Марья Степановна, - Лариска умильно посмотрела на бабулю, - вам надо правильно питаться, вы доведете себя до язвы желудка.
- Лариска, - поморщилась бабуля, - прекрати заниматься ерундой. Если я до сих пор не довела себя до язвы, то думаю, мне и в будущем это не грозит.
Лариска покачала головой и подкатила свою тележку к стеклянному кофейному столику, пристроенному у пухлого белого дивана. Расставила тонкие чашки и принялась разливать кофе.
- Лариса, - строго сказала Шурочка, - у нас дела. Зачем ты притащила все это в мой кабинет? Нам предстоит важная работа. У нас серьезные проблемы, а ты вламываешься ко мне со своим завтраком как дикий степной гунн!
- Дикий степной гунн не будет тихо ждать вас столько времени, а возьмет за руку и сразу отведет поесть, не разогревая по сто раз кашу, - не менее строго ответила Лариска. - Знаю я ваши дела, засядете здесь до ночи, будете курить и забудете про обед. Завтрак готов, - объявила она голосом, не терпящим возражений, разложила салфетки и выставила на пластиковую подставку скворчащую сковороду.
- Невероятно, - закатила глаза Шурочка.
- Ладно, Шурка, - сменила гнев на милость бабуля, - война - войной - обед по расписанию.
- Вот именно, война! - продолжала слабо сопротивляться Шурочка.
- Вот именно, обед! - отрезала Лариска и грохнула на кофейный столик миску с салатом.
Глава двадцать шестая, в которой мы узнаем одну старую историю и я громко клацаю зубами
- А теперь про Яичкина, - начала бабуля, с аппетитом уминая яичницу. Лариска с иезуитской кротостью подкладывала ей салата. - Где нам искать этого великого мастера?
- Надо узнать, кто мог залезть в тот дом, где мы присмотрели буфет, - подала я идею, размазывая джем по мягчайшей булочке.
- Где вы уперли буфет, - поправила меня бабуля.
- Не важно, - отмахнулась от нее я.
- Верно, - покивала бабуля, - но Яичкина могли упереть еще до того, как буфет оказался в том доме.
- Тогда причем тут мы? - надулась я.
- А ты пойди это кому-нибудь объясни, - фыркнула бабуля, - они тут же бросятся тебя выслушивать.
- Мне надо отправить несколько электронных писем, - проговорила Шурочка, принялась было вставать, но наткнулась на тяжелый Ларискин взгляд. - Видишь? - Шурочка обреченно показала ей свою тарелку, - все доела. Что за напасть на мою голову?
Лариска с достоинством промолчала, всем своим видом изображая кротость и смирение высшего порядка, когда в тебя плюют, а ты молишься за плюющего. Шурочка в сердцах швырнула на стол белоснежную салфетку и отправилась к своему компьютеру.
- Понимаете, - начала она, - мне кажется, я знаю, какого Яичкина вы ищете.
- С каких пор, Шурка, - добродушно пророкотала бабуля, - ты у нас заделалась знатоком искусства? То Рембрандта нашего вычислила, то Яичкина…
- С никаких, - выглянула из-за монитора Шурочка, - но дело в том, что наша история не про искусство.
- Не поняла, - ляпнула Катерина, до сих пор тихо уничтожавшая сырные пирожные.
- Я говорю, что к искусству эта история не имеет никакого отношения, и все объясню. Но позже, - покачала головой Шурочка, - надо написать несколько писем, и все станет понятно.
- Ты моя Мосгорсправка, - нежно проворковала бабуля, - при чем тут у нас тогда картина, этот «Автопортрет»?
- Картина есть, - рассеянно пробормотала Шурочка, что-то быстро набивая на клавиатуре, - «Автопортрет» тоже, но это не совсем картина… вернее не только картина - она откинулась на спинке своего кресла, позвенела браслетами, доставая тонкую сигариллу из серебряного портсигара, закурила и закинула ноги на стол, - но не хочу впустую сотрясать воздух.
- Ты же не будешь вот так мариновать нас здесь до вечера непонятными предисловиями? - нахмурилась бабуля.
- До вечера не буду, - рассеянно покивала Шурочка, - надо дождаться ответа, это - минут пятнадцать.
Бабуля мученически закатила глаза и замолчала. Если Шурочка начала добывать ценную информацию - ее лучше не сбивать. За много лет она превратила этот процесс в высокое искусство.
- Просто для проформы, не принимай близко к сердцу, - проговорила бабуля, - мы тебя не очень стеснили?
- Я тебя умоляю, - оторвалась от монитора Шурочка, - наконец-то в этом чертовом месяце произошло что-то интересное! Не представляешь, как мне скучно. Хуже не придумаешь месяца, чем февраль!
- Вот тут я согласна, - обрадовалась я, что хоть кто-то меня понимает, и подобрала под себя ноги. - Скукотища, новый год кончился…
- Все мои студенты бродят, как сонные мухи, - подхватила Шурочка, - девочки, и те в хандре.
- А все почему? - подняла палец к потолку Лариска, до этого момента прикидывавшаяся молчаливой галлюцинацией, - авитаминоз, я давно вам говорила. Салат мы где покупаем? В Подмосковье, парниковый, а сейчас в нем сплошные пестициды и ни одного полезного витамина. Стоит чуть-чуть разориться, закупать израильский, и все преодолеют витаминное голодание.
- Это невыносимо, - спрятала голову в ладонях Шурочка, - опомнись, - голос ее звучал глухо, как из бочки, - твой израильский салат на вес золота! Я из принципа не буду платить столько денег за какие-то зеленые листики! - судя по всему, разговор намечался долгий, но тут раздался сигнал о новом почтовом сообщении, и мы, сшибая мебель, бросились к компьютеру.
Бабуля раздвинула бумаги и присела прямо на письменный стол, мы с Катериной почтительно замерли у Шурочки за спиной. На мониторе плясали солнечные блики, Шурочка звенела своими браслетами, покачивала серьгами и быстро щелкала мышкой.
Окно с ответом развернулось на экране. Загадочный Шурочкин собеседник NIGHTWISHER был краток. Вместо подробного изложения истории таинственного Яичкина письмо содержало шесть коротких фраз: « Да. Именно. Вполне возможно. Скорее всего. Конечно. Вечно признателен ». В общем, какая-то абракадабра.
- Это он о чем? - тупо спросила я.
- Это он об одной занимательнейшей истории, - заулыбалась Шурочка. Если уж ты попал в ее руки, и тебе не терпится узнать что-нибудь важное - запасись терпением. Шурочка будет говорить долго, размерено, с длинными предисловиями и лирическими отступлениями. Мы с бабулей к этому давно привыкли и терпеливо ждали, когда она насладится паузой и заговорит.
- Все это случилось еще до бурных девяностых, - начала Шурочка голосом Сверчка из «Буратино», - в самый разгар передела собственностей и сфер влияния. Молодежь, не знавшая, что такое коммунистический испуг, - тут бабуля громко фыркнула, но Шурочка продолжала, не обращая на нее внимания, - лезла наверх, а старые авторитеты сдавали свои позиции. Говорю я, разумеется, о наших крестных отцах и их преступных синдикатах. Какое время - такие и злодеи. В советскую эпоху злодеи крепко уважали власть и боялись ее, а потому сидели ровно, тихо и не претендовали на многое. Это были по-своему идейные люди, потому что их поколение вообще из идейных. С приходом перестройки, в конце восьмидесятых, на сцену полезли господа беспредельщики и борцы с ними, сами беспредельщики, должна вам сказать, ничуть не меньшие. Эти злодеи были страшными, их мало кто понимал и все боялись.
- А какие сейчас злодеи? - восхищенно выдохнула я и получила тычок под ребра от бабули, мол, не сбивай человека.
- Сейчас злодеи респектабельные, - терпеливо объяснила мне она, - детка, не перебивай, а то Шурка будет крутиться вокруг да около до вечера. Мы слушаем, - кивнула она Шурочке.
- Еще бы, - усмехнулась та, - ну так вот, как полезли беспредельщики, старые авторитеты, простите за тавтологию, стали не в авторитете. Завертелась мясорубка с переделом власти, и настоящих ветхозаветных зубров в законе остались единицы. Зато, те, кто выстоял - были настоящими, проверенными флибустьерами, пиратами, каменными сваями. Ну, «гвозди бы делать из этих людей…» и так далее. Так вот Железный был из таких. Мужчина был нас с тобой, Мусенька, постарше лет на пятнадцать, но до последнего оставался в трезвом уме и твердой памяти. Железный был…
- Можно подумать, мы с тобой сейчас вдруг ухнули в маразм, - скривилась бабуля, - да знаю я все про Железного.
- Девочки не знают, - Шурочка была непреклонна, - Железный был редким человеком. До определенного момента он воровал, сидел, потом снова воровал, и так бы продолжалось до бесконечности, если бы не случилось человеку прозрение. Во время облавы подстрелили нашего Железного, который тогда был никакой не Железный, а просто сявка, хоть и лет ему тогда уже было за сорок. Мужчину еле спасли, а в больнице явилось ему понимание (уж не знаю, девочки, кто по доброй душе вколол ему столько морфия). Понял он, что страха нет, есть лишь ожидание покоя. И только от тебя зависит, каким этот самый покой будет - тягостным и сумеречным, или ясным и звенящим. В этот момент он и стал Железным.
- Развела беллетристику, - проворчала бабуля, но вполголоса, потому что всем было интересно.
- С тех пор, - продолжала Шурочка, - Железного словно подменили. Казалось, ему дали негласный кодекс, по которому надо действовать. Его, так сказать, карьера, пошла вверх, и уже через некоторое время он стал разводящим. Очень крупным разводящим, славящимся своей честностью и справедливостью. Ему были безразличны деньги и власть, казалось, он просто занимает свое время в ожидании покоя. Железный производил впечатление человека, который ничего не боится и владеет высшим знанием. Сидит Железный на какой-нибудь стрелке, все уже за оружие похватались, а в глазах его полный штиль, как на море, когда нет ветра. Ну, такой, настоящий покой, когда вокруг тишина, где-то далеко чирикает птичка, шумят деревья, в озере плещет рыбка, если вы понимаете, о чем я говорю. И все Железного за это уважали и боялись.
- Короче, - прервала Шурочку бабуля, которая просто на стенку от нетерпения лезла во время Шурочкиных рассказов, - чтобы он там себе не придумал, и кто бы на это сдуру не повелся, но к концу восьмидесятых Железный стоял столбом, и все к нему на поклон ходили. Пока не случилась та история.
- Пока не случилась та история, - покивала Шурочка. - Девочки, в конце восьмидесятых, когда вы ходили пешком под стол, ели первые «Сникерсы» и смотрели «Ну, погоди!», народ друг друга кидал так по-крупному, причем, совершенно официально, что большие деньги никого уже не удивляли. Но наша история про деньги невероятные. Речь идет про общак зубров. Самых старых, и самых уважаемых людей. Хранился этот общак по-пещерному. Это сейчас злодей перевел денежки на швейцарский счет, предварительно отмыв их в парочке оффшорных зон, и дело с концом. А тогда этот общак держал самый уважаемый (а самым уважаемым был Железный), да не в деньгах (деньги - пыль и мусор), а в бриллиантах. Много, много бриллиантов. Нечеловеческое количество.
- Извините, что перебиваю, не хочу показаться невоспитанной, - вставила я, волнуясь, - но у Зямочки я видела много бриллиантов.
- Много? Это сколько? - живо заинтересовалась бабуля.
- Почти горсть, - гордо объявила я. Бабуля с Шурочкой переглянулись, покачали головами (мол, девочка у нас немного того), а потом начали улыбаться. Получилось довольно обидно. Я приношу им ценную информацию, а меня никто всерьез не принимает.
- Что смешного? - надулась я.
- Ничего, Галочка, - взяла себя в руки Шурочка. - Ничего смешного. Но общак, про который говорим мы, это примерно в тысячу раз больше. Ну, милая, что-то вроде мешка из-под картошки, полного бриллиантов.
- Насколько я помню, - сообщила бабуля, - потом этот мешок у них пропал.
- Темная история, - покивала Шурочка, - Из-за этого общака начался новый передел сфер влияния, грозящий вылиться в очередную бандитскую войну, по масштабу сопоставимую с небольшой революцией.
- Да ладно, - выдохнула я.
- Не ладно. Мы говорим тебе, детка, о бандитской революции, - возмутилась темноте своей внучки бабуля. - При том, насколько слабо отличимы наши бандиты от наших властителей, и в каком симбиозе они существуют, волнения ожидались бы нешуточные. Мы, простые обыватели, увидели бы всю эту колбасню в виде народных выступлений, свержения власти и тому подобных вещей. Чудных вещей.
- И все из-за какого-то мешка бриллиантов? - нахмурилась Катерина, - вы меня извините, но не надо пудрить мозги экономисту. В конце восьмидесятых, а, тем более, в начале девяностых, у нас проворачивали такие дела, по сравнению с которыми ваш мешок - плюнуть и растереть, сущая безделица.
- Ну и молодежь пошла, а, Шурка? - не выдержала бабуля, - мешок бриллиантов им - сущая безделица!
- Не говори, Мусенька, - покивала Шурочка, - слов нет. Во-первых, к мешку бриллиантов прилагалось еще чуть-чуть ценностей, а во-вторых, мешок этот был своеобразным символом власти.
- Зачем стигматы святой Терезе? - весело проговорила бабуля, - они ей не нужны, но они ей приятны!
- Что-то вроде того, - повела плечом Шурочка, - короче, назревала буря, и тут наш мешок, вернее, их общак, просто пропал.
- Как это - пропал? - изумилась я, - они там революцию из-за него собирались мутить, а теперь - что, даже не искали?
- Почему же, - улыбнулась Шурочка, - почему же не искали? Землю носом рыли, так сказать, но подробности никому не известны. Известен странный факт: напрямую Железного никто не обвинял, но все знали, что общак увел он. Народ прекрасно понимал, что Железному ни деньги, ни власть не нужны. К тому моменту он уже превратился в бандитского Далай Ламу, слово которого - закон. Одевался он просто, дворцов себе не строил, управлять человеками не стремился, никого не пугал, не убивал - святее Папы Римского. Но почему-то, (в глаза ему этого, конечно, никто не говорил), подозревал Железного каждый, посвященный в эту историю. После того, как народ уверился в пропаже, сотворилось что-то невероятное. Когда же муть осела, оказалось, что все только и ждали, когда этот общак сгинет. Бандитской войны, как вы понимаете, не случилось, но небольшую волну к нам все же принесло.
- В девяносто третьем, когда по парламенту стреляли, - подала голос бабуля.
- В девяносто третьем, - согласилась Шурочка, - но это уже была малюсенькая волна, взамен того цунами, который грозил всех накрыть.
- Неприятно, - скривилась Катерина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34