— Спасибо, что приехали, — сказала она.
— У меня был выбор — или приехать, или пойти играть в боулинг.
Она посмотрела на него удивленно, потом засмеялась:
— Хорошо, что вы не сказали — гольф. Никогда не понимала людей, играющих в гольф.
— Никогда не держал клюшки в руках.
Она огляделась. Несколько водителей-испытателей с шумом ввалились в вестибюль, наперебой восклицая, что пора по пиву.
— Я обычно не приглашаю мужчин в свой номер, — сказала Вероника. — Но там мы можем спокойно поговорить.
Она жила на первом этаже в конце коридора. Номер был не похож на тот, в котором жил Стефан. Прежде всего, он был намного больше. Интересно, каково человеку, привыкшему ездить по всему миру и останавливаться в роскошных апартаментах, торчать в простенькой гостинице в Свеге. Стефан вспомнил, как она рассказывала, что известие о смерти отца застало ее в Кельне, когда она смотрела из окна гостиницы на знаменитый собор. Здесь из окна был виден Юснан и лесные заросли на том берегу. Это тоже по-своему красиво, подумал он. Может быть, не менее красиво, чем собор в Кельне.
В номере было два кресла. Она зажгла бра в изголовье кровати и повернула абажур к стене, так что в комнате воцарился полумрак. Он чувствовал запах ее духов. Интересно, как она среагирует, если он скажет, что в настоящий момент у него только одно желание — раздеть ее и заняться любовью. Удивится ли она? Она должна очень хорошо осознавать свою притягательность.
— Ты попросила меня приехать, — сказал он вместо этого. — И я хочу услышать, что ты хотела мне сказать. Но ты должна также понимать, что эта беседа, строго говоря, неуместна. Здесь должен сидеть Джузеппе Ларссон. Или кто-то из его коллег. Но никак не я. Я не имею никакого отношения к следствию по делу об убийстве твоего отца или Авраама Андерссона.
— Я знаю. И все равно я хочу говорить именно с тобой.
Он ждал. Видно было, что она волнуется.
— Я пыталась понять, — начала она, — у кого были причины убивать моего отца? Сначала все казалось совершенно диким — кто-то без всякой на то причины занес кулак и обрушил на его голову. Никакого мотива. Вначале меня это буквально парализовало. Вообще-то со мной такого не бывало — в моей работе довольно часто возникают кризисы, и если я не буду сохранять самообладание, если не буду рассуждать рационально, эти кризисы могут легко перерасти в катастрофу. Но паралич постепенно прошел, и я вновь обрела способность думать. И самое главное, вспоминать.
Она посмотрела на него.
— Я прочитала этот дневник, — сказала она. — Это был шок.
— То есть ты ничего не знала о его прошлом?
— Ровным счетом ничего. Я уже сказала.
— А с братом ты говорила?
— И он ничего не знал.
Голос ее звучал до странности монотонно, и Стефан вдруг уловил в нем неуверенность. Он напряг слух и даже подался вперед, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Я еще раз говорю, это был шок — вдруг узнать, что твой отец был нацистом. И не только на словах, но и в поступках, да еще каких! Доброволец на стороне Гитлера. Мне было очень стыдно. Я возненавидела его — прежде всего потому, что он ничего мне не сказал.
Стефан спросил себя, стыдится ли он сам своего отца. Нет, к этому он еще не пришел. Странная ситуация — сидящая напротив него женщина и он сам сделали одно и то же открытие — что их отцы были нацистами.
— Но все равно я поняла: кое-что в этом дневнике может пролить свет на убийство отца.
Она замолчала. По улице прогрохотал грузовик. Стефан с нетерпением ждал.
— Ты все помнишь, что там было? — спросила она.
— Довольно много. Кроме, конечно, дат и мелких деталей.
— Он пишет о поездке в Шотландию.
Стефан кивнул. Это-то он помнил. Длинные прогулки с «М».
— Это было давно, я была совсем маленькая. Но я знаю, что отец ездил в Шотландию, чтобы повидаться с женщиной. По-моему, ее звали Моника, но не уверена. Он встретился с ней в Буросе — она тоже служила в полиции, это был какой-то обмен между Швецией и Шотландией. Она была намного моложе его. У них началась любовь. Мать ничего не знала. Тогда по крайней мере. Но он поехал, чтобы повидаться с ней. И обманул ее.
— Как это?
Она нетерпеливо тряхнула головой:
— Не сбивай меня. Мне и так нелегко. Он занял у нее довольно большую сумму и не отдал. У отца была слабость — он играл. Главным образом на скачках. Но по-моему, и в карты тоже. И он проиграл ее деньги. Она поняла, что ее надули, но никаких расписок не было, а он отказывался вернуть деньги. И однажды она приехала в Бурос. Тогда-то я и узнала всю эту историю. Она появилась вечером у нас на пороге, по-моему зимой, дома были мама, я и отец. И вот она появилась в дверях. Отец пытался помешать ей, но она буквально вломилась в дом и рассказала все моей матери. Она кричала на него, что убьет его, если он не отдаст деньги. Я в то время уже знала английский достаточно, чтобы понять, о чем идет речь. У матери началась истерика. Отец был совершенно белым от ярости, а может быть, и от страха. Она сказала, что убьет его — рано или поздно, у нее хватит терпения дождаться случая. Я помню ее слова совершенно точно.
Она замолчала. Стефан сидел задумавшись.
— Ты хочешь сказать, что она, после стольких лет, вернулась в Швецию и отомстила?
— Наверняка так и было.
Стефан покачал головой. История была абсолютно неправдоподобной. Описание поездки в Шотландию в дневнике Молина совершенно не совпадало с тем, что он услышал.
— Ты, разумеется, должна рассказать все это полиции. Они проверят эту версию. Но мне трудно поверить, что это именно она его убила.
— Почему? По-моему, в этом нет ничего невозможного.
— Звучит совершенно невероятно.
— А разве убийства вообще имеют что-то общее с вероятностью?
За дверью послышались шаги, и они подождали, пока все не стихло.
— Ты должна ответить на один вопрос, — сказал Стефан. — Почему ты не хотела рассказать все это Джузеппе?
— Как раз хотела, и обязательно расскажу. И Джузеппе, и другим, кто ведет следствие. Но сперва мне нужен твой совет.
— Почему мой?
— Потому что я тебе доверяю…
— И что за совет я могу тебе дать?
— Что сделать, чтобы правда об отце не выплыла наружу? Я имею в виду то, что он был нацистом.
— Если это не имеет отношения к убийству, то ни у полиции, ни у прокурора нет причин это обнародовать.
— Я боюсь журналистов. Как-то раз я имела с ними дело и не хочу, чтобы это повторилось. Я занималась довольно сложным слиянием двух банков — в Сингапуре и Англии. Кое-что не сложилось. И журналисты буквально охотились за мной. Они знали, что я хорошо информирована.
— Думаю, что тебе не стоит беспокоиться. И в то же время хочу сказать, что я с тобой не согласен.
— В каком смысле?
— В том, что я не считаю, что не надо раскрывать правду о вашем отце. Нацизм старого образца умер. Но он все равно жив. И процветает. В новых формах. Если копнуть там, где надо, так и повалит. Расисты, сверхчеловеки. Все те, кто ищет вдохновения на мусорных свалках истории.
— Но я могу помешать обнародованию дневника?
— Возможно. Но могут найтись и другие, кто захочет копать дальше.
— Кто?
— Я, например.
Она откинулась на стуле, так что ее лицо скрылось в тени. Стефан пожалел, что сказал это.
— Я не буду копать. Я сказал неправду. Я полицейский, а не журналист. На этот счет тебе не стоит беспокоиться.
Она поднялась.
— Ты совершил ради меня большое путешествие, — сказала она. — Конечно, в этом не было необходимости. Я могла рассказать тебе все по телефону. Но так вышло, что я потеряла присутствие духа, что со мной бывает нечасто. У меня своеобразная работа, очень и очень деликатная, поэтому меня просто уволят, если вокруг моего имени пойдут слухи. Как бы то ни было, это не чьего-нибудь, а моего отца убили в лесу. Я почти уверена, что это дело рук этой женщины, «М». Кто убил другого, я не знаю.
Стефан кивнул в сторону телефона:
— Я предлагаю позвонить Джузеппе Ларссону.
Он тоже встал.
— Когда ты едешь?
— Завтра.
— Может быть, поужинаем вместе? Это единственное, чем я могу тебя отблагодарить.
— Надеюсь только, что они сменили меню.
— Полвосьмого?
— Прекрасно.
За ужином она в основном молчала и вид у нее был отсутствующий. Стефан чувствовал некоторое раздражение. Во-первых, из-за своего нелепого страха она вынудила его совершить это ненужное путешествие, а во-вторых, из-за того, что он по-прежнему очень ее хотел.
Они расстались в вестибюле почти без слов. Она обещала перевести деньги на его банковский счет и ушла в номер.
Он захватил куртку и вышел, спросив, позвонила ли она Джузеппе. Она сказала, что не застала его, но обязательно позвонит еще раз.
Шагая по пустынному городу, он обдумывал все, что она рассказала. История с шотландской женщиной вполне может быть правдивой, но то, что она через столько лет вернулась, чтобы отомстить Молину, — в это было невозможно поверить. Это не укладывалось в рамки здравого смысла.
Сам того не заметив, он подошел к старому железнодорожному мосту. Надо было возвращаться в гостиницу, но он зачем-то перешел мост и свернул на дорогу к дому Эльзы Берггрен. В нижнем этаже были освещены два окна. Он уже хотел возвращаться, как вдруг заметил какую-то тень, мелькнувшую у торца дома. Стефан нахмурился. Он постоял, вглядываясь в темноту, открыл калитку и осторожно подошел к дому. Прислушался — все было тихо. Он прижался к стене и заглянул за угол. Никого. Наверное, показалось. Он обогнул дом — там тоже никого не было.
Он так и не услышал шаги за спиной. На затылок ему обрушился тяжелый удар. Он упал ничком. Он еще успел почувствовать, как на шее сомкнулись чьи-то руки.
И ничего больше. Только тьма.

Часть III
Мокрицы
Ноябрь 1999
24
Стефан открыл глаза и сразу понял, где он. Он осторожно сел, сделал глубокий вдох и огляделся в темноте. Ни звука. Он провел рукой по шее — кровь. К тому же больно глотать. Но он был жив. Он не знал, сколько времени пробыл без сознания. Он с трудом поднялся, держась за водосточную трубу. Голова была теперь ясной, несмотря на боль в затылке и горле. Он таки не ошибся. Кто-то прятался там, в тени позади дома, кто-то, кто попытался его убить.
Видимо, что-то помешало. Почему он жив? Потому что тот, кто душил его, внезапно ослабил хватку — что-то помешало. Что? Но возможно и другое. У нападающего не было намерения убивать его, только задержать. Он осторожно отпустил трубу и немного постоял, приходя в себя. По-прежнему ни звука.
Из окна рядом с ним пробивался слабый свет. Что-то произошло в доме, подумал он. Как и в доме Молина, а позже — Андерссона. Теперь я стою перед домом номер три. Он секунду соображал, что предпринять, хотя все было ясно. Он ватными пальцами достал телефон и набрал номер Джузеппе Ларссона. Рука дрожала и не слушалась, он дважды нажал не ту кнопку. Трубку взяла девочка.
— Папин телефон.
— Я ищу Джузеппе.
— Ничего себе! Он спит давным-давно. Ты знаешь, сколько сейчас времени?
— Мне необходимо с ним поговорить.
— Как тебя назвать?
— Стефан.
— Это ты из Буроса?
— Да. Ты должна его разбудить. Это очень важно.
— Сейчас дам ему телефон.
Прижимая телефон к уху, Стефан отошел от дома и встал в тени под деревом. Наконец послышался голос Джузеппе. Стефан коротко рассказал ему, что произошло.
— Ты ранен?
— Шея в крови, и болит горло. Ничего страшного.
— Сейчас постараюсь найти Эрика Юханссона. Где ты находишься?
— Позади дома, у торца. Под деревом. Что-то случилось с Эльзой Берггрен.
— Значит, на тебя напал кто-то, выходивший из дома? Я правильно понял?
— Думаю, что да.
Джузеппе помолчал.
— Не клади трубку, — сказал он. — Позвони в дверь и жди, пока она откроет. Если ее нет, жди Эрика.
Стефан обогнул дом и нажал кнопку звонка. Лампа над входной дверью была включена.
— И что? — спросил Джузеппе.
— Позвонил дважды. Никто не выходит.
— Позвони еще раз. Постучи.
Стефан попробовал ручку — дверь была заперта. Он постучал кулаком — каждый удар больно отдавался в затылке. Потом он услышал шаги.
— Она идет.
— Откуда ты знаешь, что это она? Будь осторожен.
Стефан отошел на пару шагов. Открыла Эльза Берггрен. Она была одета. По лицу ее было видно, что она смертельно испугана.
— Открыла она, — сказал он в трубку.
— Спроси: "Ничего не случилось?"
Стефан спросил.
— Еще как случилось, — сказала она. — На меня напали. Я уже позвонила Эрику Юханссону. Он сейчас приедет.
Стефан передал ее слова Джузеппе.
— Она не ранена?
- Не заметно.
— Спроси, кто на нее напал?
- Кто на вас напал?
— Он был в маске. Но я сумела ее сорвать. Никогда не видела этого человека.
Стефан повторил все это в телефон.
— Очень странно. Человек в маске? Что ты думаешь?
Стефан, отвечая, смотрел ей в глаза:
— Думаю, что она говорит правду, хотя правда эта кажется довольно странной.
— Оставайся с ней и жди Эрика. Я одеваюсь и тоже еду. Попроси Эрика позвонить, когда он появится. Ясно? Все.
Стефана шатнуло, когда он входил в прихожую. Голова закружилась так, что он вынужден был сесть. Рука была в крови. Он рассказал ей, что с ним случилось.
Она вышла в кухню и вернулась с мокрым полотенцем.
— Повернитесь, — сказала она. — Я не боюсь крови.
Она осторожно прижала полотенце к его затылку.
— Спасибо, достаточно, — сказал он и осторожно встал.
Где- то пробили часы — четверть какого-то. Они прошли в гостиную. Стул на полу, осколки стеклянной вазы. Она уже хотела начать свой рассказ, но он жестом остановил ее:
— Вы должны все рассказать Эрику Юханссону. Не мне.
Эрик Юханссон прибыл со следующим боем невидимых часов.
— Что случилось? — спросил он и повернулся к Стефану. — Я даже не знал, что ты еще здесь.
— Я опять приехал. Но сейчас это не важно. История начинается не с меня, она начинается здесь, в доме.
— Может быть, — сказал Эрик. — Но для простоты все же расскажи, каким образом ты оказался замешан в эту, как ты ее называешь, историю.
— Я пошел прогуляться, и мне показалось, что во дворе кто-то есть. Пошел проверить, и меня сбили с ног. Мало этого — чуть не задушили.
Эрик Юханссон нагнулся к нему:
— У тебя на шее синяки. Ты уверен, что обойдешься без врача?
— Уверен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52