– Я отдаю вас во власть ветра, – сказала она, сбрасывая с плеч концы волос. – Пусть природа распоряжается вами, как хочет, так же своевольно, как и моей судьбой!
Анна набросила на плечи вязаную шаль, которую ей дала в дорогу Моника, и прошла в дверь, подобрав фалды юбки. Палуба почти целиком погрузилась во тьму. Скудное освещение от боковых керосиновых ламп позволяло видеть лишь проход вдоль правого борта. Анна по памяти направилась туда, где, как она знала, находилась каюта капитана. У нее над головой в черном как смоль небе, закрывая полную луну, медленно проплывали пепельные облака; бриз трепал ей волосы и бросал в лицо водяную пыль. Отводя со лба спутанные пряди одной рукой, другой она безуспешно пыталась удержать на темени густую массу волос. Прежде чем войти в капитанскую каюту, Анна остановилась, овеваемая морской прохладой, которая освежала лицо и немного взбадривала ее. У Бернарда Фицхью должен быть хоть сколько-нибудь полноценный партнер в беседе за ужином. Сделав глубокий вдох, наполняя легкие чистым воздухом, Анна тихонько постучалась в каюту.
Поскольку никто не ответил ей, она попробовала заглянуть в небольшое окошечко в центре двери. Темное стекло, по форме представляющее собой точную копию якоря, не позволяло видеть почти ничего. В большом салоне было даже темнее – или это только так казалось из-за тусклого освещения, – чем в ее крохотном убежище. Анна постучала еще раз и взялась за ручку. Дверь щелкнула и отворилась.
– Капитан Фицхью, вы здесь? – тихо позвала Анна. – Это я, Анна.
Она обежала глазами помещение, ища хоть какие-то признаки присутствия капитана, и уже собралась уходить, когда услышала легкое поскрипывание. Присмотревшись, Анна разглядела длинный письменный стол на двух тумбах и кресло-качалку, обращенное высокой спинкой к двери, но капитана она так и не увидела. Однако слабое покачивание кресла подсказывало, что он здесь. Она почувствовала себя неспокойно: тысячи иголочек закололи кончики пальцев.
– Капитан, я могу войти? – неуверенно спросила она.
– Да, Анна, – раздался в ответ шепот. – Входите.
Она вошла, притворив за собой дверь. Когда глаза приспособились к слабому освещению, стало ясно, что Кевин О’Тул был прав только в одном. Этот салон по сравнению с ее скромной каютой выглядел верхом роскоши. В нем стояла широкая кровать на устойчивой платформе, благодаря чему между нижним краем матраца и полом оставался зазор в три фута. В изголовье висел керосиновый светильник, прикрепленный к верху спинки. Слабый свет от привернутого фитиля позволял видеть искусную резьбу – резвящихся дельфинов и морских нимф. У спинки поверх толстого стеганого покрывала лежала пара пышных пуховых подушек в белоснежных наволочках.
Пространство над кроватью и две другие стены были целиком заняты стеллажами со множеством секций. В более широких нишах размещались навигационные приборы, в тех, что помельче, – географические и навигационные карты. В изножье кровати стоял морской сундук с нарисованным на передней стенке моряком в фуражке и костюме из шерстяной шотландки. Вдоль третьей стены этого шикарного жилища помещались бюро и гардероб.
Может, кого-то и могла порадовать возможность провести вечер в такой шикарной каюте, но не Анну. Ее весьма удивило, что капитан Фицхью, пригласив ее на дружеский ужин, решил обставить его таким необычным образом. Маленький столик на двоих, единственная свеча, два хрустальных бокала, откупоренная бутылка вина и глубокое серебряное блюдо под поблескивающим колпаком – все это выглядело слишком интимно. Более того, она рассвирепела, усмотрев в столь пышных приготовлениях коварный план. Неужто капитан Фицхью хотел ее соблазнить? Ее!
Несомненно, это был продуманный спектакль с соответствующими декорациями, прекрасно видными даже при свете одной свечи и лампы над кроватью. А ведь еще совсем недавно, за несколько часов до отхода «Морского ястреба», этот человек казался таким милым и обходительным! Как он сумел так легко втереться к ней в доверие? А главное, откуда такая наглость – прятаться за этим креслом и пугать ее? Притаился как хищник, готовый в любой момент броситься на свою добычу!
Стоя спиной к двери, Анна взялась за бронзовую ручку и сказала, обращаясь к спинке кресла:
– Произошла ошибка, капитан. Похоже, вы обманулись в своих ожиданиях. Вам нужен кто-то другой для вашего интимного ужина.
Анна резко повернулась, чтобы открыть дверь, и в ту же секунду раздался металлический скрежет. Кресло крутанулось волчком на сто восемьдесят градусов, и низкий гортанный голос приказал:
– Не уходите, Анна!
О, она узнала этот единственный, страстный голос. Он не давал ей покоя весь день, и она не переставала вслушиваться в него, боясь, что время сотрет из памяти неповторимый чувственный тембр. И сейчас, когда он проник в ее сознание, она остановилась как парализованная. Ее рука с побелевшими костяшками застыла на дверной ручке.
– Не уходите, Анна, – настойчиво повторил голос. – Вы обещали остаться со мной на ужин.
– Филип… – прошептала она и медленно повернулась к нему лицом.
Филип поднялся из кресла и, продолжая стоять, не сводил с нее глаз. Элегантный и красивый, как всегда, он поразил ее своей неподвижностью, неподвижностью памятника, обладавшего, однако, живым магнетизмом и притягательностью.
– Что вы здесь делаете? – дрогнувшим голосом спросила Анна все еще не веря своим глазам: а вдруг это оптический обман от неровного света горящей свечи?
Пугающая Анну неподвижность его лица вдруг сменилась широкой улыбкой. В серых глазах заплясали озорные искорки от удачного розыгрыша.
Но Анна оказалась неподготовленной к шуткам. Она была напугана и растеряна. Горячая волна поползла к корням волос. Вязаная шаль вдруг стала тяжелой, грубой, она упала с плеч, повиснув на локтях. Что испытывала она – гнев? замешательство? желание? Чувства теснились и боролись в ней.
– Что я здесь делаю? – повторил Филип, усмехаясь. – Но, Анна, это как-никак мой корабль.
Если он рассчитывал позабавить ее своим остроумием, то он просчитался. Да, он выглядел необыкновенно красивым. Да, она определенно пребывала в растерянности, но в общем и целом она была зла. Зла, как никогда в жизни.
– Верно, это ваш корабль! – сердито выпалила Анна. – Ну и что?! Как вы посмели это сделать? – Она схватила первое, что ей подвернулось под руку в ближайшей нише, и подняла над головой бутылку. Внутри ее заключена была четырехмачтовая бригантина, вырезанная из дерева. Прозрачное стекло позволяло оценить ювелирную работу мастера. – Вы признались, что не любите меня, но этого вам показалось мало. У вас не хватило благородства дать мне спокойно уехать! Теперь вам осталось только сказать, что… что вам принадлежит океан.
– Залив, Анна, – спокойно поправил ее Филип. – Мы еще не в океане… по сути, даже еще и не в заливе, если строго следовать географии.
Слава Богу, что их разделяло несколько футов, иначе, чувствовал Филип, огонь, пылавший в ее глазах, опалил бы его.
– Перестаньте играть со мной! – бушевала Анна. – Что вы о себе возомнили? Вы не король морей, капитан Бришар! – Она с угрозой выставила бутылку, словно оружие. – И вы мне не король, надо мной не властелин. И не заблуждайтесь на этот счет.
– Анна, поставьте, пожалуйста, бутылку с корабликом. – Филип двинулся к ней. – Бернард потратил на него уйму времени. Это одно из самых дорогих сокровищ. Вы больно раните его сердце, если разобьете бутылку.
– Пусть он благодарит вас, если от нее останется груда осколков! – расхрабрилась Анна.
Филип поспешно схватил с кровати подушку и протянул Анне.
– Вот, возьмите взамен, – сказал он, протягивая другую руку за бутылкой. – Делайте с ней, что хотите, только отдайте модель.
Анна вытянула руку и едва не швырнула в него бутылкой, но в последний момент остановилась. Ее взгляд мимолетно упал на бригантину, заключенную в сосуде, – верх совершенства. Даже в пылу гнева невозможно было разрушить это чудо, сотворенное рукой человека. И хотя Анна поставила бутылку обратно в нишу, попытка соглашения распалила ее. Она вырвала у Филипа подушку и швырнула ему в лицо. Он едва успел уклониться. Анна, подхватив подушку, замахнулась снова, и на этот раз удар достиг цели – Филип покачнулся назад.
Но Анна не унялась, и ему приходилось вновь и вновь уворачиваться от ее бросков.
– Анна… – взмолился он, задыхаясь, – не могли бы вы объяснить мне? – Когда она сделала короткую паузу, продолжая держать его под прицелом, он скороговоркой выпалил: – Почему вы так рассердились? Я думал, вы будете рады видеть меня.
– Вы так думали? – Анна провела трясущимися пальцами по спутанным волосам. – Вы думали! Я могу вам точно сказать, что вы думали. Вы устроили этот ужин… в вашей каюте, чтобы за столом при свечах продолжать искушение. Ваши намерения совершенно очевидны: продолжить то, на чем мы остановились этим утром.
Она швырнула подушку на пол и вперила в Филипа испепеляющий взгляд, надеясь уничтожить его… морально. Но, Боже, можно ли чем-то пронять этого человека?
– Знаете, Филип, – сказала она, – у вас есть один отвратительный недостаток… Вы не понимаете слова «нет». Но сейчас вам придется получить урок. Сколько бы вы ни умасливали меня пышно сервированными блюдами… – Анна шагнула к столику и подняла серебряную крышку, приготовившись ткнуть пальцем в блюдо. Нет, такого она не ожидала. При виде аппетитного жаркого, обложенного сочным, румяным картофелем с приправами, у нее потекли слюнки. Она втянула носом пряный аромат зажаренной на ребрышках говядины и сокрушенно вздохнула.
Ужасно, но ее гнев совершенно непонятным образом ушел, подобно свинцовому грузилу, под воду. А виной всему – аромат жаркого. Анна с трудом заставила себя опустить колпак на блюдо и продолжила свою обвинительную речь:
– Вы можете держать меня как узницу на своем корабле. Можете отвезти меня на свой остров с кофейными зернами вместо Бостона, если таковы ваши намерения. Но вам не удастся манипулировать мной! – Подбоченившись, Анна смерила его уничтожающим взглядом. А он смотрел на нее так же озорно и весело. – Нет, Филип, и еще раз нет! – уверенно заявила она. – И поставим на этом точку!
Он галантно придвинул ей стул:
– Анна, прошу вас, присядьте. – Видя, что она нерешительно мнется, он отступил назад, покорно сложив руки. – Я буду соблюдать дистанцию, но позвольте мне хотя бы поухаживать за вами за ужином. Вы, наверное, умираете с голоду.
Филип был прав, но она не могла так легко сдаться. Тогда он самым коварным образом приоткрыл блюдо и, выпустив наружу божественный аромат, пододвинул к ней серебряный купол. Этот жест стал началом ее падения. Она медленно двинулась к стулу.
Налив темно-красное вино, он подал ей бокал и сел. Затем отделил толстый кусок мяса с ребрышком и положил на ее тарелку, добавил несколько картофелин, пропитанных густым темным соусом, и наконец предложил кусочек хлеба с хрустящей корочкой, предварительно намазав на него сливочное масло.
Анна съела несколько кусочков и, прежде чем позволить себе посмотреть на Филипа, вытерла губы салфеткой.
– Действительно очень вкусно, – призналась она.
– Я рад, что вам понравилось. – Филип сделал большой глоток вина и откинулся назад, чтобы лучше видеть ее. – Может, теперь вы будете более великодушны к вашему партнеру по ужину. Или вы пока еще не расположены сменить гнев на милость? Если так, я могу предложить вам оттузить меня вот этой бутылкой вина. По крайней мере, Бернард будет избавлен от сильных переживаний.
Анна снова поднесла вилку ко рту.
– Я только похвалила пищу, – сказала она после неудавшейся попытки спрятать улыбку, – а вы сразу перескакиваете на другую тему и делаете обобщения насчет своей персоны. – Она отпила вина и приняла серьезный вид. – Почему вы все-таки вернулись, Филип? Мы уже сказали друг другу до свидания, как ни трудно это было. И вы, несомненно, достаточно хорошо меня знаете, чтобы рассчитывать на то, что я изменю свое мнение о…
– О да, я достаточно хорошо вас знаю, – сказал Филип, ласково улыбаясь. – Моя матушка частенько говорит, что я должен легко распознавать упрямство в других, пользуясь сравнением с собой. – Он опустил глаза на блюдо и отрезал себе сочный кусок говядины. – Вы можете не верить тому, что я сейчас скажу, но я не думал вначале плыть с вами. И я шел сюда не затем, чтобы продолжить с вами любовные игры, как бы привлекательно это ни было.
Если бы можно было его отколотить! Анна изо всех сил попыталась представить Филипа несчастным и сплошь в синяках, но не могла. Она даже перестала думать о еде. Все ее чувства вдруг сосредоточились на его теплом взгляде, и она нежилась под ним, как под уютным одеялом.
– Тогда почему? – спросила она едва слышно.
– Я пришел к выводу… относительно вас… вернее, нас и решил сделать вам одно предложение. – Филип наклонился вперед и сделал еще один глоток вина. – Я хочу, чтобы вы знали, что я разделяю ваши чувства. Я имею в виду ваше желание ехать в Бостон. Не то чтобы я полностью был согласен, нет, этого я не могу сказать. Но мне понятна ваша потребность прояснить свою родословную или отождествить свою личность, о чем вы так убедительно говорили прошлым вечером в garconierre. Похоже, это очень прочно засело в вас.
«Нужно быть очень осторожной», – подумала Анна. Она действительно начинала снова верить ему.
– Так вот, – продолжил Филип, – я хотел бы знать, не помешает ли вам в ваших поисках одна вещь. Что, если вы приедете в Бостон, уже отождествив себя, правда, не с той личностью, о которой вы говорите, а несколько иной?
– Я вас не понимаю.
– Разве вы не можете устанавливать родовые корни, если вдруг из Конолли превратитесь в Анну Бришар?
Анна была настолько потрясена, что не смела пошевелиться. Казалось, ее легкие сжались, и она не сумеет сделать ни единого вдоха. Хотя она была уверена, что не ослышалась и все сказанное Филипом было очевидно, но ей так страшно было оказаться в роли дурочки, возомнившей бог знает что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42