Все остальное — его фантазии. Ничего не пропало. Он только кивнул, положил ключ на стойку и вышел. На крыльце он остановился, пытаясь сообразить, чем ему заняться. У него было ощущение, что он напрочь потерял способность принимать даже простейшие решения. Он прикоснулся языком к зубам. Узелок был на месте. У меня во рту смерть, подумал он. Если я выживу, обещаю, что всегда буду заботиться о своем языке. Он тряхнул головой — настолько идиотской была последняя мысль. И в этот момент он решил посмотреть, где живет Эльза Берггрен. Он, конечно, обещал Джузеппе ни о чем ее не спрашивать, но почему бы не прогуляться и просто поглядеть на ее дом? Он вернулся в вестибюль. Пока девушка за стойкой говорила по телефону, он изучал висевшую на стене карту. Дом, где жила Эльза Берггрен, находился за рекой, в районе под названием Ульвчелла. Туда вел другой мост, старый железнодорожный, по которому тоже можно было попасть на другой берег.
Он вышел из гостиницы. Над Свегом висели тяжелые облака. Он перешел улицу, остановился у витрины редакции местной газеты и почитал, что пишут об убийстве Молина. Пройдя несколько сот метров по Фьелльвеген, дошел до бывшего железнодорожного, а ныне пешеходного моста. Стефан остановился посередине одного из арочных пролетов и посмотрел вниз. Вода в реке была темно-коричневой. Перейдя мост, он пошел налево к дому Эльзы Берггрен. Это был белый деревянный домик в глубине ухоженного сада. Рядом с домом — пустой гараж с открытыми воротами. Он медленно шел вдоль дома. В какой-то момент ему показалось, что штора в окне на первом этаже шевельнулась. Он пошел дальше. Посреди мостовой стоял человек, задрав голову к небу. Он посмотрел на Стефана и кивнул.
— Снег будет? — спросил он.
Стефану понравился диалект — он звучал очень дружелюбно, угадывалась неиспорченность.
— Вполне может быть, — ответил он. — Но не рановато ли? В октябре?
Незнакомец покачал головой:
— В наших краях бывает и в сентябре. И в июне.
Человек был стар. Небрежно выбритое лицо было изрезано морщинами.
— Что, кого-то ищешь? — спросил старик, даже не пытаясь скрыть любопытство.
— Да нет, я здесь просто так, заехал посмотреть. Вот гуляю.
Он обещал Джузеппе не говорить с Эльзой Берггрен, но о том, что нельзя говорить о ней, не было сказано ни слова.
— Красивый домик, — сказал он.
— Эльза очень заботится о доме. И о саде тоже. Ты с ней знаком?
— Нет.
Тот поглядел на него, ожидая продолжения.
— Меня зовут Бьорн Вигрен, — сказал старик, помолчав. — Живу всю жизнь здесь, самое длинное путешествие за всю мою жизнь — как-то раз побывал в Хеде. Теперь все ездят. А я — нет. В детстве жил на той стороне реки, а теперь переселился сюда. Потом опять переселюсь на ту сторону. На кладбище.
— Стефан. Стефан Линдман.
— Так ты, говоришь, тут просто так?
— Да.
— У тебя родня здесь?
— Нет. Я же говорю — я тут проездом.
— И пошел прогуляться?
— Да.
Разговор иссяк. Любопытство Вигрена не раздражало, наверное, потому, что старик был так приветлив. Стефан пытался придумать, под каким соусом начать разговор об Эльзе Берггрен.
— Я живу здесь с пятьдесят девятого года, — вдруг сообщил новый знакомый. — И никогда не видел, чтобы кто-то из приезжих тут гулял. По крайней мере, в октябре.
— Кто-то должен быть первым.
— Хочешь кофе? — предложил Бьорн. — Если хочешь. Жена у меня умерла, дети разъехались.
— Хорошая идея.
Они зашли в калитку. Может, Бьорн Вигрен стоял посреди улицы в надежде заманить кого-нибудь к себе, чтобы ему было не так одиноко?
Дом Бьорна оказался одноэтажным. Картинка в прихожей изображала цыганку с обнаженной грудью, в гостиной — рыбака. Были также охотничьи трофеи. Рога лося. Стефан насчитал четырнадцать отростков и никак не мог сообразить, много это или мало. На столе стоял термос и укрытое полотенцем блюдо с булочками. Вигрен поставил еще одну чашку и пригласил Стефана сесть.
— Разговаривать не обязательно, — неожиданно сказал он. — Вполне можно пить кофе молча, даже с незнакомыми.
Они пили кофе, каждый взял по коричной булочке. Часы на стене пробили четверть какого-то. Стефан мысленно поинтересовался, как люди общались раньше, до того, как в этой стране появился кофе.
— Как я понимаю, вы пенсионер, — сказал Стефан и тут же осудил себя за идиотскую реплику.
— Я тридцать лет проработал в лесу, — сказал Бьорн Вигрен. — Иногда самому не верится. Лесорубы были сущими рабами у компаний. Мне кажется, нынче люди просто не понимают, каким счастьем стало появление бензопил. А у меня начались боли в спине, и я уволился. Последние годы работал в дорожном управлении. Был ли там от меня прок, не уверен. В основном я стоял у станка и точил коньки школьникам. Хотя одну полезную вещь я сделал, пока там работал, — выучил английский. Сидел по вечерам, обложившись книгами и кассетами. Часто хотелось бросить все к черту, но я дал себе слово. А потом ушел на пенсию. Ровно через два дня после этого умерла моя жена. Я проснулся утром, а она уже холодная. Семнадцать лет тому назад. Мне же восемьдесят два стукнуло, в августе.
Стефан широко раскрыл глаза. Было трудно поверить, что Бьорну Вигрену уже за восемьдесят.
— Я не вру, — сказал Вигрен, очевидно уловив его недоверие. — Мне восемьдесят два года, и здоровье такое, что вполне могу рассчитывать прожить до девяноста и больше. Если только это кому-нибудь нужно.
— А у меня рак, — сказал Стефан. — Я даже не знаю, доживу ли до сорока.
У него просто вырвались эти слова. Вигрен удивленно поднял брови:
— Не так уж обычно, что кто-то сообщает совершенно незнакомому человеку, что у него рак.
— Я сам не знаю, почему я это сказал.
Бьорн подвинул ему блюдо с булками.
— Сказал, потому что тебе надо было это сказать. Если хочешь рассказать еще, я слушаю.
— Лучше не надо.
— Не надо — значит, не надо. Хочешь говорить — хорошо, не хочешь — тоже хорошо.
Стефан вдруг сообразил, как перевести разговор на Эльзу Берггрен.
— А если покупать дом в ваших краях, вроде того, что у соседки, во сколько это обойдется?
— У Эльзы? Здесь дома дешевые. Я иногда читаю объявления. Только не в газетах, в Интернете. Я подумал, что грош мне цена, если я не овладею этой штукой. Дело идет не так быстро, но времени у меня хватает. У меня дочка в Евле, она работает в управлении коммуной — она привезла компьютер и показала, как с ним обращаться. Я сейчас переписываюсь с одним — ему девяносто шесть лет. Его зовут Джим, он из Канады. Тоже работал лесорубом. Чего только нет в этом компьютере! Мы сейчас пытаемся создать страницу, где бывшие лесорубы могли бы поболтать друг с другом. А у тебя какие любимые сайты?
— Я об этом ничего не знаю. У меня и компьютера-то нет.
Его собеседник огорчился:
— Компьютер ты должен купить. Особенно если болен. Миллионы людей больны раком, я видел сам. Я один раз сделал запрос по раку скелета, а это, наверное, самый худший, — и было двести пятьдесят тысяч попаданий.
Он осекся:
— Не буду говорить о раке. Мы же договорились.
— Не важно. К тому же у меня рак не скелета. Пока, во всяком случае, насколько мне известно.
— А я этого и не думал.
Стефан вернулся к вопросу о ценах:
— Так сколько же стоит такой дом, как у Эльзы?
— Двести-триста тысяч, не больше. Но я не думаю, что она собирается продавать свой дом.
— А она живет одна?
— Она, по-моему, никогда не была замужем. Иногда она малость нос задирает. После смерти жены мне как-то пришло в голову, что мы могли бы объединиться. Но она не захотела.
— А сколько ей лет?
— Семьдесят три, я думаю.
То есть примерно ровесница Герберта Молина, подумал Стефан.
— И она всегда здесь жила?
— Когда мы строились, ее дом уже стоял. Это был конец пятидесятых. Думаю, она живет здесь больше сорока лет.
— А кем она работала?
— Говорит, до переезда сюда была учительницей. Но я не очень в это верю.
— Почему?
— Кто уходит на пенсию в тридцать лет? Она же здорова, с ней все в порядке.
— Но она же на что-то живет?
— Получила наследство от родителей. Тогда и переехала. Во всяком случае, она так говорит.
Стефан обдумывал услышанное.
— То есть она родилась не здесь? Приезжая?
— По-моему, из Сконе. Эслёв? Это вроде бы там, на юге, где Швеция кончается.
— Точно, — подтвердил Стефан. — А почему она приехала именно сюда? Родственники?
Бьорн Вигрен посмотрел на него и засмеялся:
— Ты разговариваешь, как полицейский. Можно подумать, что ты меня допрашиваешь.
— Я не менее любопытен, чем все. Зачем переезжать сюда из Сконе, если не выходишь замуж, к примеру? Или если она, к примеру, не нашла тут работу, о которой всю жизнь мечтала? — сказал Стефан и тут же подумал, что делает ошибку. Надо было сказать, кто он есть.
— Мне тоже было интересно. И жена удивлялась. Но не станешь же выспрашивать. Эльза, в сущности, добрая. Всегда готова помочь. Когда жена работала, а дети были маленькими, она не раз помогала за ними присмотреть. Но что ее сюда принесло — понятия не имею. Не знаю ничего и об ее родственниках.
Он внезапно замолчал. Стефан ждал. Он догадывался, что продолжение следует.
— Конечно, все это довольно странно, — сказал он после долгой паузы. — Мы с ней в соседях сорок лет, целое поколение, а я даже не знаю, почему ей пришло в голову купить дом здесь, в Ульвчелле. Но есть вещи и постраннее.
— Например?
— За все эти годы я ни разу не переступил порог ее дома. И моя жена тоже, пока жива была. И дети. Я даже не могу сказать, бывал ли кто-то вообще у нее дома. Вот это действительно странно.
Стефан наклонил голову. Что-то в жизни Эльзы Берггрен напоминало ему Герберта Молина. Оба приехали издалека, оба вели одинокую, нелюдимую жизнь. Непонятно только — если Молин от чего-то или кого-то прятался, касается ли это также и Эльзы Берггрен? Дом для него покупала она. А почему? Как они познакомились? Что у них общего?
Следующий вопрос был совершенно естественным.
— Так к ней никто никогда не заходит?
— Никогда.
— Довольно необычно.
— Да просто странно. Никто из нас никогда не видел, чтобы кто-то заходил к ней в дом. Или выходил.
Стефан решил закругляться. Он посмотрел на часы.
— Надо идти, — сказал он. — Спасибо за кофе.
Они поднялись и вышли из кухни. В гостиной Стефан показал на рога:
— Это я подстрелил, когда был в охотничьей команде. Мы соревновались с Лильхердалем.
— Большой был лось?
Бьорн Вигрен захохотал:
— Самый большой из всех, что я повидал. Иначе он бы не висел на стене. Когда я умру, рога выбросят на свалку. Детям они не нужны.
Бьорн проводил его.
— К вечеру может пойти снег, — сказал он, вновь поглядев на небо.
Потом он посмотрел на Стефана.
— Не знаю, почему ты расспрашивал меня об Эльзе. Да я ничего и не говорил. Но может быть, зайдешь как-нибудь. Посидим в кухне, и ты мне расскажешь.
Стефан кивнул. Все верно — Бьорна Вигрена не следовало недооценивать.
— Удачи тебе с твоим раком, — сказал тот на прощанье. — Я имею в виду — желаю выздороветь.
Стефан шел назад той же дорогой. Машины в гараже Эльзы Берггрен по-прежнему не было — он был пуст. Он искоса посмотрел на окно — шторы не шевелились. С моста он снова поглядел на воду. Страх перед болезнью то отступал, то снова накатывал. Он не мог надолго отвлечься от того, что его ждет. Это его нынешнее занятие — сбор по крохам сведений об убийстве Герберта Молина — имело, как оказалось, очень ограниченный терапевтический эффект.
Он вернулся в центр и стал искать библиотеку, оказавшуюся в общественном здании под названием «Гражданский дом». В вестибюле на него уставилось чучело медведя. Ему вдруг захотелось броситься на медведя и начать с ним бороться. Он засмеялся, и проходивший мимо человек с бумагами в руках посмотрел на него с недоумением.
Стефан нашел полку с медицинской литературой. Он сел за столик с книжкой, но вдруг почувствовал, что не в силах ее открыть. Слишком рано, подумал он. Еще денечек. Только один, не больше. Потом он должен взяться за себя всерьез, а не пытаться похоронить тревогу в нелепом и бессмысленном частном расследовании.
Когда он вышел из Гражданского дома, его вновь обуяла нерешительность. Злясь на самого себя, он пошел в гостиницу. По дороге решил зайти в винный магазин. Никаких ограничений по этой части врач в Буросе на него не налагала. Хотя, конечно, вряд ли ему полезно пить. Но сейчас это его не волновало. Он купил две бутылки вина, как всегда итальянского. Он уже выходил из магазина, когда в кармане зазвонил телефон. Он поставил пакет с бутылками на асфальт и нажал кнопку. Это была Елена.
— Интересно знать, почему ты не звонишь.
Ему стало неловко. В ее голосе явно слышалась обида и грусть.
— Не важно себя чувствую, — сказал он извиняющимся тоном.
— Ты все еще в Свеге?
— А где мне еще быть?
— И что ты там делаешь?
— Даже не знаю. Наверное, жду похорон Молина.
— Может быть, мне приехать? Я могу взять несколько отгулов.
Он чуть не ответил — да. Он очень хотел, чтобы она приехала.
— Нет, — сказал он. — Наверное, мне лучше побыть одному.
Больше она приехать не предлагала. Ничего не значащий разговор продолжался еще несколько минут. Почему он не сказал Елене, что скучает? Что одному ему вовсе не лучше? Он все меньше и меньше себя понимает. И все из-за этого проклятого узелка во рту.
Он принес пакет с вином в гостиницу. Девушка-администратор поливала цветы в вестибюле.
— Ничего не нужно? — спросила она.
— Все хорошо.
Она с лейкой в руке сходила и принесла ему ключ.
— Посмотри, как все серо, — сказала она. — Октябрь. И будет еще хуже. Впереди длиннющая зима.
Она повернулась к своим цветам. Стефан поднялся в номер. Чемодан стоял так, как он его оставил. Он поставил вино на стол. Было несколько минут четвертого. Рановато, подумал он. Не дело — сидеть и пить посреди дня.
Он, не двигаясь, смотрел в окно. И вдруг решил — он должен успеть съездить на озеро. Но не туда, где стояла палатка, а на ту сторону, посмотреть лесосеки, о которых говорил Джузеппе. Он не рассчитывал что-нибудь найти. Но время пройдет быстрее.
Он добирался больше часа. На карте озеро именовалось Стонгваттнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52