Ничего не смог. Ну, она утешила, успокоила. Пошел к врачу. Лечили в госпитале. В Москву посылали. Вроде наладилось. Началась у нас семейная жизнь. Детишек хотели. Да не получалось. А через год опять... прежняя слабость вернулась. Промучалась она со мной год, другой. Вижу - сама не своя, нервная стала, места не находит. Ругаться начали, ссориться. Я ей и говорю как-то, мол ищи себе кого полюбишь, я возражать не стану, только не уходи. А она плачет. - Я, - Отвечает, - Больше не могу терпеть. Счастье мое женское коротко. Но обманывать тебя тоже не смогу. Если полюблю - уйду.
- Простая история. Встретила матросика. Он демобилизовался и увез ее к себе. Вот и все. С тех пор живу один. И представить себе жизни без флота, даже без этой базы инвалидной - не могу. Так что, прости меня, сынок, но помощи от меня не будет. Пробовал уже, а боле сил нет. Начинать жизнь заново не могу. Да и ты... Можешь здорово обжечься. Опалить крылья, сломать карьеру. Семья у тебя есть? Нет. Это с одной стороны легче. Как посмотреть. Сам решай. Я тебе здесь не советчик.
Мы проговорили с ним до полуночи. Я рассказывал о Забайкалье, Дальнем Востоке. Немного о своей новой службе. Боцман вспоминал об отце, службе на катерах, боях, о послевоенной своей жизни, вздыхал, качал головой, то решался идти со мной, то давал отбой. Наконец договорились окончательно, что нет смысла идти вместе, писатель может испугаться мордобоя, или озлобиться. Еще хуже получится.
Придумали легенду каким образом я раздобыл настоящую фамилию и адрес писателя. По ней выходило, будто нашел его имя в записной книжке отца, в памятке, сделанной после боевого выхода в море с военкором на борту. Приехал в город искать автора пасквиля, надеясь на помощь корреспондента, фамилия которого осталась записана. Адрес и телефон узнал уже в адресном бюро. Вроде получалось складно. На том и порешили.
Глава 16. Предатель.
Утром вернулся в гостиницу и из холла позвонил по телефону писателю. Трубку долго не брали и мне казалось, что на другом конце провода никого нет. Наконец решил подождать ещё три долгих гудка прежде чем дать отбой. Но уже после второго прошло соединение, послышался щелчок и заспанный недовольный голос поинтересовался, кто это беспокоит в такую рань.
- Извините, можно Льва Михайловича?
- Вас слушают.
Я представился, объяснил, придерживаясь нашей с боцманом легенды, ситуацию. Трубка напряженно молчала. Отбоя не было. Слышался только шорох электических помех да хриплое дыхание человека.
- Алло, Вы слушаете? - напомнил я о себе.
- Да, Да... - И снова молчание.
- Гм, - Прочистил вдруг горло писатель, - Понимаете... все так ... неожиданно... Вы надолго в наш город?
- По обстоятельствам. Как решу эту проблему, сразу обратно.
- Где остановились?
- Устроился в гостинице. Как бы нам встретиться, поговорить?
- Встретиться? Конечно, конечно. Обязательно встретимся. Повторите как Вас звать - величать... Помниться батюшку вашего по другому звали...
В который уже раз за последние дни внес ясность в проблему своего отчества и фамилии.
- Ну раз надо - поговорим. Приходите... да лучше прямо ко мне. Адрес знаете? ... Хорошо. ... Правильно. Все верно... Жду Вас в пятнадцать ноль-ноль.
В три часа стоял у его дома, сталинской серой пятэтажки. Поднялся по лестнице, нажал кнопку звонка на обитой коричневым дермантином двери, окаймленной гвоздиками с блестящими, "под золото", шляпками. Раздались шаги, кто-то глянул в смотровой глазок. Звякнула откинутая цепочка и дверь отворилась. Вытер ноги о половичок, вошел.
Передо мной стоял среднего роста, хорошо сохранившийся для своего возраста, пожилой мужчина с открытым располагающим лицом, красивым особой, мужской, появляющейся с годами красотой. На его пиджаке теснились три ряда орденских планок, в основном боевых, частью - юбилейных, значок ветерана и флотский флажок, выдаваемый за участие в дальних океанских походах.
- Лев Михайлович, - Представился. Подал руку.
Пришлось пожать и представиться самому.
- Здравствуйте. Снимайте плащ. Вот вешалка. Проходите в комнату.
По коридору, вдоль стен, уставленных стеллажами с книгами и канцелярскими папками, распухшими от вложенных бумаг, прошли в довольно большую, светлую комнату, служившую, судя по обстановке, кабинетом. Дубовые панели, массивный письменный стол с пишущей машинкой, книжные, тяжеловесные шкафы, три кресла на раскинутом по полу шерстяном туркменском ковре.
- Садитесь, - Писатель указал на кресло, стоящее особняком от двух остальных. Сам сел напротив.
- Почему, товарищ майор, Вы решили заняться этим делом?
- Это мой отец.
- Вы в этом уверены?
- Абсолютно. Узнал, к сожалению поздно, только после смерти матери.
- К сожалению? Вам, что плохо жилось?
- Живу нормально, не жалуюсь. Но дело не во мне. В добром имени отца.
- Что Вам известно об.... отце. О том, ... последнем бое...
- У меня есть вырезка из газеты с очерком, написанным этим же автором в сорок пятом, его же очерк написанный в пятидесятом году. Отчим -именно тот летчик, который спас отца и юнгу. Он расспрашивал о бое офицеров и матросов с уцелевших катеров. Они смогут подтвердить...
- Ну, где и кто станет их сегодня искать, да и память ... дело в старости весьма ненадежное.
- Вы знаете автора статей? - В лоб спросил Льва Михайловича, решив посмотреть реакцию.
Ожидал чего угодно, испуга, гнева, даже раскаяния. Но ошибся. Лицо осталось невозмутимым. Красивое, честное лицо, интеллегентного, пожилого, много повидавшего на своем веку человека. Ни каких эмоций не отразилось на этом лице. Мне очень захотелось повторить с "честным" лицом процедуру, проведенную боцманом дядей Валей. Будь что будет. Начал привставать в кресле, но дверь распахнулась и в комнату быстрым шагом вошел ещё один человек.
- Без рук майор, без рук.... Не будем в очередной раз портить писательскую физиономию. Она - народное достояние. - Вошедший сочно рассмеялся, протягивая руку. Не дождавшись ответа подошел ближе, обхватил мои плечи сильными жесткими ладонями, чуть придавил, нажал и усадил обратно в кресло. Продолжая смеяться и распростроняя по комнате приятный аромат крепкого мужского одеколона, придвинул ногой кресло, по хозяйски устроился, поддернув, чтобы не морщились, выглаженные складки брюк.
Отличного покроя, дорогой костюм-тройка, прекрасно сидящий на спортивной фигуре, белоснежная нейлоновая рубашка, плотно, без морщин и складок, огибающая сильную шею, шелковый галстук с золотой булавкой, короткая стрижка, лицо... Простое, незапаминающееся лицо с голубыми, несмеющимися, контрастирующими с добродушной улыбкой и сочным смешком, холодными, прозрачными глазами.
- Это, ... - Начал было писатель.
- Это, старый друг и советчик - Иван Иванович, - Перебил вошедший. Так сказать - референт,... на общественных началах. Разговор-то у нас надеюсь, дружеский, конфиденциальный? Или я не прав? Вы ведь пришли только за тем, чтобы установить истину? Голую истину, только истину и ничего кроме истины.
Я вспомнил. Такие глаза, такие взгляды, смотрящие вроде на тебя и вместе с тем куда-то поверх головы, наблюдались у контриков-особистов с которыми приходилось сталкиваться. Учат их этому, что-ли, так смотреть на людей. Не перехватить этакий взгляд, не заглянуть в глаза. Вроде и нет тебя в комнате. Вроде не человек перед ним, а пустое место. Может гипнотизировать они стараются? Змеиный какой-то взгляд.
Иван Иванович смотрел на меня не отрываясь. Ждал ответа.
- Да, я желаю восстановить истину.
- Вот и прекрасно, майор, замечательно, сокол Вы наш краснозвездный. Можете не повторяться. Нам это известно. Сразу скажу, боцман... Вы ведь знаете его? Нет! Ну, не важно. Знаете - не знаете... Так, вот один боцман в поиске правды уже бил нашего Левушку по лицу. И справедливо, замечу, бил. Ха-ха-ха... Не дергайтесь Лев... Михайлович... не надо. Дело прошлое.
- Как Вы поняли... Или знали... Не будем терять времени на уточнения. Статьи все писал один автор - наш уважаемый писатель-ветеран Лев Михайлович. Талантливый, хороший, кстати, писатель, рекомендую найти его книжечки и почитать. Любит и знает морскую службу. Да и в боях, говорят, не трусил, неплохо себя показал. Теперь молодежь воспитывает. Боец идеологического фронта...
- Второе, - Он загнул палец с коротко подстриженным крепким розовым ногтем. - Почему псевдоним... Ну, я так понимаю, Вы майор уже начали догадываться. Чтобы жилось легче и писалось свободнее.
- Правильно я объясняю Лева? Не обижаешься?
Лев Михайлович, сгорбился в кресле, опустил голову, лица его не было видно, но кожа, просвечивающая сквозь густую спереди, но поредевшую на макушке, шевелюру налилась кровью, покраснели кончики ушей, сжатые на коленях фаланги пальцев.
- Не обижается. Чего ему обижаться?
- Итак, третье. Все печатные труды, а других у Льва просто нету, горячо патриотичны и выдержаны в духе линии Партии. Меняется линия - меняется и Лев и его произведения. Правильно это, майор? Вы, надеюсь, член Партии?
Молча кивнул, подтверждая его предположение.
- Следовательно, всё пока правильно.
- Это особый случай! Это фальсификация истории! - Прервал я его.
- Не перебивайте старших, майор, мы и так тратим на Вас массу времени. А время, как говорят, - деньги. Шучу, шучу. Нам приятно встретиться с сыном героя, да, да, героя, защищающим честь отца. Но.... Но дело здесь не простое. Есть некоторые обстоятельства.
- Вот Вы, майор, служите в стратегической авиации...
-Ого, - Вырвалось у меня, - Серьезно подготовились!
- Так контора-то, серьезная, майор! Веников не вяжет. Ладно, шутки в сторону. Только для Вас, не для болтовни. - Он приумолк. Помассировал пальцами лоб, затылок.
- Я..., лично я, ничего не имею против Вашего отца. Лев - перегнул палку, вылизывая задницу... одному знакомому. Льву от щедрот перепадает, творческие командировки, заказы на статьи, книжечки, паечки... Так конечно, мелочишка на молочишко. Но, приятно. Не знал он о вас, о боцмане. Не стал серьезно наводить справки, решил на авось, пронесет. Не пронесло. За что получил по морде. И правильно. Не суетись. Сделал бы статью покорректнее, как в пятидесятом, только чуть акцентик переставил на нужного человека и все было бы тихо и пристойно. Без мордобоя. И боцман бы на своих любимых катерах до сих пор ходил. Замечательный был боцман. Где теперь такого найти? Вот, сидит в результате, свалку сторожит. Тоже конечно при деле. К нам поближе. Не болтает лишнего... Ведь не болтает? - Посмотрел пристально в глаза.
- Наверно не болтает. Я с ним не знаком, не знаю. - Спокойно, стараясь не отвести глаза, не выдать несчастного дядю Валю, пробормотал в ответ.
- Дальше, - Загнул палец референт - Человек, о котором я говорю, высоко шагнул. Его история теперь - дело государственное. Переписывать ее нельзя, не позволим. И шум тебе поднимать - не дадим. Понял?
- Ты служишь в элитных частях. Награжден, делаешь карьеру... Не хотелось бы искать для тебя ... рембазу. Вон какой герой... Ведь в отставку не собираешься? Похвально. Опять-таки, после отставки, вы летчики еще ого-го, молодцы! Многие в ГВФ продолжают работать... Не задумывался? Задумывался, задумывался! Вон поплавок все о твоих задумках говорит. Тоже правильно - жизнь есть жизнь.
- Нет, нет, не подумай плохого. Я не пугаю, так, прикидываю. Вернешься, прийдешь в строевую часть, покажешь документы, попросишь сменить отчество, фамилию... - Он даже рассмеялся представив очумелых кадровиков.
- Подвожу итоги. И считаю, что обсуждению они не подлежат. - Сразу стал серьезным референт - Лев пишет заметочку такого содержания: "Поиск в архивах, беседы с ветеранами позволили узнать новые факты боя. Да, катера спас, вывел из боя и привел благополучно на базу тогда лейтенант, а сегодня заслуженный адмирал...Но, - Он воздел к потолку палец, - Прикрыл его, лично доверил спасти людей и корабли - твой отец. Бился до конца и погиб геройски. Вечная ему память. Но мягенько, не педалируя. Не растягивая. Краткость - сестра таланта. Понял, Лев Михайлович свою боевую задачу?
Лев кивнул опущенной головой.
- Не слышу!
- Понял, понял. Напишу. Приложу все силы.
- Не особо напрягайся, не надорвись. Но не затягивай. Это, мы проконтролируем и газету тебе, майор, пришлем... на адрес отца. Ты же считаешь его отцом?
- Он меня выростил, воспитал.
- Так, с этим решили. Боцман остается на своем посту. Газетку предоставим. Пусть выпьет шкалик. Пусть доживает. Здесь у него два боевых объекта - могила да ... ба-за. - Раздельно произнес четко выговаривая слоги.
Видимо опять хотел сказать свалка, да вовремя сдержался. Умный, сволочь.
- Ты, майор, сегодня же отправляешься обратно, прямиком в часть. И, рекомендую тебе, по дружески, забудь все и живи тем кем жил.
- Думаю все довольны. Если нет возражений, предлагаю закончить нашу дружескую встречу и разойтись. До свидания. Вы идете, майор? Выйдем вместе.
Мы шли по лестнице вниз рядом, почти плечом к плечу и получалось, что шагаем в ногу. Мне это очень было не по душе. Я попробвал "сбить шаг", приотстать, но "референт" взял за локоть сильными жесткими пальцами и не отпускал до самой последней ступеньки.
- Вот так, майор. Моли бога, что обошлось. Живи теперь и не рыпайся, а то влетишь мордой в чужое дерьмо и никогда не отмоешься. Честь имею! - Повернулся и ушел не дожидаясь ответа.
Стоя у подъезда, смотрел ему вслед понимая, что в дерьме уже по уши. Только не в чужом, а в своем и отмыться врядли подвернется случай.
По приезде в часть меня вызвал начальник штаба и, крайне удивленный, сообщил о переводе с повышением на должность инженера .... отдельного вертолетного отряда, исполняющего интернациональный долг в Афганистане. Высказал свое предположение, мол с хорошими инженерами там напряженка, а у меня большой опыт эксплуатации и обслуживания вертолетов, плюс высшее авиационно-техническое образование... Но звучало все неубедительно.
- Правда, - Признался начштаба, не скрывая своего удивления, Вертолеты сейчас далеко не те, на которых ты летал. И терять хорошего бортинженера не хочется. Может, пойдешь к командиру, поговоришь насчет "переиграть"?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36