Говорливый румянощекий полковник уже осточертел мне своей дотошной заботливостью и болтовней. Можно было подумать, что он родился и вырос в этом городе, удивительно похожем на какой-нибудь Сталинград или Куйбышев не столько деталями своей архитектуры, сколько общим впечатлением от нее. Та же тяжелая, серо-влажная окаменелость зданий и витрины с фотостендами местных газет и портретами передовиков социалистического труда, совсем как в какой-нибудь краснодарской или воронежской «Правде». И на улицах люди с точно такими же озабоченно-замкнутыми лицами. Даже возвышающиеся чуть не на каждом перекрестке стеклянно-бетонные стаканы с полицейскими сделаны по нашему милицейскому образцу. Или наши - по-ихнему, черт его знает!.. Полковник Трутков отвлекал меня от этих сравнений. Он без умолку сыпал названиями исторических мест, улиц, площадей с той самой минуты, как мы еще два часа назад въехали в Берлин, чтобы получить западногерманские визы и отметиться в советском посольстве. Бранденбургские ворота, университет имени Гумбольта, Комическая опера, Лейпцигштрассе, руины какого-то универмага, руины еврейской синагоги, Вечный огонь напротив Государственной оперы, возле которого, точно как в Александровском саду у Кремля или на Красной площади у Мавзолея, чеканно-гусиным шагом происходит смена караула. И снова тяжелые прусские здания и улицы с редкими потрепанными, как в каком-нибудь Воронеже, автомобилями.
У меня было стойкое ощущение того, что, перелетев через Польшу, я оказался все-таки не на Западе, а где-то на юго-востоке от Москвы, в какой-то поволжско-немецкой области, где местный румянощекий обкомовский инструктор в полковничьих погонах угодливо показывает прибывшему из Московской прокуратуры гостю свои владения. Даже липовая роща на Фридрихштрассе, несмотря на аккуратные асфальтовые островки в ней, была своей, родной, русской. В конце концов, я же наполовину русский, подумал я, оттого мне именно эти липы показались своими. А черт его знает, какие деревья могут быть родными моей второй, генетической, половине! Что там растет на моей «исторической» родине - кактусы, авокадо? Я их никогда не видел и не думаю, что мог бы назвать их родными даже наполовину…
- Говорят, что до войны здесь были роскошные отели, - трепался полковник Трутков. - Я видел фотографии, действительно первый класс, роскошь. Рестораны - обалдеть можно! Но ничего, Игорь Иосифович, вернетесь из Западного Берлина - мы с вами в «Ратскелере» обмоем операцию. Это на Александрплац лучший в Берлине ресторан. Даже западные немцы оттуда заказывают столики…» (с. 415-416).
Такое же разнообразие мест действия мы находим и в романах Э. Тополя: в «Красном газе», «Чужом лице», «Откровенном романе» и др.
Вот описание северных мест:
«Сразу за Уренгоем открылась величественная панорама газового месторождения: сотни буровых вышек, гигантская и словно инопланетная конструкция головной компрессорной станции - целый завод по очистке, охлаждению и конденсации газа, который мы построили вопреки всем американским эмбарго на роторную и электронную технику. Вокруг этой станции серебрились огромные емкости газонакопителей, переплетения нитей десятков газопроводов, подстанций, заправочные, временные склады труб и скопление всякой прочей техники на взрыхленной гусеничными вездеходами тундре. В разных концах этой панорамы вспыхивали огни электро- и газосварки, копошились тягачи и бульдозеры, сновали начальственные «Волги», «газики» и бронетранспортеры-вездеходы…
Километров через пятнадцать - двадцать нити газопроводов стали разбегаться в разные стороны тундры, а сама тундра побелела - чем дальше, тем белей и безжизненней, с пятнами гнилой желтизны в редких блюдцах промерзших болот и синими ледяными излуками замерзших тундровых речушек. Порой на окраине этого голого снежного блюда возникали контуры какого-нибудь поселка нефтяников, вышка бурильного станка, конуса чумов ненецкого стойбища, заиндевевший шнурок нити газопровода или бегущие по тундре оленьи нарты ненцев.
Но скоро исчезли и последние признаки цивилизации: мы летели на северо-запад, в глубь еще не освоенной тундры» («Красный газ», c. 22-23).
В «Чужом лице» действие происходит в Вашингтоне, Брюсселе, Краснодаре, Баку, Балтийске, Италии и др.
При описании тех или иных мест важную роль играет сельский или городской пейзаж.
Пейзаж в «Журналисте для Брежнева» и в «Красной площади» вкраплен в сюжет мелкими «частицами», видимо, чтобы не тормозил действие, так как именно оно является главным в любом детективе. Приведем несколько примеров. Пейзаж функционален, каждый раз он тесно связан с конкретным событием в романе.
«Журналист для Брежнева»:
«Внизу, под нами, зеленым ковром лежали хлопковые плантации, изрезанные огромными ярко-красными лоскутами маковых полей. Начало мая - самое время цветения маков, и потому ало-багровые маковые поля уходили вверх, по склонам гор, словно пламя взбегало в горы на высоту двух тысяч метров, и только белая черта вечного снежного покрова останавливала этот пожар. Я не знаю, что больше приносит доход местным колхозам - огромные хлопковые плантации в долинах или эти горные лоскуты полей опиумного мака, который здесь выращивают для медицинской промышленности» (с. 25). См также: с. 27, 45, 99, 100.
«Красная площадь»:
«…Два дня назад Сочи накрыло такими морозами и снегопадами, что город оказался парализован, общественный транспорт не ходит, школы закрыты, и счастливые подростки устраивают на пустых мостовых веселые снежные баталии. Но для гусеничного армейского вездехода сочинский снег, конечно, не проблема, армия у нас подкована на все случаи жизни» (с. 6-7). См. также: с. 201 и др.
Так же лаконично, но довольно часто Э. Тополь включает пейзажные зарисовки во все свои романы.
«Чужое лицо»:
«Шел проливной дождь - один из тех дождей, которые в конце знойного лета налетают на Вашингтон и приносят короткую передышку от жары» (с. 31).
«Днем Вирджиния бродила по солнечно-жаркому Вашингтону, уже просохшему после дождя…» (с. 42).
«Он огляделся. Вокруг было пусто и тихо. Серая Кубань лениво текла вдоль пологих, засыпанных осенней листвой берегов. Где-то в стороне квакали лягушки. Теплое осеннее солнце блестело в речной воде» (с. 206).
«В Кирове уже стояли морозы - минус 12° по Цельсию. Заснеженный одноэтажный город даже внешне выглядел голодной казармой. В продовольственных магазинах было абсолютно пусто - ни мяса, ни колбас, ни молока, ни сыра. Только буханки черного, сырого, будто тюремного, хлеба, макароны и дешевые рыбные консервы - треска и кильки в томатном соусе. В винном отделе - дешевые портвейны и дорогая восьмирублевая «Стрелецкая» водка. Ставинский купил бутылку водки, две банки консервов и буханку хлеба, а в промтоварном магазине - топор, удочку и несколько рыболовных крючков» (с. 212).
«Красный газ»:
«Буран утих 9 декабря, утром. Он завалил Уренгой снегом так, что мальчишки на санках съезжали на улицу из окон вторых этажей. Все население города высыпало на улицы с деревянными лопатами в руках - откапывать снег от подъездов, расчищать мостовые и тротуары» (с. 18).
В произведениях Ф. Незнанского «Ярмарка в Сокольниках» и «Ящик Пандоры» (Август в Москве)» действие происходит (за редким исключением) только в Москве. Причем пейзаж у Ф. Незнанского, как правило, не связан с конкретным событием романа:
«Меркулов потер щеки, заросшие рыжей щетиной:
- Действительно, я сегодня не брился.
Мы вышли из прокуратуры и пошли по Новокузнецкой в сторону метро. Летняя Москва зеленела нежной листвой, а чистое, не омраченное облаками небо, казалось, гарантировало вечность жизни.
Пока мы шли до парикмахерской, я доложил Косте обстановку, рассказал о вчерашнем визите к Рогову в ГРУ. Опустив лишь одно - беседу о жене маршала Агаркина.
- Садитесь вот сюда, в кресло, - сказал Меркулову парикмахер Лившиц, - а я на минуточку выйду - взгляну на свою машину и заодно сниму дворники, а то знаете, как у нас: раз-два, и половины автомобиля нет» («Операция “Фауст”», с. 279).
4. Политический элемент
В детективах Э. Тополя пространство повествования включает описание различных социальных групп. Одной из характерных его особенностей является обращение к жизни высших слоев, политической элиты. В «У.Е.» автор на авансцену действия выводит В.В. Путина, в «Чужом лице» одним из основных персонажей является Л.И. Брежнев, значительную роль в развитии интриги в романе «Красный газ» играют Ю.В. Андропов и К. Черненко.
В романе «Игра в кино», построенном на автобиографическом материале, нет персонификации высшей власти, поскольку у автора в те годы не было личного опыта общения с руководителями страны.
Вводя в повествование элемент большой политики, Э. Тополь создает ряд известных читателю лиц и событий определенной эпохи. Отсутствие личного опыта общения с верховной властью позволяет писателю давать смелые аллюзии.
Ф. Незнанский также вводит в повествование элемент большой политики, но - с осторожностью: как правило, на уровне вторых-третьих фигур большой политики («Ярмарка в Сокольниках», с. 242-246).
Руководители страны обрисованы в прозе Ф. Незнанского схематично, они присутствуют в ней как элементы эпохи, это фигуры, не получающие художественного осмысления.
В книге «Журналист для Брежнева» имя Л.И. Брежнева упоминается постоянно. От его распоряжений и указаний многое зависит в развитии действия. Автор книги использует прием многопланового восприятия этой исторической фигуры, в результате чего создается образ капризного престарелого вождя.
В повествовательном поле романа «Красная площадь» много упоминаний о приказах и распоряжениях Л.И. Брежнева, из его бесед с людьми, из его юмора, вздорных поступков, трусости, готовности к компромиссам и т. п. возникает колоритный и неоднозначный образ главы государства.
Оба произведения спорной группы воспринимаются как дилогия - в ней воссоздан довольно яркий художественный образ главы государства.
Художественное обобщение жизни политической элиты сближает произведения спорной группы с творческой манерой
Э. Тополя и отличает их от произведений Ф. Незнанского, весьма осторожно и сдержанно касающегося жизни лиц верхнего эшелона власти.
5. Секс как предмет художественной трактовки
В произведениях Э. Тополя, как уже отмечалось, сексуальные отношения изображены довольно смело и со многими подробностями. И дело не в том что в его книгах «прописаны» различные любовные истории и интимные сцены. Эти сцены важны для характеристики определенных персонажей, атмосферы и нравов, царящих в тех или иных местах, учреждениях. В «Чужом лице», например, впечатляет любовь Ставинского и Вирджинии, в «Красном газе» показана сексуальная распущенность в духе Бодлера (с. 270); в «Чужом лице» и в
«У. Е.» - проституция; в «Красном газе» - насилие (изнасилование следователя Ковиной (с. 197-200); в «Чужом лице» - гомосексуальное насилие (с. 232, 240); в «У.Е.» - лесбиянство (с. 102, 115, 371; «КГ» - с. 215); в «Красном газе»
(с. 270), «У.Е.» (с. 273), «Игре в кино» (с. 180) - совращение малолетних и т.д. и т.п.
Итак, художественной манере Э. Тополя присуще многообразие в описаниях сексуальных отношений, и эта проблематика является атрибутивным признаком его произведений.
В произведениях Ф. Незнанского сексуальная тематика представлена весьма слабо; за исключением одного эпизода в «Ящике Пандоры», у этого автора нет откровенного показа сексуальных отношений, о них чаще всего говорится вскользь.
Иными словами, в прозе Ф. Незнанского сексуальная проблематика не является атрибутивной. В его повествовании изображение интимных отношений окрашено чувством искренней любви; в описаниях «интима» начисто отсутствуют подробности сексуальных отношений, каковы бы они ни были.
Если же посмотреть под этим углом зрения на содержание книг, об авторстве которых идет спор, то картина получается следующая.
В книге «Журналист для Брежнева» сексуальные отношения показаны как похотливая забава вне глубокого любовного чувства (с. 121-122). На с. 342 говорится о наличии в картотеке МУРа списка сорока тысяч валютных проституток как оперативного резерва; там же - описание сексуальных игр (петтинга) в исполнении молодой девушки; на с. 137-138 - сцена изнасилования.
В книге «Красная площадь» говорится о беспорядочной половой жизни сановника Вигуна (с 9, 117, 164, 178, 392); на с.101-102 - сцена домогательства со стороны руководящего работника милиции Mалениной, заканчивающаяся бурными сексуальными отношениями со следователем Шамраевым; на с. 98-99 - впечатляющая сцена прослушивания магнитофонной записи, фиксирующей совокупление Г.Л. Брежневой с ее любовником.
Можно было бы указать и на многие другие подобные сцены и соответствующие упоминания о сексе в этой книге. Но дело не в количестве примеров. Со всей определенностью можно констатировать, что произведения спорной группы не содержат темы пола в контексте искренней и серьезной любви, интимные отношения в них чаще всего показаны как забава, похоть, распущенность, насилие, извращения.
Таким образом, сексуальная проблематика является атрибутивным признаком как произведений Э. Тополя, так и произведений спорной группы и, с другой стороны, почти не обнаруживается в книгах Ф. Незнанского.
6. Игра слов как стилевой признак
По ходу исследования всех представленных на экспертизу текстов было выявлено такое отличительное свойство стиля Ф. Незнанского, как склонность играть словами и их значениями с целью достижения юмористического эффекта.
Произведения, заведомо и бесспорно принадлежащие перу Ф. Незнанского, изобилуют обыгрыванием прямого и переносного смысла слов, их обыденного и жаргонного значения, контрастом смысла между омонимами, именами собственными и нарицательными и т. п.
Так, имя Турецкий непременно влечет за собою выражения турецкий фронт, турецкий кофе, турецкий-русский. Если сказано маршал Гречко, то тут же следует крупа гречка (с.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57