В соседней комнате выключили на полуслове магнитофон. Все оставшиеся вновь собрались у стола. Из мужчин, кроме нас двоих, присутствовали начпрод и начхим автобата. Им тоже не нужно было никого проверять. Начпродовские кладовщики были сплошь вольнонаемными, дородными женами прапорщиков и сверхсрочников, а штатных химиков в автобате отродясь не видали. Капитаны считались людьми самостоятельными, знали четко свои права, с командирами ладили. Вот на них лишнего и не навешивали.
За столом стало заметно просторнее.
- Они вернутся? - С затаенной надеждой спросила крымчаночка.
- Когда они вернутся, Новый Год Старым станет. Такова судьба зеленых ванек-взводных. Им пахать и пахать. Сначала прийдет проверять замполит. Потом привезут командира. Потом - начальника штаба. Следом припрется кто нибудь из политодела. Особист прошвырнется под утро. Каждый начнет оправдывать собственное существование, то бишь находить упущения по службе и ставить без разбору фитиля, - Хохотнул начхим. - Надо знать, девчата, какое училище выбирать. Самые умные, учтите, остались у стола, в тепле, холе, при корме и прекрасном поле.
- Тоже мне, умные. - Взвилась крымчанка. - Лейтенанты зато выйдут в командиры, а вы вечные замы, тыловые крысы. Летчиков это не касается. Или вы тоже по их части?
- Не по этой, - Захохотал начфин, - По железкам, движкам, вертолетам.
- А, технарь, - Разочарованно протянула девушка. - Тоже на командира не потянете.
- Летающий, борттехник командирского вертолета. - Защитил меня капитан. - Скоро, если не сопьется, капитана получит.
- Да ладно, тебе. Капитана, ... сопьется.
- После целины, совсем своим человеком стал. То все книжечки, альбомчики. Не офицер, а тургеневская барышня. Служба, да дом. Теперь, свой человек, не брезгует нашей необразованной компанией. - Он привстал и шутовски раскланялся передо мной. - Первый раз в компании Новый Год встречаешь?
- Ну почему первый, - Сбился я, - То командир приглашал, потом зампотех, еще с ребятами отмечали...
- Вот, вот - с командиром, ребятами... А тут, с друзьями, с нашими верными боевыми подругами. Или ты их раньше боялся? Так они не кусаются! А кусаются, так не больно! Так выпьем за наших боевых подруг!
Наливать по полной, пить - до дна.
Выпили за подруг. Только успели закусить - ответный тост, за Армию, за офицеров. Стоя выпили за Армию. Становилось все веселее и веселее. Появилась раскованность, хотелось петь, танцевать. Но наступал уже Новый Год и нужно было проводить Старый. Потом, под звуки Кремлевских курантов - выпили за Новый. Все немного кружилось перед глазами. Краски стали яркими. Комната жаркой. Девушки прекрасными. Я пытался вспомнить их имена, но сбился и плюнул на эту, непосильную моему несущемуся вскачь сознанию, работу.
- Мы пошли, танцевать, - Сообщила кареглазая заводила. - Нам весело! Мы совсем пьяные! Вы нас споили! - Она покачала пальцем и прищурилась. - С какой целью вы подпоили девушек? Отвечайте.
- Мы подпоили? - удивился начхим. - Да упаси бог. Вы даже и не глядитесь пьяной.
- Танцевать! Хватит разговоров!
Нас подхватили под руки, вновь стащили кителя, заставили снять галстуки и втолкнули во вторую комнату. Ее обстановка отличалась от первой только отсутствием столов и наличием елочки, редкого и очень дорогого гостя в наших безлесых краях, гордо стоящей в уголке на табуреточке. Основное убранство елочки составляла госпитальная вата, изображающая снег, подвешенные на ниточках китайские мандарины, самодельные раскрашенные карандашами мордочки из яичной скорлупы, да пара тройка настоящих стекляных елочных украшений. Елочка была реденькая, невысокого росточка. Но в жаркой комнатке аромат ели пробивался через запахи сьестного, разлитого по клеенке коньяка, пива, соленой рыбы, лука и человеческих тел. На ее веточках весело поблескивали огоньками, спаянные в самодельную гирлянду лампочки от карманного фонарика - шедевр рембатовских умельцев.
Взревел негритянским джазом запущенный на полную громкость магнитофон. Все затоптались, запрыгали, замахали руками, приседая и извиваясь в подобии ритульных плясок якутских шаманов. Казалось, так и должно танцевать настоящий твист, рок или черт его разберет, очень зарубежное и модное. По большому счету, танцевать из мужчин никто не умел. Девушки тоже не являлись большими мастерицами этого дела, но в силу молодости и особого, женского, интуитивного чутья к музыке, их движения были по-своему грациозны.
- Меняем партнерш, чтобы никому не было обидно! - Крикнула русоголовая, крепенькая, скуластенькая девчушка с обязательным перманентом на голове. Перманент - "шестимесячная" завивка являлась гвоздем сезона и пользовалась громадной популярностью среди гарнизонных дам. В парикмахерской появился удивительный тип - гражданский женский мастер, армянин, неведомыми ветрами судьбы заброшенный на Маньжурку и творивший за хорошие деньги шестимесячное чудо на голове у любой желающей.
Скуластенькая решительно отодвинула такую-же перманентную партнершу и принялась старательно извиваться в ритме музыки перед моим лицом.
- Э, та ты старший лейтенант совсем не умеешь танцевать. - Заявила он безаппеляционно. - Или, извините, желаете на Вы?
- "Ты" - меня вполне устраивает... Танцевал когда-то. В училище на вечерах. В школе. Но больше медленные танцы. Учился правда вальсу, танго...
- Будет вальс.
Рядом с магнитофоном на полу, уступив ему по старшинству тумбочку, стояла старая радиола с набором пластинок. Скуластенькая нахально нажала стоп-клавишу магнитофона, оборвав саксофон и дробь ударника. Поставила на коричневый бархатный диск радиолы пластинку с красной этикеткой Апрелевского завода и торжественно объявила - Вальс "Амурские волны". Белый танец.
Метнулась, опережая подружек, положила руку на плечо, заглянула в глаза, прошептала. - Дамы приглашают кавалеров.
Наиболее шустрые "дамы" расхватали немногочисленных "кавалеров". Оставшиеся ни с чем девушки уселись в углу на кровать, скромно сдвинув туго обтянутые подолами колени, сложив поверх руки с коротко обрезанными круглыми неманикюренными ноготками медсанбатовских сестричек.
Комната закружилась и пол под ногами накренился. Мы летели в вальсе. Ноги, моторной, подспудной памятью вспоминали забытые движения, талия партнерши была упруга и волшебно поддатлива. Опьянение вином и кружение вальса меняли ориентацию в пространстве и времени. Все неслось вскачь, сливаясь в сплошные летящие, кружащиеся, сливающиеся полосы.
Тонкая рука, неестественно вытянувшись, кончиками пальцев коснулась рычажка выключателя, погрузив комнату в полумрак. Живое простанство таинственно освещалось лишь слабенькими огоньками елочной гирлянды, пускающей по стенам фантастически изломанные тени людей, увеличенные многократно силуэты веточек елки, мандаринов, пучков ваты.
На второй стороне пластинки тоже оказался вальс - "На сопках Маньжурии". От его слов стало грустно. Жаль стало себя, окружающих, сами сопки, похороненных на их склонах безвестных солдатиков. Танцевать расхотелось. Слишком уж нехорошие ассоциации приходили на ум. Пластинка прошуршав последними дорожками диска несколько прощальных кругов остановилась, щелкнул автостоп. Публика потянулась обратно к столу.
- А пить-то нечего. - Обнаружил начфин. - Что, у вас девчата, ничего нет?
Девчата смутились, сбились в стайку, что-то зачирикали на ухо друг другу. Одни покраснели. Другие наоборот, побледнели.
- Есть, то есть, да не про вашу честь. Вино есть, но...
- В чем дело, докладывайте. Что таитесь. - Грозно гаркнул начхим.
- Мы привезли вино. - Начала скуластенькая. - В Борзю вагон вина грузины пригнали. Красного. В разлив продавали. За день все раскупили. Мы пригубили - крепкое какое-то, необычное... В голову здорово бьет. Может не стоит его даже и пробовать.
- Вино не пробыват. Вино пыт нада - С утрированным кавказким акцентом продекларировал начфин. - Тащите сюда ваше вино.
Смешно обхватив руками стекляные колбы девчонки притащили из чулана трехлитровые пузатые банки. Вино оказалось необыкновенно темным, практически черно-фиолетовым, чуть чуть отдававшим зловещим багрянцем.
- Чернила какие-то, - Пробурчал начфин наливая первый стакан. - А ну, начальник химической - проведи разведку боем и выдай нам эксперсс-анализ. Протянул капитану через стол полный стакан.
- Крепкое больно, забористое. Не похоже на грузинские вина. Сообщил свой вердикт начхим. - Пить, впрочем, можно. Тем более, что все равно, как ни крути, а ничего другого нам не остается. До утра далеко, а на столе пусто. В трюме сухо, а трубы уже горят. - Он допил стакан и сел закусывать остывшей, покрытой жиром, жареной пайковой бараниной.
- Раз химия разрешает - вперед. Разведка произведенна, теперь - на приступ без страха и сомнений!
Вино было разлито по стаканам и выпито. На дне своего стакана я обнаружил странные темные комочки, осадок. Вино было явно виноградным, но необъяснимо крепким, с каким то терпким привкусом.
- Осадок странный. Не находишь?
- Ты ждал, что грузины сюда "Цинандали" или "Твиши" привезут? Пригнали нечто виноградное, плохо очищенное. То, что в более цивилизованных краях у них бы за год ни раскупили, в нашей глуши торгаши распродали за день. Деньги в карманы, на самолет и домой. Деловые люди.
- Что делать будем?
- Погнали еще по одной.
- Не в таком темпе. Опять окажемся на мели.
- Ладно, заводи шарманку.
- Что ставить?
- Ставь медленное. Подлодку, прощальную звезду...
- Где же эта кассета?
В соседней комнате зашуршало, зазвучала музыка и певица запела об ожидании. Снова стало грустно, в груди росла и вываливалась наружу всемирная жалость к тем, кто ждет и кого ждут. Особенно, к тем кого, увы, не ждут. К себе бедному. Хотелось вечной любви, нежного ожидания, верной подруги. Не абстрактной, далекой, недосягаемой, а той что рядом, под боком, сейчас, здесь. Любовь росла, вбирая и поглащая самого меня, этих замечательных ребят, прекрасных, нежных, добрых, все понимающих девушек, жалкую комнату, призрачную елочку. Вино крутило в висках, выдавливало вместе с магнитофоном печальную, пьяную, сентиментальную слезу вселенской печали и безоглядной любви.
- Свет выключай! Давай... интим! - Заплетающимся языком провозгласила пьяненькая крымчаночка.
Снова по стенам поползли чудовищные тени. Страшные, угловатые, нереальные,... недобрые... Кто-то тянул за рукав, оттесняя партнершу, ее сменяла другая, третья. Все горячие, пахнущие потом, вином, соленой рыбой. Плотно прилегающие в танце, давящие твердыми чашками бюстгальтеров, резинками и поясами чулок, обвивающие шею горячими руками, шепчущие что-то неразборчивое, обдающие смесью табака, алкоголя, лука... Все одинаково чудные и дорогие. Отличающиеся только ростом и цветом перманента. Называющие имена. Боже, зачем им столько имен?
Рядом танцевал начфин. Он приблизил ко мне свое красное, распаленное лицо. - Говорил я тебе! Все наши! Теперь, не теряйся, выбирай! - И подмигнул, одновременно дернув щекой и скривив губы в мефистофельской усмешке.
- Ни-ни, ни-ни, ничего не выйдет, - Неожиданно вклинилась в разговор его партнерша. - Выбирают-то, женщины!
- Кто, женщины? Не вижу! Одни девчонки.
- Это мы - девчонки? Еще какие женщины!
Зажегся свет. Ударил по глазам, заставив зажмуриться, прикрыть веки ладонью. На недолгое мгновение даже протрезветь. Комнату слегка вело из стороны в сторону. Стало смешно и непривычно странно.
- Хватит этих танцев-шманцев, пищалок-обжималок! Тащи карты, давай играть в нашего дурака, - Предложила высокая.
- В дурака? Пошли.- Охотно согласился я. Пьяный и добрый, я готов был соглашаться с кем угодно и с чем угодно. Все ведь оказались такие хорошие, такие родные, такие замечательные... Моего мнения, впрочем никто не спрашивал.
- Нас восемь, да ребят четверо. Всего двенадцать. Четыре команды по три человека. Так девчонки?... Так!
- Начфин! - Подскочили две и усадили начфина между собой прямо на пол.
- Начхим! - Забрали начхима.
- Начпрод! - Утащили начпрода в свою кучку.
- Начальнички кончились, - Засмеялся кто-то.
- Нам и технарь подойдет. - Скуластенькая с крымчаночкой усадили меня между собой..
Мы сидели на полу образуя неровный квадрат. Тонкие руки тасовали карты неверными пальцами. Карты не слушались, выпадали из колоды, падали на пол. Картинками вверх. Рубашками вниз. Их подбирали. Смеясь, засовывали в глубь, между остальными. Было очень весело.
- Кто забыл правила? Напоминаю! За ход отвечает вся команда. Переход и пересдача запрещены. Карте - место. Ну и как обычно..., ха, ха, с проигравших - фант. Там решим какой.
- Нет, уж, решаем сейчас... Как в прошлый раз.
- Да. ... Как в прошлый. И не сачковать. Все - так все.
- Договорились. - Галдели вокруг женские голоса.
- О чем это они? - Поинтересовался у скуластенькой.
- Первый раз в нашего дурака играешь?
- Ну, играл в дурака... Что там за особенная премудрость? Дурак - он и есть дурак.
- То обычный дурак, а то наш, медицинский, армейский! - Девица нервно хихикнула. - Все дело в фантах.
- Под стол, что ли лезть? - Пьяно-благодушно поинтересовался я.
- Ну ты, старшой, даешь! Неужто не знаешь?
- Не-ет...
- Проигравшие снимают с себя одну часть туалета...
- Какого туалета?
- Ну рубашку, там, ...
- И...
- И до упора... Ох, ну ты меня прямо заставляешь краснеть... Неужели не знал?
- Не приходилось.
- Ничего, разберешься. Дело не хитрое.
Игра пошла. Пьяный - пьяный, но сообразил, что играем в одни ворота. Все старались закидать команду начфина. Он вяло отбивался, не желая стать первой жертвой, но безрезультатно. Пришлось начфину стащить рубашку, а его девицам платья. Женщины делали это обыденно, по- деловому, не смущаясь. Неровно ступая, показно расскованно, чуть пошатываясь дошли до шкафа и повесили платья на тремпеля. Оставшись в одних нижних нейлоновых кружевных рубашках и чулках, вернулись на пол. Уселись. Начфин неглядя просто зашвырнул рубашку за спину, оставшись в сереневой трикотажной казенной майке.
Теперь взялись за нас. Разгромили. Пришлось разоблачаться нашей команде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36