезал в капусту и припрятал.
- Павел, - Евгений Карлович укоризненно взглянул на моего дорогого супруга, - галстук - это лицо настоящего мужчины.
После телевизионных выступлений и интервью в прессе Евгений Карлович был на коне. Сеть его магазинов получила такую мощную рекламу, что теперь стало модным украшать свое жилище антиквариатом «От Цимермана». Левушка уже стал подумывать, как бы переименовать всю сеть в «У Цимермана», но Евгений Карлович сопротивлялся этому как тигр, заявляя, что никогда его любимое детище не будет называться, как какая-нибудь приморская забегаловка.
- Вам-то легко, а видели бы вы то лицо, которое мы с Галкой прикупили… - вздохнул Пашка, с тоской оглядывая Евгения Карловича. Тот выглядел так, словно собрался на прием к английской королеве: костюм сидит как влитой: рубашка, галстук, запонки, - все идеально гармонирует и навевает мысли о высшем обществе и о том, что тебе лично туда никогда не попасть.
Томление дорогого супруга можно было понять. Отродясь бедняга не носил галстуков и прочей дряни, а тут, надо же, пришлось. Дело в том, что за последнюю неделю Пашка как-то незаметно стал большим начальником и покрыл себя славой. Сначала Пашку хотели уволить за трехдневный прогул, но потом прикрыли его неотгулянным отпуском. А все почему? Потому что Александр Александрович направил в контору дорогого супруга заказ на поставку крупной партии компьютеров для его колбасного производства. Пашкины боссы возликовали (биться за такой заказ можно годами), а потому совсем не возражали, когда Александр Александрович заявил, что в качестве ответственного за все работы он хочет видеть только Пашку. Так что моя лучшая половина внезапно вырос по карьерной лестнице. Тут-то и пришла пора галстуков, мы даже купили ему один. Только вот незадача, тут же потеряли.
На волне всеобщей искусствоведческой истерии Светка заточила следующий номер «Современной женщины» под высокое искусство и его тайны. Макет получился шикарный, с блондинистой красоткой на обложке, в одной руке держащей палитру, а в другой - четыре кисти. После долгих мучений и трех бессонных ночей Светка оформила Николая Аполлинарьевича к нам в штат, определив его курьером. Теперь наш контактер с неизведанными мирами по утрам разносит пакеты, днем два раза обедает, а с просьбами напечатать его опусы пристает к Светке только вечером.
Перевалов, а так же вся его команда (кроме, разумеется Жени), стали настоящими героями. Я плакала от умиления, читая в газетах их пламенные речи про «служение Родине, вечные ценности и людей, в которых еще остались элементарные понятия о честности и порядочности». Как и предсказывала бабуля, наградами их увешали как рождественские елки игрушками, так, что новые ордена и нацепить-то некуда. Перевалов со своими парнями несколько ошалел от свалившейся на них славы, а потому вот уже неделю они отказываются принимать участие даже в мелком мошенничестве, повиснув на Александре Александровиче бесполезным, но очень честным и идейным грузом.
От потери буфета мы с Пашкой оправились, с трудом, конечно, но оправились. Тем более что неделю назад они с Димкой приволокли домой с помойки здоровенный комод. На описываемый момент никто не спешил предъявлять на него свои права, так что я протерла эту громадину мебельной полиролью и свалила туда все свои студенческие записи.
Александр Александрович стал говорить заметно медленней, так что понимаю я его стала значительно лучше. Еще бы, бедняге пришлось поработать с артикуляцией, ведь он у нас теперь медиа-персона номер один. Он выступил в качестве куратора мероприятий по передаче «Автопортрета» Рембрандта музею Изабеллы Стюарт-Гарднер. Газеты именовали его не иначе как «известный меценат», у Александра Александровича даже грамота появилась - «такому-то такому-то, от благодарной общественности» (что это за общественность, я выяснять не стала). Кстати, на одном из приемов я увидела родителей Александра Александровича и порадовалась своей проницательности. Они и правда преподавали в одном ВУЗе, были тихими, полными чувства собственного достоинства докторами наук. Как их сына занесло на такой странный пост - до сих пор остается загадкой.
Насколько мне известно, безымянный заказчик, пожелавший достать «Автопортрет» Яичкина, так и не смог расшифровать послание дзен-буддистского авторитета. Первоначально он большие надежды возлагал на помощь Евгения Карловича, но тот благоразумно отказался от участия в этом деле, сославшись на то, что «он свой лимит пребывания под стражей на ближайший год выработал».
- Мария, зря ты выключила, - нежно накрыл бабулину руку своей Евгений Карлович, - там сейчас интересно будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34