", а Ржевский отодвигается и обиженно поправляет, - Не опал, а стекло.
Я промолчал. Правда или не правда, но действительно "Опал" у нас не очень жаловали и практически не покупали, то-ли из за двусмысленного названия, то-ли из-за легкой горчинки этого сорта табака.
Ровно через пятнадцать минут ожидания дверь служебного выхода открылась в наступающие дождливые сумерки. В светлом проеме на несколько секунд застыл тонкий силует девушки в морском кителе и форменной юбке, с украшенным золотым "крабом " беретом, на голове.
Я выскочил из теплого, слегка попахивающего бензином нутра такси и поспешил навстречу. Рука архивариуса зжимала папку-скоросшиватель, коей она инстинктивно, но безуспешно, пыталась прикрыться от моросящего косого дождя.
- Где же Вы были? Я ждала Вас у дежурного.
- Ну, надеюсь ождание оказалось не очень долгим. Ведь я не опоздал и прибыл точно в назначенное время.
- Да, но для этого Вам пришлось ловить такси.
- Пришлось ловить. Но для Вас. Просто пошел дождь, стемнело, посему решил отвести Вас домой. Ведь именно Вы потратили свое личное время решая мои совершенно неслужебные проблемы. Я Вам очень благодарен за это.
- Товарищ майор! Я ведь просила...
- Товарищ прапорщик, рассматривайте это как приказ старшего по званию и не пререкайтесь. В машину, а то все собранные с таким трудом бумаги под дождем превратятся в кашу. - Последний довод видимо оказался для архивариуса решающим, и мы захлопнули за собой дверцу такси.
- Говорите водителю адрес, куда Вас везти.
Она назвала адрес и такси плавно влилось в поток лакированных дождем машин, хлещущих себя по ветровому стеклу дворниками, освещенных рассеяными огнями ближнего света, габаритов, подфарников, переговаривающихся сигналами поворотов и стоп-сигналов. Пахнущая бензином и дождем змея шуршала по проспектам, раползалась на ответвлениях улиц, выдавливалась в ненасытные желудки площадей, подминала под себя опоры и пролеты мостов. В салоне такси было тепло и сухо, мерно тикал вновь включенный счетчик. Все молчали, смотря через покрытые дождевой пылью стекла окон на потемнейвший мир утонувших в воде памятников, дворцов, парков и особняков. Дождь размывал очертания фасадов города, затушевывая следы времени и усталости, делал грязь - полутенью, ободранную штукатурку - штрихами, растрескавшиеся кирпичи - мозаикой, затирал серым цветом и плющил унесенные страницы газет, темня, размягчая и прибивая к земле их минутой раннее непокорные, легкие на подьем листы.
Свернув на боковую улочку, такси проехало под аркой в огромный овальный двор со сквериком внутри и остановилось.
- Вот, приехали. Спасибо. - Прапорщик, решительно открыв дверь машины, выскочила под дождь и понеслась, перепрыгивая через лужи, к ближайшему подъезду, прикрывая голову картонной папкой. Такси тронулось. И только теперь я вспомнил то, ради чего ради сюда приехал, что вылетело из головы под сентиментальный шепот дождя и мистические силуэты Петрограда, окутанного водяной пеленой. Документы и сведения о канувшем в лету юнге.
- Стоп! Давай назад! Я забыл взять у нее документы.
- Как же я здесь развернусь? Прийдется объехать весь двор заново.
Пока он начнет разворачиваться время будет потеряно и девушка исчезнет, а я не знаю ее квартиры, да и не уверен, что точно запомнил один из многих одинаковых подъездов, значит, день действительно пропал зря.
- Жди, - Сунул водиле четвертак, открыл дверь и выскочил под дождь, рванувшись сквозь струны воды за незнакомой девушкой в черной морской форме и смешном берете с огромным золотым крабом на голове...
Морячка, прикрывая полой кителя папку бежала мне навстречу, крича что-то. Неожиданно обрушился шквал дождя и ветра, заглушивший голос, согнувший ее фигуру, унесший с головы берет. Скользя по асфальту навстречу друг другу, мы преодолели каждый свою часть пути и, пытаясь удержатся на ногах, елозя подошвами по скользкой траве, падая, соединились в неожиданном объятии.
Ее лицо казалось покрыто дождевой пудрой. Залитые водой очки, смешно и нелепо слезли на нос. Волосы превратились в облепившие шею косицы-сосульки. Полураскрытый рот, влажные губы... Не знаю почему, но неожиданно притянул к себе ее мокрое лицо и поцеловал губы, щеки, шею...
- Вот Ваша папка, здесь все, что я смогла выяснить.
- Спасибо.
- Отпустите такси. Отпустите меня тоже, документы промокнут и превратятся в бумажную кашу. Пойдем домой. Надо просушить... документы и ... Вас.
Оказывается таксист не уехал, а развернувшись, наблюдал теперь через стекло за нашими пируэтами. Махнув рукой я отпустил машину. Разыскали в луже берет и пошли прижавшись плечами к подъезду. Бежать и торопиться уже стало некуда и, вероятно, незачем. Дождь полоскал лица, ветер заносил водяную пыль под одежду, шумел и потрескивал в ветках деревьев, хлопал где-то незакрепленной форточкой...
Преодолев сопротивление массивной двери мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж по широкой чистой лестнице с псевдомраморными ступенями. Дом явно был не из типовых, вероятно построенный в пяти-десятых годах для "непростых" людей.
- Ведомственный дом. - Развеяла сомнения спутница. - Партийная, советская, военная номенклатурная публика. Живу с родителями. Они сейчас отдыхают, "бархатный сезон".
- Отец все сына хотел, моряка, продолжателя семейной морской славы. Продолжила девушка, открывая один за другим замки обитой гладкой лоснящейся кожей двери, - А сотворил только меня. Морским офицером дочку сделать ну ни как не удалось, вот пришлось стать морячкой... Сухопутной. Бедный мой адмирал.
- Мой отец тоже был моряком. - Машинально брякнул я.
- Ну, положим не моряком, а морским летчиком.
- Это отчим. - Решил раскрыть свою тайну. - Отец погиб. Умер в госпитале от ранений еще до моего рождения. Потом - оказался оболган в газете. Я узнал о родном отце только несколько дней назад, вот и пытаюсь восстановить истину, вернуть ему славу и доброе имя.
- На каком флоте воевал твой отец?
- На Севере. С первого дня.
- На эсминцах? ... Подплав? ... Тральщики?
- На катерах. Но не на охотниках, на торпедных. На нашей постройки всегда возвращался, а на большом, лучше вооруженном ленд-лизовском - погиб. Катер оказался не такой маневренный. Его мессера и потопили в отместку за торпедирование подводного рейдера. Отец отослал неопытных ведомых, принял бой... спас юнгу... погиб. Сначала клялись, что никогда не забудут, писали хвалебные статьи в газетах, а недавно такой пасквиль один гад выдал, что мать не выдержала. Свел и ее в могилу, подлец, ... добил...
- А что собственно произошло, в чем причина?
- Только то, что еврей, что погиб, что убиты все родные и родственники, что некому отстоять его от подлости, грязи и предательства. Матери и отчиму для борьбы не хватило смелости и сил. Думали о себе, своей жизни, карьере, обо мне и моей судьбе. Как они, естественно, понимали все это. Превалировал страх иного рода чем на войне. Страх не перед болью и смертью, а перед позором, унижением, перед реальной возможностью потерять все достигнутое, нажитое и превратиться в изгоя, в ничто, лагерную пыль. Вот и решили, что мертвым уже все равно... Может теперь мне удастся ...
- Очень сомневаюсь. - Неожиданно резко повернулась ко мне морячка. Точнее - совершенно не удастся. Хоть годы не пятидесятые и не шестидесятые. Но толку из этого не будет, а себе жизнь и карьеру, майор, спалишь. Это я тебе могу и без карт предсказать. Архив, конечно, место тихое, но, поверь, именно поэтому знаю и понимаю многое. Вижу кто и что ищет. Кто, что находит. У кого получается, а у кого - нет. Не ты первый, не ты последний.
Дверь наконец открылась и пропустила нас в адмиральскую квартиру. Черная адмиральская шинель висела распятая на тремпеле под фуражкой с золотым крабом. Матово блестел надраенный паркетный пол, тепло светились деревянные панели. Уводили из прихожей на три стороны света зеркального стекла двухстворчатые двери
- Мой тоже воевал... на Севере, ходил и на катерах. Может знал твоего, но, прости меня и пойми - спрашивать его об этом не собираюсь. И просить о помощи - не советую. Другим он теперь стал. Только навредишь себе. Да ты и так навредишь. Оставим эту тему. Ладно раздевайся - сушиться будем.
Немного позже облаченные в сухие мягкие пушистые банные халаты, мы мирно пили чай заваренный из смеси, позаимственной из адмиральских запасов чаёв, привезенных из чужедальних заморских стран над которыми я пролетал в ночном небе. Букет запахов неведанных ароматов тропиков, жасмина, имбиря, корицы и Бог его знает десятков каких других диковинных трав, даже отдаленно не напоминал жиденькие, отдающие соломой и сеном, грузинские и индийские магазинные чаи. Этот был густой, янтарный, сытный на вкус чай других миров.
Дурачась словно дети, оставшиеся одни дома и дорвавшиеся до сладостей, мы дегустировали варенья разных сортов и годов, сваренные ее матерью. Сначала вишневое, мягко текучее гранатовым сиропом между крупных мясистых потемневших ягод. Следом - малиновое, рубиновое, с редкими целыми, а большей часть развареннными ягодами и россыпью мелких будто щербиночки семян. Потом - ежевичное, кизиловое, крыжевничное с крупными ягодами, начиненными грецкими орехами.
Внезапно девушка отставила чашку, резко встала и подошла ко мне.
- Идем. - Повернулась и вышла из столовой не выключив света, оставив все как есть на столе, не обернувшись, не проверив следую ли за ней.
Выключил свет и пошел следом. В общем-то не был уверен, что должен идти, но пошел ведомый не столь чувством, но доставшимся нам от диких предков инстинктом. Она стояла спиной к двери возле кровати, аккуратно застеленной шотландским, голубым в крупную клетку, пледом .
- Я - некрасивая, правда? - Спросила не оборачиваясь.
- Ты милая и хорошая девушка, а красота... Красота всегда относительна и вторична. Каждая эпоха, каждое поколение, каждый народ создает свои каноны красоты, собственных идолов, кторые свергаются следующими поколениями, у которых новые понятия о красоте и ее эталоны. Пожалуй вечны только мраморные Венеры древних греков в Эрмитаже, но это лишь бездушный холодный мрамор. Купчихи Кустодиева и матроны Рубенса. Кто назовет их сегодня красотками? Современная красота, по моему, на девяносто процентов состоит из косметики. У кого она лучше положена - тот и красив.
- Я не пользуюсь косметикой. ... Отец не велит.
Замолчала. Тишина, глубокая и томительная, повисла в воздухе, разделяя нас завесой недоговоренного.
- Я прошу тебя, будь со мной сегодня ... если конечно я тебе не противна.
Господи, кто вбил ей в голову, что она безобразна? Да она просто не умеет себя подать. Правильное личико, серые, близорукие, немного выпуклые глаза в обрамлении пушистых невыщипанных бровей, слегка вздернутй носик, высокие скулы - обычное личико не лишенное привлекательности. Очки придают ей вид канцелярской крысы, а форменные китель и юбка способствуют завершению образа, скрывая тонкую стройную фигурку с маленькой грудью, тонкой талией и слегка тяжеловатыми бедрами.
- Не противна... - Следовало, что-то сказать еще, она наверняка ждала совсем других, красивых, слов, но я не мог соврать и выдавить нечто про любовь.
- Иди ко мне. - Разорвала девушка затянувшуюся паузу и быстро вздохнула, будто купальщик перед тем как войти первый раз в незнакомую воду. Словно решаясь окончательно и отметая сомнения. Подтверждая бесповоротность задуманного халат начал сползать с плеч на пол сначала медленно, а затем все быстрее и быстее, обнажая небольшие округлые груди с розовыми звездочками маленьких сосков, гладкий живот, неожиданно крупный, выдающийся вперед лобок, покрытый легкими пушистыми волосиками и стройные немного полноватые ноги.
***
Ее тело полыхало сухим жаром, а лоно оказалось влажным и трепетным, ждущим и жаждущим. Когда я вошел в нее, то неожиданно ощутил упругую, податливую, преодолимую преграду и в нерешительности остановился, боясь поверить своим ощущениям, причинить ей боль.
- Ну, давай же, давай! - Закричала на меня и ее рот запечатал мой, оборвав, оставив несказанным вопрос, на который не нужен ответ....
- У меня никогда никого не было, понимаешь. Ни-ко-го! - Повторила по слогам. - Ко мне липли только потому, что я адмиральская дочка, а это так противно. Зря отец воспитал меня словно моряка.... Я не гожусь для этого. ... Хочу любви.... Не желаю служить инкубатором, ... ходячей маткой для следующего поколения моряков, покорителей океанов.
- Нет, ты пойми меня правильно, не потому, что не люблю моря. .... Если встречу... если полюблю моряка ... то может быть... Но я не желаю предопределять линию жизни своих детей традицией идти только в морские офицеры. - Сбивчиво шептала горячо дыша. - Ты помог разорвать сдерживающую цепь, привязь, что держала меня словно цепную сабаку. Теперь я свободна.... могу искать...
Мы взлетали и низвергались. Вновь и вновь перед очередным падением я пытался отстраниться и поберечь ее, но в ответ тело лишь крепче прижималось, не давая выйти и губы стонали - "Нет, в меня, в меня, еще, еще...."
На душе стало печально и неспокойно, будто сломал нечто хрупкое и поразительно нежное. Не в ней, а в себе самом, разлил невосполнимое из драгоценного сосуда жизни. Это был первый в моей жизни такого рода подарок от женщины. Другие, все кроме Вероники, оказывались предельно простыми и понятными.
Потом мы лежали обнявшись и ее губы шептали историю жизни. Про школу, про институт, про подруг, про отца, который считал ее появление на свет ошибкой природы, страдая ненавидел ее пол, всячески пытался убить и унизить ее женское начало, стремился воспитать мужчиной, что, естественно, не получалось. Адмирал добился лишь полного непонимания и ненависти дочери. Она привыкла считать себя дурнушкой, ни на что в жизни не способной крысой из затхлого архива. Но почему-то именно сегодня, именно со мной ей захотелось испытать себя женщиной. ... Она благодарна за это. Я боялся услышать, и к счастью ее губы не произнесли слово "любовь". Возможно у нее никогда и не было любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36