https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_kuhni/
А раскроить ему череп опустевшим револьвером все-таки нелегко.
Старк надел куртку, прихватил шляпу и перчатки и двинулся к трапу. Когда он вышел на палубу, Кромвель и его невеста, Эмилия Гибсон, как раз завершили молитву и поднялись на ноги.
– Доброе утро, брат Мэтью, – поприветствовала Старка Эмилия.
Волосы девушки были спрятаны под клетчатый чепчик; простенький хлопчатобумажный жакет, подбитый ватой, и обмотанный вокруг шеи старый шерстяной шарф защищали ее от холода. На правое ухо из-под чепчика спускался золотистый локон. Эмилия потянулась было к этому локону и остановилась, словно чего-то застеснявшись. Как это там говорится? «Не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Забавно. Почему-то при виде этой девушки ему приходят на ум библейские строки. Может, ей и вправду на роду написано сделаться женой проповедника. На миг чело Эмилии затуманилось, но потом бирюзовые глаза девушки вновь вспыхнули радостным светом:
– Наша молитва разбудила вас?
– Что может быть лучше, нежели проснуться под звуки Слова Божьего? – отозвался Старк.
– Аминь, брат Мэтью, – подал голос Кромвель. – Разве не сказано: «Не дам сна очам моим и веждам моим дремания, доколе не найду места Господу»?
– Аминь, – хором откликнулись Эмилия и Старк.
Кромвель величественным жестом указал на лежащую перед ними землю:
– Вот это, брат Мэтью, и есть Япония. Сорок миллионов душ, обреченных на вечное проклятие – если только не спасут их милость Божья и наши самоотверженные труды.
Насколько видел Старк, весь берег был покрыт различными строениями. Большинство из них были невысокими, не выше трех этажей, и весьма непрочными на вид. Город был огромен, но казалось, будто он способен рухнуть под сильным порывом ветра или сгореть от одной-единствен-ной спички. Лишь дворцы, выстроившиеся вдоль берега, и могучая белая крепость с черными крышами, расположенная примерно в миле от берега, не производили такого впечатления.
– Готовы ли вы, брат Мэтью? – спросил Кромвель.
– Да, брат Цефания. Я готов, – отозвался Старк.
* * *
Сохаку, настоятель монастыря Мусиндо, сидел в ходзё, крохотной комнатке для медитации, полагавшейся всякому дзэнскому мастеру, проживающему при храме. Он сидел неподвижно, застыв в позе лотоса и полуприкрыв глаза – ничего не видя, ничего не слыша, ничего не ощущая. За окном щебетали птицы. По комнате пронесся легкий ветерок, поднявшийся с восходом солнца. На кухне загромыхали горшки – монахи готовили очередную трапезу.
Им не следовало так шуметь! Поймав себя на этой мысли, Сохаку вздохнул. Ну что ж, на этот раз он просидел на пару минут дольше. Все-таки какой-то успех. Скрипнув зубами от боли, настоятель руками снял правую ногу с левого бедра и положил на пол. Потом, откинувшись назад, он снял левую ногу и блаженно выпрямился. Ах! Какое наслаждение можно получить, всего лишь вытянув ноги! Воистину, жизнь есть дар и тайна. С кухни снова донесся грохот посуды, и кто-то засмеялся. Кажется, Таро. Недисциплинированный ленивый дурень.
Сохаку встал и размашистым шагом покинул ходзё; в глазах его застыла ледяная мрачность. Его походка не имела ничего общего с неспешными, осторожными движениями дзэнского монаха, которым он теперь являлся. Нет, он шел быстро и напористо, как ходят те, кто не допускает мысли об остановке или отступлении, – как он привык ходить в те времена, когда еще не принес двухсот пятидесяти обетов монаха. Тогда его звали Танака Хидетада, и он был вассалом Окумити-но-ками Киёри, покойного князя Акаоки, и командовал его кавалерией.
– Недоумки! – С этим возгласом Сохаку переступил порог кухни.
Завидев его, трое крепко сбитых мужчин в коричневых рясах дзэнских священнослужителей рухнули на колени и уткнулись лицами в пол.
– Вы где, по-вашему, находитесь? Чем, по-вашему, вы занимаетесь? Чтоб вам и вашим отцам во всех оставшихся воплощениях рождаться женщинами!
Трое коленопреклоненных монахов не издали ни звука и не шелохнулись. Сохаку знал, что они будут пребывать в этом положении до тех самых пор, пока он не позволит им подняться. Настоятель смягчился. Ведь на самом деле, если так посмотреть, они – хорошие люди. Верные, храбрые, дисциплинированные. Им тоже нелегко дается монашество.
– Таро!
Таро слегка приподнял голову и взглянул на Сохаку снизу вверх.
– Слушаю!
– Отнеси господину Сигеру его завтрак.
– Слушаюсь!
– И будь осторожен. Я не желаю больше терять ни одного человека, даже такого бесполезного, как ты.
Таро улыбнулся и поклонился. Он понял, что Сохаку больше не сердится.
– Слушаюсь! Сейчас же будет исполнено!
Сохаку вышел. Таро и другие два монаха, Мунё и Ёси, поднялись с колен.
– В последнее время господин Хидетада постоянно не в духе, – заметил Мунё.
– Ты хотел сказать – почтенный настоятель Сохаку? – уточнил Таро, наливая в миску молочный суп.
Ёси фыркнул.
– Конечно, он не в духе, как его ни назови! Десять часов медитации ежедневно! И никаких занятий с мечом, копьем или луком. Кто же не взбесится от такой жизни?
– Мы – самураи клана Окумити, – назидательно произнес Таро, аккуратно нарезая маринованную редиску. – И должны повиноваться нашему господину, что бы он ни приказал.
– Верно, – согласился Мунё. – Но разве мы также не обязаны исполнять его приказы с радостью?
Ёси снова фыркнул, но ничего на этот раз не сказал. Вместо этого он подхватил метлу и принялся подметать кухню.
– «Когда лучник промахивается мимо цели, – сказал Таро, цитируя Конфуция, – он должен искать причину в себе». Не нам порицать вышестоящих.
Он поставил суп, нарезанные овощи и плошку с рисом на поднос. Когда Таро покинул кухню, Мунё принялся мыть посуду, внимательно следя за тем, чтоб она больше не грохотала.
Стояло чудесное зимнее утро. Холод, проникающий под тонкую рясу, взбодрил Таро. Как прекрасно было бы перейти речку, протекающую за храмом, и постоять под ледяным водопадом! Но, увы, подобные удовольствия теперь запретны для него.
Впрочем, Таро был уверен, что запретам этим длиться недолго. Возможно, нынешний князь Акаоки и не чета своему деду, но все же он – Окумити. Война близится. Это очевидно даже столь ничтожному человеку, как он, Таро. А когда бы ни вспыхивала война, мечи клана Окумити всегда в числе первых обагрялись вражеской кровью. Они и так уже слишком долго ждали. Когда начнется война, они недолго будут оставаться монахами.
Таро легко ступил на дорожку, ведущую от главного зала к жилому крылу. Дорожка была вымощена галькой. После дождя галька становилась предательски скользкой. А в сухую погоду она шуршала при каждом шаге. Настоятель Сохаку пообещал на год освободить от дежурства по конюшне того, кто первым сумеет бесшумно пройти по этой дорожке десять шагов. Пока что Таро добился наилучшего результата, но и его шаги еще нельзя назвать бесшумными. Придется тренироваться дальше.
Прочим двадцати монахам предстояло сидеть и медитировать еще полчаса, пока Мунё не позвонит в колокольчик, призывая их к первой утренней трапезе. Точнее, девятнадцати монахам. Дзёдзи вчера раскроили голову, когда он выполнял то самое задание, которое сейчас поручено ему, Таро.
Таро прошел через сад к стене, отмечающей границу храмовых земель. У стены стояла небольшая хижина. Таро опустился на колени перед дверью. Прежде чем объявить о себе, Таро внимательно прислушался. Он совершенно не желал присоединяться к Дзёдзи на его погребальном костре.
– Господин! – позвал он. – Это Таро. Я принес вам завтрак.
– Мы летим по воздуху в огромных железных кораблях, – послышалось из-за двери. – В час тигра мы здесь. К часу кабана мы уже в Хиросиме. Мы путешествуем по воздуху, подобно богам, но мы недовольны. Мы опоздали. Мы хотели прилететь быстрее.
– Я вхожу, господин!
Таро убрал палку, запиравшую хижину, и отодвинул дверь. В нос ему тут же ударил запах пота, фекалий и мочи. Таро замутило. Он поспешно поднялся и отступил в сторону. Ему едва-едва удалось подавить подступившую к горлу волну тошноты. Прежде чем подавать завтрак, надо убрать в комнате. Но это означает, что придется обиходить обитателя хижины. А с этим ему в одиночку не справиться.
– У нас в руках небольшие рожки. С их помощью мы шепотом переговариваемся друг с другом.
– Господин, я скоро вернусь. Пожалуйста, успокойтесь. Раздающийся в хижине голос был совершенно спокоен, хоть и произносил безумные речи.
– Мы ясно слышим друг друга, а ведь нас разделяет тысяча миль.
Таро поспешно вернулся на кухню.
– Воду и тряпки! – велел он Мунё и Ёси.
– Ради милосердного сострадательного Будды, – взмолился Ёси, – только не говори, что он снова загадил комнату!
– Раздевайтесь до набедренных повязок, – сказал Таро. – Нечего пачкать одежду.
Он снял рясу, аккуратно свернул и положил на полку.
Когда они прошли сквозь сад и приблизились к хижине, Таро вдруг с ужасом осознал, что оставил дверь открытой. Двое его спутников тоже увидели эту открытую дверь и застыли.
– Ты что, не запер дверь, прежде чем уйти? – спросил Мунё.
– Надо сходить за помощью, – обеспокоенно произнес Ёси.
– Подождите здесь, – велел им Таро.
С величайшей осторожностью он приблизился к хижине. По правде сказать, зловоние было столь сильно, что Таро даже не заглянул внутрь, прежде чем отправиться за помощниками. Хотя вряд ли их подопечный смог бы освободиться от веревок. После вчерашнего прискорбного происшествия с Дзёдзи они не только крепко стянули господину Сигеру руки и ноги, но и обвязали его четырьмя веревками, закрепив их у разных стен. Сигеру не мог сдвинуться ни в одну сторону больше чем на фут. Однако же Таро полагалось проверить, все ли в порядке.
За время его отсутствия зловоние нисколько не уменьшилось, но сейчас Таро было не до запаха.
– Господин!
Ответа не последовало. Таро быстро заглянул в хижину. Четыре веревки по-прежнему были привязаны к стенам, но Сигеру между ними уже не было. Прижавшись к стене, Таро оглядел правую половину комнаты, потом передвинулся и точно так же осмотрел левую. Хижина была пуста.
– Сообщи настоятелю, – приказал Таро Ёси. – Наш гость покинул свои покои.
Ёси помчался поднимать тревогу. Таро и Мунё тем временем еще раз нерешительно заглянули внутрь.
– Возможно, он покинул храм и отправился в Акаоку, – предположил Мунё. – А может быть, он прячется где-нибудь здесь. Хоть он и болен, но по-прежнему в совершенстве владеет искусством маскировки. Он мог бы спрятаться в этом саду вместе с десятком кавалеристов, а мы бы его и не увидели.
– У него нет десятка кавалеристов, – мрачно заметил Таро.
– Я и не говорю, что есть. Но если бы были, мы и тогда бы его не обнаружили. А в одиночку он и подавно с легкостью ускользнет от наших глаз.
Таро на это ничего не ответил: во-первых, потому, что встретил перепуганный взгляд Мунё, устремленный куда-то за спину ему, Таро; а во-вторых, потому, что секунду спустя в затылок ему ударил камень размером с кулак – только об этом он узнал позже.
Когда к Таро вернулось сознание, он увидел, как Сохаку чем-то смазывает подбитый глаз Мунё. Глаз так заплыл, что совсем не открывался. Мунё бросил на Таро убийственный взгляд – вторым глазом.
– Ты ошибся! Господин Сигеру находился в хижине!
– Но как это может быть? Я осмотрел ее – там было пусто!
– Ты не посмотрел вверх. – Сохаку проверил повязку, обхватившую затылок Таро. – Ничего, жить будешь.
– Он уцепился за стену, прямо над входом, – пояснил Мунё. – И спрыгнул оттуда, когда ты повернулся к хижине спиной и заговорил со мной.
– Господин, мне нет прощения! – возопил Таро и попытался пасть ниц, но Сохаку остановил его.
– Успокойся, – мягко сказал настоятель. – Считай это ценным уроком. Господин Сигеру двадцать лет был главным наставником воинских искусств нашего клана… Потерпеть поражение от него не стыдно. Но это, конечно же, не извиняет твоей небрежности. В следующий раз, прежде чем покидать его, убедись, надежно ли он привязан. И всегда запирай дверь.
– Да, господин.
– Подними голову. А то у тебя снова откроется кровотечение. И я – настоятель, а не господин.
– Да, преподобный настоятель, – послушно повторил Таро. – А господина Сигеру уже нашли?
– Да. – Сохаку улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. – Он в оружейной.
– У него есть оружие?
– Ну а ты как думал? – поинтересовался Сохаку. – Он – самурай, и он в оружейной. Да, у него есть оружие. На самом деле у него сейчас все оружие, а у нас – никакого, кроме того, которое мы сумеем соорудить из подручных материалов.
Тут прибежал Ёси. Он по-прежнему оставался в одной набедренной повязке, но теперь в руках у него был десятифутовый шест, явно только что вырезанный в храмовой бамбуковой роще.
– Господин, он не пытается вырваться наружу. Мы завалили дверь поленьями и мешками с рисом. Но если он действительно пожелает выйти…
Сохаку кивнул. В оружейной хранилось три бочонка с порохом. Так что Сигеру сможет проложить себе путь через любую преграду. Равно как и взорвать оружейную вместе с собой, если пожелает. Сохаку встал.
– Оставайся здесь, – приказал он Ёси. – Позаботься о своих товарищах.
И настоятель отправился к оружейной. Там уже собрались все прочие монахи, вооружившиеся, подобно Ёси, бамбуковыми шестами. Не самое лучшее оружие против человека с мечом, остающегося, несмотря на нынешнее свое безумие, лучшим фехтовальщиком Японии. Настоятель порадовался, увидев, что его люди грамотно расположились. Четыре наблюдателя встали у тыльной стороны здания, а три пятерки заняли место у входа; если Сигеру надумает уходить, он, скорее всего, пойдет именно здесь.
Сохаку приблизился к главной двери. Она действительно была завалена поленьями и мешками. За дверью слышался свист воздуха, рассекаемого сталью. Сигеру упражнялся – скорее всего, с двумя мечами. Он был одним из немногих современных фехтовальщиков, которым хватало силы и ловкости работать с двумя мечами, в стиле, созданном двести лет назад легендарным Мусаси. Сохаку почтительно поклонился и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Старк надел куртку, прихватил шляпу и перчатки и двинулся к трапу. Когда он вышел на палубу, Кромвель и его невеста, Эмилия Гибсон, как раз завершили молитву и поднялись на ноги.
– Доброе утро, брат Мэтью, – поприветствовала Старка Эмилия.
Волосы девушки были спрятаны под клетчатый чепчик; простенький хлопчатобумажный жакет, подбитый ватой, и обмотанный вокруг шеи старый шерстяной шарф защищали ее от холода. На правое ухо из-под чепчика спускался золотистый локон. Эмилия потянулась было к этому локону и остановилась, словно чего-то застеснявшись. Как это там говорится? «Не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Забавно. Почему-то при виде этой девушки ему приходят на ум библейские строки. Может, ей и вправду на роду написано сделаться женой проповедника. На миг чело Эмилии затуманилось, но потом бирюзовые глаза девушки вновь вспыхнули радостным светом:
– Наша молитва разбудила вас?
– Что может быть лучше, нежели проснуться под звуки Слова Божьего? – отозвался Старк.
– Аминь, брат Мэтью, – подал голос Кромвель. – Разве не сказано: «Не дам сна очам моим и веждам моим дремания, доколе не найду места Господу»?
– Аминь, – хором откликнулись Эмилия и Старк.
Кромвель величественным жестом указал на лежащую перед ними землю:
– Вот это, брат Мэтью, и есть Япония. Сорок миллионов душ, обреченных на вечное проклятие – если только не спасут их милость Божья и наши самоотверженные труды.
Насколько видел Старк, весь берег был покрыт различными строениями. Большинство из них были невысокими, не выше трех этажей, и весьма непрочными на вид. Город был огромен, но казалось, будто он способен рухнуть под сильным порывом ветра или сгореть от одной-единствен-ной спички. Лишь дворцы, выстроившиеся вдоль берега, и могучая белая крепость с черными крышами, расположенная примерно в миле от берега, не производили такого впечатления.
– Готовы ли вы, брат Мэтью? – спросил Кромвель.
– Да, брат Цефания. Я готов, – отозвался Старк.
* * *
Сохаку, настоятель монастыря Мусиндо, сидел в ходзё, крохотной комнатке для медитации, полагавшейся всякому дзэнскому мастеру, проживающему при храме. Он сидел неподвижно, застыв в позе лотоса и полуприкрыв глаза – ничего не видя, ничего не слыша, ничего не ощущая. За окном щебетали птицы. По комнате пронесся легкий ветерок, поднявшийся с восходом солнца. На кухне загромыхали горшки – монахи готовили очередную трапезу.
Им не следовало так шуметь! Поймав себя на этой мысли, Сохаку вздохнул. Ну что ж, на этот раз он просидел на пару минут дольше. Все-таки какой-то успех. Скрипнув зубами от боли, настоятель руками снял правую ногу с левого бедра и положил на пол. Потом, откинувшись назад, он снял левую ногу и блаженно выпрямился. Ах! Какое наслаждение можно получить, всего лишь вытянув ноги! Воистину, жизнь есть дар и тайна. С кухни снова донесся грохот посуды, и кто-то засмеялся. Кажется, Таро. Недисциплинированный ленивый дурень.
Сохаку встал и размашистым шагом покинул ходзё; в глазах его застыла ледяная мрачность. Его походка не имела ничего общего с неспешными, осторожными движениями дзэнского монаха, которым он теперь являлся. Нет, он шел быстро и напористо, как ходят те, кто не допускает мысли об остановке или отступлении, – как он привык ходить в те времена, когда еще не принес двухсот пятидесяти обетов монаха. Тогда его звали Танака Хидетада, и он был вассалом Окумити-но-ками Киёри, покойного князя Акаоки, и командовал его кавалерией.
– Недоумки! – С этим возгласом Сохаку переступил порог кухни.
Завидев его, трое крепко сбитых мужчин в коричневых рясах дзэнских священнослужителей рухнули на колени и уткнулись лицами в пол.
– Вы где, по-вашему, находитесь? Чем, по-вашему, вы занимаетесь? Чтоб вам и вашим отцам во всех оставшихся воплощениях рождаться женщинами!
Трое коленопреклоненных монахов не издали ни звука и не шелохнулись. Сохаку знал, что они будут пребывать в этом положении до тех самых пор, пока он не позволит им подняться. Настоятель смягчился. Ведь на самом деле, если так посмотреть, они – хорошие люди. Верные, храбрые, дисциплинированные. Им тоже нелегко дается монашество.
– Таро!
Таро слегка приподнял голову и взглянул на Сохаку снизу вверх.
– Слушаю!
– Отнеси господину Сигеру его завтрак.
– Слушаюсь!
– И будь осторожен. Я не желаю больше терять ни одного человека, даже такого бесполезного, как ты.
Таро улыбнулся и поклонился. Он понял, что Сохаку больше не сердится.
– Слушаюсь! Сейчас же будет исполнено!
Сохаку вышел. Таро и другие два монаха, Мунё и Ёси, поднялись с колен.
– В последнее время господин Хидетада постоянно не в духе, – заметил Мунё.
– Ты хотел сказать – почтенный настоятель Сохаку? – уточнил Таро, наливая в миску молочный суп.
Ёси фыркнул.
– Конечно, он не в духе, как его ни назови! Десять часов медитации ежедневно! И никаких занятий с мечом, копьем или луком. Кто же не взбесится от такой жизни?
– Мы – самураи клана Окумити, – назидательно произнес Таро, аккуратно нарезая маринованную редиску. – И должны повиноваться нашему господину, что бы он ни приказал.
– Верно, – согласился Мунё. – Но разве мы также не обязаны исполнять его приказы с радостью?
Ёси снова фыркнул, но ничего на этот раз не сказал. Вместо этого он подхватил метлу и принялся подметать кухню.
– «Когда лучник промахивается мимо цели, – сказал Таро, цитируя Конфуция, – он должен искать причину в себе». Не нам порицать вышестоящих.
Он поставил суп, нарезанные овощи и плошку с рисом на поднос. Когда Таро покинул кухню, Мунё принялся мыть посуду, внимательно следя за тем, чтоб она больше не грохотала.
Стояло чудесное зимнее утро. Холод, проникающий под тонкую рясу, взбодрил Таро. Как прекрасно было бы перейти речку, протекающую за храмом, и постоять под ледяным водопадом! Но, увы, подобные удовольствия теперь запретны для него.
Впрочем, Таро был уверен, что запретам этим длиться недолго. Возможно, нынешний князь Акаоки и не чета своему деду, но все же он – Окумити. Война близится. Это очевидно даже столь ничтожному человеку, как он, Таро. А когда бы ни вспыхивала война, мечи клана Окумити всегда в числе первых обагрялись вражеской кровью. Они и так уже слишком долго ждали. Когда начнется война, они недолго будут оставаться монахами.
Таро легко ступил на дорожку, ведущую от главного зала к жилому крылу. Дорожка была вымощена галькой. После дождя галька становилась предательски скользкой. А в сухую погоду она шуршала при каждом шаге. Настоятель Сохаку пообещал на год освободить от дежурства по конюшне того, кто первым сумеет бесшумно пройти по этой дорожке десять шагов. Пока что Таро добился наилучшего результата, но и его шаги еще нельзя назвать бесшумными. Придется тренироваться дальше.
Прочим двадцати монахам предстояло сидеть и медитировать еще полчаса, пока Мунё не позвонит в колокольчик, призывая их к первой утренней трапезе. Точнее, девятнадцати монахам. Дзёдзи вчера раскроили голову, когда он выполнял то самое задание, которое сейчас поручено ему, Таро.
Таро прошел через сад к стене, отмечающей границу храмовых земель. У стены стояла небольшая хижина. Таро опустился на колени перед дверью. Прежде чем объявить о себе, Таро внимательно прислушался. Он совершенно не желал присоединяться к Дзёдзи на его погребальном костре.
– Господин! – позвал он. – Это Таро. Я принес вам завтрак.
– Мы летим по воздуху в огромных железных кораблях, – послышалось из-за двери. – В час тигра мы здесь. К часу кабана мы уже в Хиросиме. Мы путешествуем по воздуху, подобно богам, но мы недовольны. Мы опоздали. Мы хотели прилететь быстрее.
– Я вхожу, господин!
Таро убрал палку, запиравшую хижину, и отодвинул дверь. В нос ему тут же ударил запах пота, фекалий и мочи. Таро замутило. Он поспешно поднялся и отступил в сторону. Ему едва-едва удалось подавить подступившую к горлу волну тошноты. Прежде чем подавать завтрак, надо убрать в комнате. Но это означает, что придется обиходить обитателя хижины. А с этим ему в одиночку не справиться.
– У нас в руках небольшие рожки. С их помощью мы шепотом переговариваемся друг с другом.
– Господин, я скоро вернусь. Пожалуйста, успокойтесь. Раздающийся в хижине голос был совершенно спокоен, хоть и произносил безумные речи.
– Мы ясно слышим друг друга, а ведь нас разделяет тысяча миль.
Таро поспешно вернулся на кухню.
– Воду и тряпки! – велел он Мунё и Ёси.
– Ради милосердного сострадательного Будды, – взмолился Ёси, – только не говори, что он снова загадил комнату!
– Раздевайтесь до набедренных повязок, – сказал Таро. – Нечего пачкать одежду.
Он снял рясу, аккуратно свернул и положил на полку.
Когда они прошли сквозь сад и приблизились к хижине, Таро вдруг с ужасом осознал, что оставил дверь открытой. Двое его спутников тоже увидели эту открытую дверь и застыли.
– Ты что, не запер дверь, прежде чем уйти? – спросил Мунё.
– Надо сходить за помощью, – обеспокоенно произнес Ёси.
– Подождите здесь, – велел им Таро.
С величайшей осторожностью он приблизился к хижине. По правде сказать, зловоние было столь сильно, что Таро даже не заглянул внутрь, прежде чем отправиться за помощниками. Хотя вряд ли их подопечный смог бы освободиться от веревок. После вчерашнего прискорбного происшествия с Дзёдзи они не только крепко стянули господину Сигеру руки и ноги, но и обвязали его четырьмя веревками, закрепив их у разных стен. Сигеру не мог сдвинуться ни в одну сторону больше чем на фут. Однако же Таро полагалось проверить, все ли в порядке.
За время его отсутствия зловоние нисколько не уменьшилось, но сейчас Таро было не до запаха.
– Господин!
Ответа не последовало. Таро быстро заглянул в хижину. Четыре веревки по-прежнему были привязаны к стенам, но Сигеру между ними уже не было. Прижавшись к стене, Таро оглядел правую половину комнаты, потом передвинулся и точно так же осмотрел левую. Хижина была пуста.
– Сообщи настоятелю, – приказал Таро Ёси. – Наш гость покинул свои покои.
Ёси помчался поднимать тревогу. Таро и Мунё тем временем еще раз нерешительно заглянули внутрь.
– Возможно, он покинул храм и отправился в Акаоку, – предположил Мунё. – А может быть, он прячется где-нибудь здесь. Хоть он и болен, но по-прежнему в совершенстве владеет искусством маскировки. Он мог бы спрятаться в этом саду вместе с десятком кавалеристов, а мы бы его и не увидели.
– У него нет десятка кавалеристов, – мрачно заметил Таро.
– Я и не говорю, что есть. Но если бы были, мы и тогда бы его не обнаружили. А в одиночку он и подавно с легкостью ускользнет от наших глаз.
Таро на это ничего не ответил: во-первых, потому, что встретил перепуганный взгляд Мунё, устремленный куда-то за спину ему, Таро; а во-вторых, потому, что секунду спустя в затылок ему ударил камень размером с кулак – только об этом он узнал позже.
Когда к Таро вернулось сознание, он увидел, как Сохаку чем-то смазывает подбитый глаз Мунё. Глаз так заплыл, что совсем не открывался. Мунё бросил на Таро убийственный взгляд – вторым глазом.
– Ты ошибся! Господин Сигеру находился в хижине!
– Но как это может быть? Я осмотрел ее – там было пусто!
– Ты не посмотрел вверх. – Сохаку проверил повязку, обхватившую затылок Таро. – Ничего, жить будешь.
– Он уцепился за стену, прямо над входом, – пояснил Мунё. – И спрыгнул оттуда, когда ты повернулся к хижине спиной и заговорил со мной.
– Господин, мне нет прощения! – возопил Таро и попытался пасть ниц, но Сохаку остановил его.
– Успокойся, – мягко сказал настоятель. – Считай это ценным уроком. Господин Сигеру двадцать лет был главным наставником воинских искусств нашего клана… Потерпеть поражение от него не стыдно. Но это, конечно же, не извиняет твоей небрежности. В следующий раз, прежде чем покидать его, убедись, надежно ли он привязан. И всегда запирай дверь.
– Да, господин.
– Подними голову. А то у тебя снова откроется кровотечение. И я – настоятель, а не господин.
– Да, преподобный настоятель, – послушно повторил Таро. – А господина Сигеру уже нашли?
– Да. – Сохаку улыбнулся, но улыбка вышла невеселой. – Он в оружейной.
– У него есть оружие?
– Ну а ты как думал? – поинтересовался Сохаку. – Он – самурай, и он в оружейной. Да, у него есть оружие. На самом деле у него сейчас все оружие, а у нас – никакого, кроме того, которое мы сумеем соорудить из подручных материалов.
Тут прибежал Ёси. Он по-прежнему оставался в одной набедренной повязке, но теперь в руках у него был десятифутовый шест, явно только что вырезанный в храмовой бамбуковой роще.
– Господин, он не пытается вырваться наружу. Мы завалили дверь поленьями и мешками с рисом. Но если он действительно пожелает выйти…
Сохаку кивнул. В оружейной хранилось три бочонка с порохом. Так что Сигеру сможет проложить себе путь через любую преграду. Равно как и взорвать оружейную вместе с собой, если пожелает. Сохаку встал.
– Оставайся здесь, – приказал он Ёси. – Позаботься о своих товарищах.
И настоятель отправился к оружейной. Там уже собрались все прочие монахи, вооружившиеся, подобно Ёси, бамбуковыми шестами. Не самое лучшее оружие против человека с мечом, остающегося, несмотря на нынешнее свое безумие, лучшим фехтовальщиком Японии. Настоятель порадовался, увидев, что его люди грамотно расположились. Четыре наблюдателя встали у тыльной стороны здания, а три пятерки заняли место у входа; если Сигеру надумает уходить, он, скорее всего, пойдет именно здесь.
Сохаку приблизился к главной двери. Она действительно была завалена поленьями и мешками. За дверью слышался свист воздуха, рассекаемого сталью. Сигеру упражнялся – скорее всего, с двумя мечами. Он был одним из немногих современных фехтовальщиков, которым хватало силы и ловкости работать с двумя мечами, в стиле, созданном двести лет назад легендарным Мусаси. Сохаку почтительно поклонился и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60