Конкурировать с этими стенами могли только покрытые вьевшейся грязью, ципками, трещинами и ссадинами руки самих нарядчиков. Стены же старых домов поражали своей необъятной толщиной и мощью. Даже при отключении центральной котельни, что происходило все чаще и чаще по мере ускоренного продвижения к светлому будущее, стены промерзали не сразу и несколько дней, героически сопротивляясь держали тепло, отогревая в своих топорных, но надежных объятиях утлые офицерские семейные челны.
Естественно, однако, что во времена Блюхера больше думали о победе над японским милитаризмом, чем о таких мелочах быта как горячая вода и ванные комнаты. Некоммунальные квартиры вообще считались достоянием проклятого буржуазного прошлого, недостойного настоящих большевиков
ленинцев-сталинцев.
В новом доме все это было. Спроектировали здание в НИИ военного строительства, расположенном, естественно, в столице нашей Родины - Москве. Построил по московским чертежам военно-строительный отряд центрального подчинения. Покидал все ненужное вокруг, поелозил по этому хламу бульдозерами, вырыл по периметру десяток - другой ямок, воткнул в ямки какие-то хилые прутики, привязал прутики к реечкам и, бодро отрапортовав о досрочной сдаче, умчался подальше от унылых голых сопок.
Под хороший закусон дом побыстрее, до прихода холодов, приняло КЭЧ. Начальство с обеих сторон обмыло приемный акт и, о счастливое стечение обстоятельств, кануло, прыснуло подальше от гарнизона и своего детища. Кое-кто вышел на пенсию, кто-то умчался по замене в более благославенные края, кто осваивать новые ударные стройки Советской Армии.
Надо сказать, что дом был первым в серии, экспериментальным, улучшенным и на фоне забайкальского пейзажа смотрелся просто здорово. Классно смотрелся Новый Дом на фоне покрытых жухлой травой сопок, двухэтажных серых блюхеровок и единственного на всю Манжурку сочнозеленого парка. Парка, посаженного героическим генералом Драгунским, сосланным, в процессе борьбы с космополитизмом в этот, тогда никому не нужный и Богом забытый гарнизон, на границе с Великим дружественным Китаем.
Теперь, во времена острова Даманского, горнизон стал полнокровным, перенаселенным и шумным, но ни одному из сменявших друг друга генералов не удалось оставить в памяти обитателей ничего подобного Блюхеровским домам и Драгуновскому парку. Предполагалось, что "Новый Дом" станет рукотворным памятником эпохи развитого социализма, затмит своим величием первые два чуда Забайкальского края света.
Замполит прибыл в самый разгар борьбы за квартиры в Новом доме. Он сразу оценил ситуацию и, о еврейская голова! - оценил ее правильно. Когда на общем собрании офицеров и прапорщиков майору предлжили новую излированную трехкомнатную квартиру, он встал, с минуту скорбно помолчал, склонив голову на грудь, украшенную колодкой юбилейных медалей и скрещенными ремнями полевого обмундирования.
Выдержав паузу в лучших традициях провинциального русского театра и заинтриговав в достаточной мере публику, замполит широко раскинул руки, как бы пытаясь обнять все присутствующее собщество, все братские народы СССР. Быть может, его пылких объятий хватило бы и на весь Соцлагерь, и, чем черт не шутит, на все прогрессивное человечество. Трубно, этак по простецки, прочистил в белоснежный платок носоглотку, оценил содержимое платка, аккуратно сложил и спрятал употребленное в карман галифе. Обвел зальцо печальными глазами и повел свою тронную речь...
- Товарищи офицеры и прапорщики! В нашей героической части я человек новый, еще не со всеми познакомился, пока не вник во все обстоятельства быта семей военнослужащих. Это моя вина... Но, поверьте! Коммунисту и офицеру, совесть не позволяет только приехав сразу же претендовать на, подчеркиваю, положенную, отдельную трехкомнатную квартиру в Новом прекрасном доме со всеми удобствами. Даже имея семью из трех человек. Ведь, наверняка, среди нас есть люди давно служащие в этом отдаленном гарнизоне, мечтающие о городских удобствах, имеющие многодетные семьи. Так давайте же сначала улучшим их условия жизни, дорогие товарищи! Ведь забота замполита о людях, как не устает говорить дорогой товарищ Генеральный Секретарь Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев в своих исторических речах на Съездах и Пленумах - есть цель жизни и борьбы партийных работников.
Всеобщее ошарашенное молчание было ответом ему, а потом зал ошалело зааплодировал. Замполит раскланялся на все стороны света, выпустил из пылких объятий полузадушенные братские народы и скромно добавил:
- Если Вы, товарищи, поручите, то постараюсь разобраться и уладить все квартирные проблемы нашей части наилучшим образом.
Товарищи единогласно поручили. В организационных вопросах нелетающий замполит был дока. Он сводил концы с концами в запутанных дебрях квартирной очередности, добивался справедливости на заседаниях квартирных комиссий всех уровней, бился как лев за квадратные метры и лоджии, грудью вставал на защиту унитазов и кухонных плит.
В борьбе обретал он свое.
Еще недавно розовые упитанные щечки - побледнели, глаза, под стеклами очков в круглой металлической оправе, наоборот покраснели.
Как это не парадоксально, но все офицеры отряда, желавшие чего-то нового, действительно сменили квартиры. Кто-то переехал из деревянного старого дома в деревянный поновее. Кто-то сменил две комнаты в старом блюхеровском на двухкомнатную в панельном, кто-то комнату в старом - на две в совсем древнем, деревянном.
Замполит тасовал нас словно пластмассовые квадратики в детской игре мозаике. В результате всех этих перетурбаций сам майор перехал из гостиницы в изолированную двухкомнатную блюхеровскую картиру в самом престижном генеральском доме. Параллельно с этими трудами и заботами бравый майор знакомился с личным составом, вызывал солдатиков и сержантов срочной службы по одному в свой кабинет и долго о чем-то наедине беседовал.
Эти бдения за закрытыми дверями оставались тайной до момента вселения замполита в квартиру. Где-то за недели две-три до торжественного момента, некоторые бойцы, непонятно за какие заслуги, получили кратковременные отпуска с выездом на родину, другим - отпуска были объявлены с задержкой в исполнении, на месяц, полтора, два.
Когда начали возвращаться в часть первые ласточки, все постепенно прояснилось. Бойцы летели из родных краев не порожняком, а неся в своих клювиках дань от благодарных, чадолюбивых родителей. Родители избранных счастливцев случайно оказались не простыми рабочими-колхозниками-интеллигентами, а людьми, "уважаемыми", так или иначе связанными с дефицитом, и за счастье повидать свое чадо, благодарно делившимися этим дефицитом с замполитом.
Один притащил никогда до этого в Забойкалье не виданный, голубой как петлицы советского вертолетчика, финский унитаз. Другой - вязанку обоев, Некто, анонимно, слал посылками плитку, бандеролями паркет. Почта была забита отправлениями в адрес народного радетеля.
Нужно отметить, много солдатиков попало в часть с берегов теплого Черного моря, со склонов Кавказких гор, а там люди давно поняли все прелести взаимной дружбы и помощи, проще говоря распрекрасный принцип Советского товарообмена, "Ты мне - я тебе".
Пришла осень, за ней зима с байкальским сумасшедшим ветерком, с сорокашестиградусными морозами, полезли из носа ледянные сосульки замерзающего на лету дыхания и начали понимать люди, что к чему на белом свете, в чем суть и какова цена замполитовской ласковой заботливости. С первыми холодами в Новом Доме начало от холода вести окна. Сыроваты оказались когда ставили. Справился народ с этой бедой, дружно законопатив все дырочки промасленной армейской ветошью. Следом полез, покоробился на кухнях линолиум - закрепили авиационным клеем, выровняли утюгами. Обои решили со стен слезть будто старая кожа со змеи - подклеили все тем же клеем из того же неиссякаемого источника.
Но подкралась беда - проектировщики ли не учли, солдатики ли стройбата схалтурили, но порвались, заложенные на малой глубине трубы отопления и горячего водоснабжения.
Как чуял это наш замполит, сидел за блюхеровскими стенами в теплой квартирке-конфетке, отделанной народными умельцами, получившими отпускные билеты сразу после успешного завершения ремонта. Сидел замплит - сострадал ... Цокали зубами полузамерзшие офицерские семьи - просто страдали. Терпеливый, надежный народ был - советские офицеры.
Однажды среди зимы случился большой переполох в затерянном среди пегих маньжурских сопок гарнизоне. Начальники служб и командиры всех рангов задергались, забегали, понукая замерзший и закутанный соответственно времени года личный состав, к небывалой по столь холодной погоде активности.
Механикам была дана команда немедленно готовить вертолеты к полетам с большим, ну очень большим, начальством на борту. Следовательно, борты должны быть прежде всего почищены, подкрашены, размалеваны белыми и красными полосочками, трафаретиками. Гвардейские знаки обновлены, колеса шасси наваксены, белые ободки намалеваны, внутри, естественно, все должно сиять и радовать начальственный глаз. Вся эта прелесть, ко всему прочему, должна еще и летать и не просто летать, а без малейших намеков даже на попытку летного происшествия.
Вскоре после нанесения последнего мазка, в ганизонную гостиницу вселилась группа генералов и полковников с черными бархатными петлицами артиллеристов и танкистов, инженеров и химиков. Вертолетчики, естественно, обеспечивали полеты всей компании из гарнизона на полигон.
В тесном кругу, каким является даже относительно большой гарнизонный городок, трудно долго хранить не только семейные, но даже военные тайны. Все население знало, что за несколько недель до приезда комиссии в дивизию прибыли новые, совершенно секретные танки.
Необычность их состояла в способности использовать башенные орудия не только как обычные пушки, стреляющие снарядами с огромной начальной скоростью, но и как огнеметы, метающиее зажигательную жидкость способную сжигать все живое и неживое на своем пути.
Такие танки считались очень перспективными на случай военных действий против слывших раннее братьями, китайцев, учитывая их индивидуальную малоразмерность, огромную численность, необъяснимую живучесть и плодовитость.
Танкистам нашего гарнизона выпала честь первыми испытать новое чудо-оружие на глазах причастных к этому событию начальников. Без личного участия в испытаниях начальникам не светили новые красивые ордена и медали за повышение боеспособности Родины.
Горючая смесь оказалась ядовита, дорога в производстве, хранилась опечатанной. Именно поэтому никто к ней не лез, от греха подальше, не пытался опробывать до приезда высокой комиссии.
Как водится на Руси, среди приехавших оказались все способившиеся примазаться в надежде заполучить орденок. Отсутствовали только действительные изобретатели и разработчики нового оружия. Оказалось, что их звания и анкетные данные, подходящие для возни с железяками и дурно пахнущими химикалиями, способными пообжечь и поранить, оказались совершенно недостаточными на этапе торжественного приема изделия. Технарей просто небрежно отодвинули в сторону, дабы не примазывались к стройной очереди выстроившихся для получения орденов и повышений генералов и полковников.
Чумазые мавры сделали свое дело, и ладушки, могут временно отдыхать и отсыпаться перед новыми заданиями. За технику, отлаженную и многократно опробованную на подмосковных и украинских танкодромах особо не волновались. Более того, настолько в ней были уверены, что дружно все дни перед выездом на полигон обмывали предстоящий успех на банкетах. Начальство прекрасно проводило время в закрытом на спецобслуживание зале буфета Гарнизонного Дома Офицеров.
Обслуживать начальство мобилизовали самых смазливеньких официанток со всей Маньжурки. Девчата умели обслуживать по высшему классу. Это мы знали по себе. Теперь оставалось только вздыхать в свободное от службы время, проклиная некстати нагрянувших чужаков-конкурентов. В этом-то и была главная разница, что одним - досуг, то другим - служба. Хорошее это дело, быть генералом, да не у всех получается.
Однако, по прошествии нескольких дней, когда техника и личный состав выведенные в поле, уже вкалывали дубаря под ледяным зимним забайкальским небом, пришло и наша пора вывозить вертолетами начальство на готовый к испытаниям полигон.
Загрузились начальством, добротно упакованным в полушубки и папахи . Взлетели, и лихо, с шиком пошли на бреющем, на радость летящего с нами, дабы мозолить глаза начальству, замполиту. По столь торжественному поводу оделся и смотрелся он как асс-пилот, в комбинезоне, шлеме, при всех пилотских атрибутах и регалиях, которых у многих настоящих летчиков не было. Летать правда замполит не умел, да начальство такими пустяками не интересовалось. Командир отряда , в отличии от майора, терпеть не мог вертеться перед начальством, потому с радостью сплавил вместо себя напыженного от счастья помощничка.
День для испытаний выдался на удивление чудесный. Ветер как по заказу стих. Ярко сияло солнце. В безоблачном, нежно голубом небе над голыми, покрытыми прошлогодней желтой травой пологими сопками белыми кудрявыми стовбурами ввинчивались в небо, таяли в высоте дымки походных кухонь и печек в палатках танкистов. Звенели на морозном воздухе, стреляли выхлопами прогреваемые перед выездом на директриссу моторы танков.
Генералы вышли из кабин вертолетов, но далеко не расходились, дабы побыстрее сбежать обратно в теплый банкетный зал после быстренького завершения самой неприятной процедуры - стрельб на свежем забайкальском морозце градусов так под сорок ниже нуля. От дыхания у всех проявились под носами ледяные наросты, подошвы утепленных сапог и унтов постепеннно задубевали, папахи начинали куржавиться изморозью, нахлобучивались постепенно все глубже и глубже на начальственные лбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36