– Вы совершаете ошибку, – бубнил Уилкинс, попятившись назад, – я не виновен. – Но, правда, о своей невиновности он уже рассуждал не слишком громко и не так долго. К тому же ему было невмоготу выносить этот пристальный взгляд капитана.
Готовый дать отпор любому, кто попытается задержать его, он ринулся прочь сквозь густой кустарник. Черт возьми, что же ему теперь делать? Он старался сообразить, где бы его могли приютить. К сожалению, таких мест осталось не так уж много.
Внезапно его взгляд уловил какое-то движение среди кустов, и Уилкинс резко повернулся. Он сразу же заметил темнокожего человека с блестящими черными волосами. Проклятые индейцы! Этот краснокожий украдкой подглядывал за ним. С каким удовольствием он бы увидел наконец самого последнего индейца!
Это был подросток, одиннадцати или двенадцати лет, но в глазах Уилкинса врагами были все индейцы – от мала до велика. Дети вырастали и становились кровожадными дикарями или матерями кровожадных дикарей. Именно такой и была та, которую увидел Уилкинс. Это была девочка. Уилкинс пристально смотрел на нее, но она и не пыталась убегать. Он прищурился. Что-то подсказывало ему, что где-то он встречал эту девчонку. Но, так и не вспомнив, он пошел дальше. К черту их всех, все они ему знакомы, все они были для него на одно лицо.
Он прошел еще немного, и его вдруг осенило, он вспомнил, где он видел ее. Как и в тот раз, она была полуодета. Он припомнил, как он преследовал этого «воина», пока не столкнулся с Джебом Уэллзом, защитившим тогда девчонку.
К черту все! Неудивительно, что Уэллз взял этого маленького ублюдка под свою опеку. Уэллз, как и многие другие солдаты и полицейские, относившиеся к женщинам-индианкам с таким же рыцарством, с каким они вели себя по отношению к любой женщине, забывали, что женщины-индианки могли всадить в него охотничий клинок так же ловко, как делали это мужчины-индейцы, а может быть, женщины делали это даже быстрее мужчин.
Воспоминание о том, как Уэллз посмеялся тогда над ним, привело его в ярость. И он развернулся и направился к девочке, но та моментально и бесшумно исчезла в лесу, и ни один листочек не шелохнулся на ее пути.
Нет, сейчас он не станет догонять ее, но, Бог даст, он отыщет ее позже. Сейчас ему надо было позаботиться б другом, куда пойти. Очень скоро, рассуждал он, Шоу и Нельсон окажутся в таком же положении, что и он. Они окажутся втроем в одной лодке, плывущей по течению.
Уилкинс поспешил туда, где оставил их.
– Этот сукин сын заплатит мне за все, – прорычал он, подходя к палатке. Он даже не понимал, кого именно он имел в виду, Пламмера или Уэллза. Но кто-то из них, наверняка, будет просить его о прощении.
ГЛАВА 7
Быстро темнело. Кэйлеб, наверное, все же был прав, и она, действительно, глупа. Она ехала неизвестно куда, с мужчиной, которого совершенно не знала, на лошади, на которой раньше никогда не ездила. Соскользнув на землю, Ханна огляделась вокруг. Именно это место Джеб выбрал для ночлега. Она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– Чем… чем… я могу помочь? – с трудом выговорила она, удивившись своему охрипшему голосу. И это только после одного дня путешествия. Часто оставаясь одна, она бывало пела и часами болтала сама с собой, и голос у нее совсем не садился, как сейчас. Но она столько пережила за сегодняшний день. Но даже несмотря на это потрясение, ей не следовало доверяться незнакомцу. Уроки Кэйлеба пропали даром для нее.
Услышав ее вопрос, Джеб повернулся и впервые за время их путешествия внимательно присмотрелся к ней. Черт знает на кого сейчас была она похожа: вся в пыли с головы до ног, волосы выбились из-под шляпки.
Вдруг он почувствовал, что возбуждается, глядя на нее. Наверное, он был слишком долго без женщины, раз его организм так отреагировал на один только ее вид. Даже и через сто лет он никогда бы не выбрал ее, чтобы подняться с ней по черной лестнице «Голден Гал» или какого-либо другого салуна.
– Собирайте дрова, – наконец произнес он, видя, что она ждет ответа, но потом засомневался. – Можете это сделать?
Ханна вскинула голову, и накатившиеся слезы вдруг быстро отступили.
– Могу, – коротко ответила она. Неужели он думал, что этим приходилось заниматься Кэйлебу. «Кэйлеб…» – душа ее вновь заныла. Хорошей ли она была для него женой? За целый день она ни разу не вспомнила о нем. Сейчас у нее появилась возможность увидеть окружающий мир, и никто не ограничивал ее. Она может даже научиться ездить верхом.
Покачав головой, Джеб повернулся к лошадям, которых ему надо было расседлать и освободить от груза. Он подумал, что Ханна Барнс никогда и кочерги, наверное, не поднимала. Все чувства мгновенно отражались у нее на лице. На протяжении всего дня он тайком наблюдал за ней. И заметил, что удовольствие или восторг никогда не вызывали улыбки, лишь только немного оживлялись ее голубые глаза и в уголках появлялись небольшие морщинки. Что же, гадал он, заставляло ее сдерживаться и почему за все это время она не проронила ни слова. Возможно, все жены проповедников таковы?
Но потом он напомнил себе, только утром она похоронила мужа. Как же можно ждать от нее каких-то улыбок.
Когда он расседлал всех трех лошадей, у Ханны уже горел небольшой аккуратно сложенный костер.
– Где вы научились этому?
Ханна посмотрела на свою работу. Ей словно пришлось вернуться в детство. Как счастлива была она тогда! Она вспомнила, как братья учили ее разжигать костер так, чтобы он не очень дымил, и пламя не было бы высоким.
– У своих братьев.
– Я думал, что вы совсем одиноки. Так вы сказали сами, – проговорил Джеб, глядя на нее. У него забрезжила слабая надежда, что он может сплавить ее кому-нибудь из родственников.
– Насколько я могу судить, у меня больше нет семьи, – задумчиво сказала Ханна, подбросив ветки в костер. – Последний из братьев уехал из дома через год после смерти мамы. С тех пор я никого из них не видела. Я даже не знаю, где, они сейчас.
Джеб нашел котелок и небольшой мешочек с фасолью. Боже, как он ненавидел фасоль!
– Сколько же вам было тогда лет? – обернулся он к Ханне.
Ханна пристально смотрела на него. Зачем ему знать, сколько ей было лет, когда умерла ее мать?
– Тринадцать, – все же ответила она. Как всегда, на лице Ханны моментально отразились ее мысли. Сколько же времени, думал Джеб, никто из родственников не интересовался судьбой этой девушки? Точнее женщины, поправил он себя. Он все время забывал, что Ханна была достаточно взрослой, чтобы быть женой и матерью, хотя и помнил о том, что совсем недавно она носила в себе ребенка. Весь день они были в пути, поэтому время от времени он устраивал небольшие стоянки, чтобы дать возможность Ханне отдыхать.
– И сколько у вас братьев? – вновь обратился к ней Джеб, насыпав небольшое количество фасоли в котелок и добавляя туда воды. Он предполагал, что они смогут скоротать время за беседой – единственный способ убить время, какой пришел ему в голову. Возможно, для него он и не был единственным, но, наверняка, был разумным.
Ханна пожала плечами, к чему Джебу Уэллзу знать о ее семье. Ей было непонятно, почему он интересуется ее родными, но, может, дело в том, что ей вообще непонятно все в этом человеке.
– Пятеро, и все старше меня, – предупредила она его вопрос.
– Ваш отец женился во второй раз? – спросил Джеб. Он знал, сколько горя в семью способна принести вторая жена, особенно, если в доме были сыновья. Большинство людей почему-то думают, что к матерям более привязаны девочки. Джеб был уверен в обратном. По крайней мере, так было в его семье. Он всегда тосковал по своей матери.
– Папа? – От одной только мысли об этом Ханна почувствовала ужас. – Нет, папа умер от тоски по маме. – Он никогда бы не смог пережить утрату той единственной, которую он любил. После ее смерти отец медленно угасал и умер. Все это происходило на глазах у Ханны. Иногда она думала, что если бы он не знал, что это грех – ускорить собственную смерть, то он бы это непременно сделал.
Джеб смотрел, как она грациозно опускалась на землю у костра, аккуратно расправляя юбку. Скромность ее была естественной, как естественна она была во всем.
– Когда же это случилось?
– В том же году, когда он выдал меня замуж за Кэйлеба.
При этих словах Джеб внезапно почувствовал к ней жалость. И дело было не в выражении ее лица – чуть более задумчивом, чем всегда, не в печальном тоне, которым она произнесла эти слова. Именно смысл этих слов заставил Джеба вздрогнуть. Большинство женщин с чувством гордости говорят о том дне, когда они вышли замуж за своих мужей. У Ханны в голосе не звучала гордость. Возможно, она и не хотела этого замужества. Джеб знал, что о многих замужествах просто заранее договариваются.
Фасоль начинала закипать, и Джеб машинально отодвинул котелок в сторону от сильного огня. Сколько же лет он живет такой походной жизнью, подумалось Ханне. Ее не удивляло, почему он выбрал такой образ жизни. Возможно, она бы тоже сделала такой выбор, но, правда, для женщины выбора вообще нет.
– О чем вы думаете? – спросил Джеб. Сомнения не было, она действительно думала. Он видел, как много раз менялось выражение ее лица.
Она покраснела от одной только мысли, что сна расскажет мужчине, незнакомому мужчине, что сейчас она размышляла о таком сугубо личном вопросе, как его жизнь.
– Вы, видимо, любите поговорить и привыкли слушать только себя, не так ли? – спросила она, пытаясь не показать своего смущения. Но затем она покраснела еще больше, когда поняла, что сказала грубость.
На какое-то мгновение Джеб разозлился, но, увидев, как усовестилась Ханна, он несколько успокоился. Она явно жалела о том, что сказала.
– Все в порядке, Ханна. Когда женщина горюет, она становится нервной и резкой.
Ханна посмотрела на огонь, затем опять взглянула на него. Она не могла лгать.
– А я не горюю, – честно призналась она.
Ну и хорошо, что она так сказала, думала Ханна позже, по крайней мере, он прекратил задавать вопросы.
* * *
Ханна любовалась великолепием сверкавших на небосводе звезд. Это божье творенье едва могло бы сравниться даже с необыкновенными земными явлениями. Она слышала о красоте бриллиантов, которые так же прекрасны, как и звезды над ее головой. Но все равно она с трудом верила в превосходство того, что находилось под землей. Глядя в небо, она вдруг заметила падавшую звезду. На ее глазах выступили слезы. Кэйлеб любил смотреть на падающие звезды, как будто Бог сотворял особое чудо только для него.
Если когда-нибудь она позволила бы себе задуматься о возможности существования без него, то ей бы и в голову не пришло, что она будет скучать по нему. Но она скучала. Она все же прожила с ним четыре года, и хотя он не был добр к ней, то всего лишь потому, что он просто был жестким человеком. Она много пролила слез из-за его сурового нрава, особенно в первые дни замужества, пока не запретила себе плакать. Но над своим потерянным ребенком она все равно плакала, а сейчас эти безмолвные слезы, соскользнувшие по ее щекам, предназначались Кэйлебу.
И ей самой. Она не переставала удивляться сама себе: как она смогла оказаться здесь, да еще с незнакомым мужчиной? Что заставило ее бросить свой единственный дом?
«На что же ты еще способна?» Это смеялся над ней ее внутренний голос. Но она не смогла ответить себе.
Но, как это ни странно, она чувствовала себя в безопасности рядом с Джебом Уэллзом. Он был грубым, но Ханна не сомневалась, что он благополучно доставит ее… но куда? Как только она достигнет своей цели – доберется до убийц Кэйлеба и опознает их, она, конечно, не сможет остаться там, среди военных. Уедет ли Джеб, бросив ее на произвол судьбы сразу же, как выполнит то, что обещал?
Нет, она не могла представить, что он сможет так поступить. Она надеялась, что он не бросит ее одну. Ей надо привыкать к Джебу. Мысль о том, что она может оказаться одна среди солдат и индейцев, просто пугала ее.
Глядя на звезды и засыпая, она думала о том, что ей надо примириться с ним и с его вопросами.

ГЛАВА 8
В небольшой палатке стояло зловоние от человеческого пота и давно немытых тел. Айк Нельсон сосредоточенно уставился на узкий кусок полотнища, закрывавший вход в палатку. Когда полотнище приоткрывалось, он старался вдохнуть свежий воздух, проникавший через отверстие.
Вдруг сверкнула молния, и пошел дождь. Обычно Айк не обращал внимания на грозу, ему даже нравилась ее неистовая сила и энергия, которую он ощущал так сильно, что хотелось протянуть руку и словно коснуться ее.
Шоу и Уилкинс – как они надоели ему. Иногда эти двое бывали нужны, но в основном они его раздражали, как раздражали сейчас. Айк скривил от отвращения верхнюю губу, услышав омерзительные звуки, доносившиеся из-под парусинового одеяла, которым накрылся Уилкинс.
– Ну, что, Леон, забавляешься? Как получается? – прозвучал скрипучий голос Тодда Шоу, который старался перекричать не только яростный гул стихии, бушевавшей снаружи палатки, но и хриплые вздохи, издаваемые Уилкинсом.
– Заткнись, черт тебя побери! – простонал Уилкинс. – Эта сука погубила меня!
Уилкинс опять был в панике – уже в который раз ему вспоминались слова, сказанные женой проповедника: «Бог накажет вас так, что ваше мужское достоинство отсохнет…»
Он делал настойчивые движения рукой, вверх, вниз, стараясь доказать себе, что никакие слова не в состоянии повлиять на его мужское достоинство. Этого не могло быть, никак не могло! Его рука пришла в изнеможение. Никакого эффекта не было! Он застонал и почувствовал холодный выступивший пот на лбу. До недавнего времени проклятие, выкрикнутое этой бабой, женой проповедника, как-то не волновало Уилкинса, пока несколько дней назад, утром, он не проснулся после возбуждающего сна и обнаружил, что его член совершенно мягкий. Обычно от подобных снов он получал особое удовольствие, тем более если он сразу же помогал себе освободиться. Но в то утро как он ни старался, ничего подобного не произошло. Все было так же, как и сейчас – у него ничего не получалось.
Уилкинс закрыл глаза, представив себе, как проститутка проделывает с ним сейчас то, что ему приносило всегда особое удовлетворение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37