У Бокьо было стопроцентное алиби. Во-первых, он божился, что две недели безвылазно сидел в гостиничном номере, а во-вторых, в течение эти двух недель полиция Майами круглые сутки держала у него под дверью двух вооруженных охранников.
Были задержаны и допрошены несколько мелких бандюг. Отдел по раследованию убийств сделал стандартное заявление, о том, что "расследование может сдвинутья с мертой точки... в любую минуту".
Я перевернул страницу назад и снова взглянул на фото миссис Поллард. Добрые глаза. Интересно, они были такими же добрыми в ту минуту, когда она гналась за беднягой-мужем на своем "шевроле"?
Такси остановилось у отеля, я дал таксисту десять центов на чай и тут же подумал, почему не отдал ему все свои деньги или по крайней мере доллар.
Придя в свой номер, я разделся до трусов, закурил и решил, что нет смысла оттягивать решающий момент. Выложив из коробочки две таблетки на стол, я высыпал остальные в стакан с водой. Перед тем, как поднести стакан к губам, я подумал, что снотворные таблетки, надо надеяться, не окажутся горькими.
Этого мне узнать не удалось.
Час с лишним я потел и трясся, пытаясь донести стакан до рта, но он точно превратился в обломок гарнитной скалы - я был не в силах оторвать его от стола. Все произошло точно так же, как с попыткой застрелться, когда мне не хватило решимости нажать на спусковой крючок. Руки и ноги и голова легко двигались - но не тогда, когда моя ладонь сжимала стакан со снотворными таблетками. Я дрожал, потел, даже плакал от стыда, но все впустую: тело мое точно онемело. Я так и не решился отнять у себя жизнь.
Это было просто непостижимо. Раньше-то я никогда не испытывал недостатка храбрости - даже на ринге, когда мне приходилось драться с настоящим профессионалом, с каким-нибудь мастером нокаутов, который танцевал вокруг меня десять раундов, дожидясь возможности нанести только один точный удар, - даже тогда, прекрасно понимая, что мне не тягаться с моим противником и что напрасно я преисполнен этой глупой щенячьей удали, мне хватало выдержки не смалодушничать и не лечь на пол.
Я снова и снова пытался поднять стакан со стола, пока в конце концов не выронил его, в отчаянье попытавшись вцепиться в него зубами - только тут я наконец расслабился.. Я сел и тупо уставился на мокрое пятно на ковре. Я вдруг воочию увидел свою безжизненно висящую руку и представил себе врача "скорой", который пытался вонзить мне в вену иглу капельницы...
Я смотрел на ковер так долго, что у меня даже в глазах зардило. Потом перед моим взором вдруг выросла миссис Да Коста - она вопила : "Ах ты бандюга с полицейским значком!" Я отчетливо увидел тонкую струйку крови, текущую у неё из носа.
Стоило мне закрыть глаза, как видение исчезло. Я закурил, но смог сделать только три затяжки. Потом в качестве эксперимента проглотил одну таблетку. Когда же я потянулся было за второй, последней, моя рука опять онемела. Это было настолько сверхъестественно, что я даже начал читать молитву.
От одной-единственной таблетки у меня замутилось в голове. Я прилег на кровать, но не заснул - или мне так только показалось.
Я глядел в разверзшуюся перед собой черную бездну и стал размышлять о прожитой жизни. Начиная со смерти мамы, когда она лежала в грубо обструганном гробу такая холодная и непохожая на себя - на веселую маму, к которой я привык. Потом я вспомнил, как переехал к тете Мэй и как убегал раз сто от этой глупой старой дуры, из её огромного неуютного дома, от её бесчисленных "правил", которые все сводились к запрету "Этого делать нельзя!" Она хотела как лучше, конечно, но выжившая из ума старая дева воспитательница никудышная. Потом вспомнил, как три года жил в "приюте". Тот ещё был приют. Физически я был крепче любого десятилетнего мальчишки и в этом "приюте" узнал две вещи. Много раз на дню мне сообщали, что я "выблядок" - это продолжалось до тех пор, пока я не отдубасил одного большого мальчика. Тогда я ещё узнал, что умею больно бить.
Перед моим мысленным взором проносились эпизоды наших полупрофессиональных футбольных матчей на песчаном пле; тогда я, выступая полузащитником, умудрялся жить на десять-пятнадцать долларов в неделю, которые мне доставалось в случае нашей победы. Потом в моей биографии были нелегальные боксерские поединки: наша команда "любителей" колесила в старом драндулете - из Нью=Йорка в Олбани, в Утику, Баффало, Торонто и Монреаль, а оттуда в Бингемптон. Каждый вечер мы выступали на новом ринге под вымышленными именами и возвращались в Нью-Йорк с сотне или больше в кармане, уверенные, что нам принадлежит весь мир.
И вдруг на экране моей памяти появились девушки - сначала первая, с которой я лег в койку - дело происходило в Сиракуюзе, - а я, к своему стыду, был старше, чем следовало бы для первого раза. За ней потянулись все прочие - с неразличимими лицами и фигурами. Если бы не девки, я смог бы чего-то добиться на профессиональном ринге. По сложению и повадкам я сильно напоминал Тони Галенто. Но увы, я так и остался уличным драчуном - срогие правила бокса вечно сковывали мои природные повадки, заставляя переходить с бега на шаг.
И вот что самое поразительное - вдруг мне стало ясно, что я сижу на кровати в своем номере, словно разбуженный звонком будильника. Я чувстовал себя отдохнувшим и полным жизненной энергии. Я принял душ и почистил зубы. Когда я сдал ключ от номера сонному портье, настенные часы показывали только половину пятого утра. Он спросил:
- Съезжаете так рано? - и полез за моей регистрационной карточкой.
- Не боись, друг - я же уплатил за два дня вперед. Комната мне больше не нужна. Если хочешь, можешь использовать её по собственному усмотрению.
Я дошел пешком до Девяносто шестой улицы и сел на подземку. Затхлаяа духота вагона убила все мое хорошее настроение. Напротив меня сидел какой-то малоприятный тип, похожий на наркаша. Я притворился спящим. Я читал, что такие вот бандюги частенько режут спящих пьянчужек - просто из интереса.
Я сидел и размышлял, сумею ли спастись от его ножа так же успешо, как я спасся от снотворных таблеток и собственного револьвера. Потом я вдруг перепугался, что моя смерть окажется долгой и болзененной и я откину копыта где-нибудь на больничной койке.
Мы были в вагоне одни, но мой головорез не шевелился. Когда поезд останоился на моей станции, я встал и потопал к "Гроверу". Я ощущал себя как нашкодивший ребенок. Было уже начало шестого.
Увидев меня, Дьюи прошептал:
- Где ты пропадал? - Вид у него был невыспавшийся и красные круги вокруг глаз были темнее обычного.
- По городу шатался, вспоминал молодость.
- Черт, да тебя все ищут - с ног сбилсь. Док Дюпре названивл всю ночь. Потом из полиции звонили - лейтенант Аш. И она тебя ждала всю ночь.
Я перевел взгляд туда, куда указывал его палец, и увидел сидящую в кресле у стены Дот. Она не спала, её уставшие глаза были широко раскрыты. Она ничуть не изменилась. Такая же маленькая и пухленькая. И надеты на ней как всегда были какие-то лохмотья, которые она была вынуждена носить, потому что ходить нагишом в нашей стране нельзя. Дот отличалась удивительным равнодушием к стильной, не говоря уж просто об элегантной одежде.
Подойдя к ней поближе, я увидел, что глаза у неё опухли от слез. Утонувшая в большом кресле, она казалась ещё меньше рстом. Я пододвинул стул и сел.
- Что случилось, Дот?
- Лоуренса избили. Очень сильно. Он может умереть.
- Что? Малыша? Когда?
- Сегодня... Вчера поздно вечером. - Голос у неё звучал безжизненно. Она, казалось, была в шоке. - Он вызвался пойти в патрулирование и по дороге в отделение полиции на него напали и избили.
- Где он сейчас?
- В отделении скорой помощи в "Сент-Висенте". Марти, помоги нам.
- Разумеется. Что ему нужно? Кровь?
Но согласятся ли врачи взять мою кровь, если я скажу им о раке?
- Нет, о нем позаботятся. Я не о врачебной помощи. - Она схватила мою руку, сильно впившись в неё ногтями, и заговорила торопливо и возбужденно. - Марти, его отца на улице убили. Смерти Лоуренса я просто не перенесу.
- Я представляю, что ты сейчас чувствушь. Я уверен, что полиция...
- Нет, Марти. Я прошу тебя - сам займись этим!
Я похлопал её по руке.
- Что мне надо сделать?
- Марти, я не знаю, может быть, я схожу с ума. Я понимаю: месть - это глупо и неправильно, но я тех пор, как это случилось, я ни о чем другом думать не могу - я хочу, чтобы ты отомстил тому, кто это сделал! Марти, временами ты бывал добрым и хорошим, а временами злым и жестоким, как волк-одиночка. Я прошу... я хочу, чтобы жестокая, худщая половина твой души побудилась - найди того, кто это сделал, чтобы он больше не смог причинить зла другому такому же мальчику.
- Хорошо. Как малыш?
- Состояние все ещё критическое, но врачи говорят, шанс есть. Он все тебя зовет. - Ее ногти снова вонзились в мою ладонь. - Марти, сделай это для меня и для Лоуренса.
- Ладно. Я же сказал, что сделаю.
Дот выронила мою руку и встала.
- Спасибо, Марти, - сказала она просто и направилась к двери.
Я побежал за ней.
- Ты куда сейчас?
- Домой. Я очень устала.
- Я поймаю тебе такси.
- Не надо. Марти, используй свою силу, свою жестокость, свою храбрость на благое дело - найди того, кто это сделал. - Голос у неё был мертвый.
- Хорошо, хорошо, но давай я все-таки поймаю тебе такси.
Мы остановили такси на Уинтер-стрит, она назвала шоферу адрес - где-то ближе к окраине, - я дал ему пятерку и попросил побыстрее доставить домой.
Когда такси отъехало, я ощутил во рту невыносимую горечь. Не хватало мне своих забот, так теперь ещё и это...
Я сплюнул горечь на тротуар и отправился к больнице "Сент-Винсент".
Глава 3
- Хорошо, что вы пришли, мистер Бонд, - сказал мне врач в "Сент-Винсенте". - Молодой человек постоянно о вас спрашивает. Если вы с ним немного поговорите, может быть, он успокоится и уснет. Ему сейчас очень важно поспать.
- Как его состояние?
- Уже не очень критическое. Его били профессионально, если вы понимаете, что это значит. За считанные секунды он получил сотрясение мозга и очень серьезный разрыв кожи на черепа - явно рукояткой пистолета. У него сломан нос, разорвана барабанная перепонка и множество внутренних травм. Полагаю, его повалили на землю и стали бить ногами - похоже, у него разрыв левой почки и несколько ребер сломано. Это пока все, что мы смогли установить. В моче у него обнаружена кровь, а это означает, что помимо почек повреждены и другие внутренние органы.
- Он в состоянии говорить?
- Да-да. Мы дали ему сильное успокоительное, но он упорно борется со сном и всю ночь спрашивает про вас. Пусть он с вами выговорится, но только не спрашивайте у него ничего, что могло бы вызвать у него возбуждение.
- Хорошо.
Он повел меня в палату к малышу. Лоуренс лежал на кровати с перебинтованной головой и повязками на лице, точно мумия. Врач ушел, и я тихо сказал:
- Привет, Лоуренс!
Бинты шевельнулись и едва слышный голос произнес:
- Марти?
- Да, малыш.
- Папа! Я так давно тебя жду! - Голос прозвучал устало.
- Я все знаю. Постарайся...
- Марти, это ерунда. Но это все связано с мясником. Теперь ты убедился? - Его голос окреп.
- Да похоже на то.
- Понимаешь, мы, помощники полицейских... нас все меньше... Ребята считают, что управление... Нас там принимают за обузу. Дело в том, что я позвонил в отделение и узнал, что одному полицейскому надо заступать на вечерее дежурство, и у него нет напарника. Так я вызвался пойти с ним. Я шел к отделению по переулку... Приехал туда на автобусе с Пятой авеню... И вот шел я мимо подъезда какого-то дома и оттуда меня позвали. Когда я туда вошел, меня ударили по голове.
- Не видел, кто это был?
- Нет. Я увидел только мельком лицо мужчины, очень похожего... только не смейся... на Дика Трейси. Когда он меня бил, я, наверное, на мгновение пришел в сознание... Помню, он все приговаривал: "Сволота! Сволота!" - и так, знаешь, с каким-то рычанием это произносил, точно рассвирепевшая собака.
- А кто тебя позвал? Мужчина, женщина?
- Голос был явно изменен...
- Лоуренс, ты уверен, что он сказал "сволота", а не "сволочь"?
- Своло...та.
Малыш то ли заснул, то ли потерял сознание. Я нажал кнопку вызова и скоро пришел врач. Осмотрев малыша, он потянул меня за руку. Я кивнул, но не двинулся с места. У меня вдруг появилась подозрение, кто бы мог так обработать малыша - мысль была, прямо сказать, шальная. Я стоял у кровати Лоурена, не пуска с него глаз, и почувствовал вдруг облегчение. Если мое подозрение оправдается, то, значит, это дело рук одного из самых жестоих и беспощадных громил нью-йоркского преступного мира. А раз так, то теперь он вполне может стать моей добычей, потому что уж если я начну на него охоту, меня будет мало беспокоить вопрос о сохранности собственной шкуры особенно если я не стану слишком с ним осторожничать...
- Вы можете идти, мистер Бонд. Теперь он проспит часов десять, а то и больше.
Мы вышли в коридор, и я увидел полицейского - самого настоящего. Он сидел на стуле у стены и курил. Долговязый и худой, совсем ещё сосунок.
- Караулишь палату? - спросил я.
Он кивнул.
- Где тебя черти носили, когда я сюда вошел?
- Ходил ноги размять. Но с палаты я глаз не спускал.
- Твои глаза никого не интересуют - ты со своей пушкой должен стоять под дверью.
- Я же видел, как вы с врачом вошли, так что...
- Это отец Лоуренса Бонда, - вмешался врач.
- Не беспокойитесь, папа, все будет в порядке...
Я схватил его за плечо и рывком поднял на ноги.
- Я Марти Бонд. Если я увижу, что ты отлыниваешь от службы, я тебе шею сверну! Марти Бонд - тебе это имя что-нибудь говорит?
- Да... сэр, - промямлил он. - Я про вас все знаю.
Я отпустил его.
- Ну и ладно. Извини, малыш, что сорвался. Но вполне возможно, что они попытаются кончить его прямо здесь.
- Никто и близко не подойдет к этой двери, мистер Бонд.
- Ладно. Смотри не спи!
Небо на горизонте побагровело - начинался очередной мерзкий день. Во рту у меня был противный гнилой привкус, но я чувствоввал себя умиротворенным, почти счастливым. Если мое подозрение подтвердится, то, значит, мне нежданно-негаданно подвернулась работенка, и наградой за неё мне будет даже не просто денежная премия, а смертельный выстрел бандита, который укокошит меня и не поперхнется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21