- Но ушел с этой службы. Это случилось несколько лет назад.
Убедил он Райдера в искренности своих слов, или нет, но тот не стал развивать эту тему, а просто кивнул. Девяносто девять человек из ста обязательно спросили бы, почему он ушел. Правда, возможно, Райдеру было на это просто наплевать, но даже если так, он мог бы спросить из чистого любопытства. Несколько обиженный Лонгмен задал встречный вопрос, которого при иных обстоятельствах из уважения к сдержанности Райдера постарался бы избежать.
- А какая у вас профессия? Я имею в виду основную.
- Я - военный. Я был солдатом.
- С юных лет? Это неплохая профессия, если удается с ней справиться. И какое же у вас было звание?
- Мое последнее воинское звание - полковник.
Лонгмен был немного удивлен. По собственному трехлетнему армейскому опыту он знал, что человек лет тридцати - так оценил он возраст Райдера не может дослужиться до полковника. Но он не думал, что Райдер его обманывает, поэтому кивнул и промолчал.
- Это было не в американской армии, - добавил Райдер.
Объяснение не развеяло сомнений Лонгмена, а лишь усугубило таинственность ситуации. В какой же армии служил Райдер? В его речи не было заметно иностранного акцента; он говорил как стопроцентный американец. В канадской армии? Но и там в тридцать лет полковником не станешь.
Лонгмен шагнул к столу, чтобы отдать свою книжку, потом подождал, пока управится Райдер. Выйдя на улицу, они зашагали по Шестой авеню.
- Вы идете куда-то конкретно? - спросил Лонгмен.
- Я решил, что стоит прогуляться.
- Не возражаете, если я присоединюсь? Мне просто нечего делать.
Они прошлись до середины тридцатых улиц, продолжая все тот же вялый разговор, время от времени комментируя товары, выставленные в витринах магазинов, обсуждая женщин, кишевших у дверей универмагов на Тридцать четвертой улице, осуждая шум и вонь на улице от множества машин. Но загадка продолжала мучить Лонгмена, и когда они пережидали поток машин, чтобы перейти улицу, он выпалил:
- А в какой армии вы служили?
Райдер молчал так долго, что Лонгмен уже собрался извиняться. Но потом Райдер сказал:
- Последний раз? В Биафре.
- А-а, - кивнул Лонгмен, - понимаю.
- А до того в Конго, и ещё в Боливии.
- Так вы - солдат удачи? - Лонгмен прочел немало авантюрных романов, и это понятие было ему знакомо.
- Это слишком красивое название. Точнее сказать - наемник.
- Вы имеете в виду людей, которые воюют за деньги?
- Да.
- Ну, - Лонгмен думал не столько о войне за деньги, сколько об убийстве за деньги, и в какой-то мере был ошеломлен этой идеей. - Я уверен, деньги в этих приключениях не главное.
- Власти Биафры платили мне две с половиной тысячи в месяц за то, что я командовал батальоном. Я не согласился бы ни на цент меньше.
- Биафра, Конго, Боливия, - мечтательно протянул Лонгмен. - Боливия... Это не там, где Че Гевара? Вы сражались на его...
- Нет. Я был на другой стороне, с теми, кто его прикончил.
- Я не хотел сказать, что вы - коммунист, - с нервным смешком извинился Лонгмен.
- Я делаю то, за что мне платят.
- Все это звучит чертовски заманчиво и привлекательно. Что заставило вас оставить такую жизнь?
- Исчерпан рынок. Исчезли работодатели. И там не было пособий по безработице.
- А как люди попадают на такую работу?
- А как вы стали водить поезда метро?
- Это совсем другое дело. Я попал туда, потому что нужно было зарабатывать на жизнь.
- Вот так и я попал в солдаты. Не хотите пива?
Постепенно прогулка и пиво стали еженедельным ритуалом. Сначала Лонгмена удивляло, что человек типа Райдера общается с ним, но он был достаточно умен, чтобы найти ответ. Как и он сам, как и большинство горожан, Райдер был одинок. Так они стали приятелями на час или два в неделю. Но после первых откровений вернулись к обычным разговорам ни о чем.
А потом в один день все изменилось. Как и прежде, все началось достаточно невинно: с заголовка газетной статьи. Зайдя выпить пива, они прочитали в лежавшей на стойке газете:
"Два человека убиты в ходе перестрелки в метро.
Двое пытались ограбить разменную кассу на станции метро в Бронксе. Транспортный полицейский, дежуривший на станции, вытащил пистолет и застрелил обоих".
На снимке видны были два трупа, лежащие на полу станции, а позади них сквозь прутья решетки кассы выглядывал кассир.
- Идиоты, - тоном знатока заметил Лонгмен, - Умный человек не станет искать деньги в разменной кассе. Там никогда не бывает такой суммы, чтобы оправдать риск.
Райдер без всякого интереса кивнул, и на этом разговор, как часто вспоминал потом Лонгмен, вполне мог бы закончиться, если бы, стремясь заслужить уважение Райдера, он не дал воли фантазии.
- Если бы я решил совершить преступление в метро, - продолжил он, - то я не стал бы связываться с разменной кассой.
- А что бы вы сделали?
- Что-нибудь сенсационное, такое, за что могут хорошенько заплатить.
- Например? - Интерес Райдера с виду был всего лишь данью вежливости.
- Например, захватил поезд, - бухнул Лонгмен.
- Поезд метро? И что же можно сделать с поездом?
- Задержать его и потребовать выкуп.
- Будь это мой поезд, я посоветовал бы оставить его себе.
- Речь не о самом поезде, - пояснил Лонгмен. - Выкуп за пассажиров. Заложников.
- Что-то это слишком сложно, - поморщился Райдер. - Не вижу, как это может сработать.
- Ну, это вполне может сработать, я порой над этим думаю. Просто так, ради смеха, понимаете?
Это была правда, он думал об этом ради смеха, но это был горький смех. Это была его месть системе. Точнее, всего лишь тень мести, игра, и ему никогда не приходило в голову, что все может быть вполне серьезно.
Райдер отставил кружку с пивом и повернулся так, чтобы взглянуть прямо в лицо Лонгмену. Твердым спокойным голосом, привыкшим командовать, как теперь понял Лонгмен, он спросил:
- Почему вы ушли со службы в метро?
Это был не тот вопрос, которого ждал Лонгмен, если он вообще чего-то ждал. Он застал его врасплох, и Лонгмен выпалил правду.
- Я не ушел из метро. Меня выгнали.
Райдер продолжал смотреть на него и ждать.
- Я не был ни в чем виноват, - сказал Лонгмен. - Я должен был бороться, но...
- В чем не виноват?
- Ну, в том, что случилось.
- А что случилось? В чем вас обвиняли?
- Меня ни в чем не обвиняли. Это был всего лишь оговор, но меня заставили уйти. Вы говорите, словно прокурор.
- Простите, - ивинился Райдер.
- Черт возьми, я вовсе не отказываюсь говорить про это. Меня ложно обвинили. Бейкам нужно было найти жертву...
- Кто такие "бейки"?
- Специальные инспекторы. Тайные агенты. Они повсюду ходят в штатском и и проверяют персонал. Иногда даже одеваются как хиппи, ну, знаете, те, с длинными волосами. Шпионы, вот они кто.
- Почему их зовут бейки, потому что они всюду суют свой нос? улыбнулся Райдер.
- Все так думают. На самом деле их прозвище, как бобби в Лондоне, пошло от первого шефа службы безопасности в старой компании ИРТ. Его звали Х. Ф. Бейки.
Райдер кивнул.
- И в чем же они вас обвинили?
- Решили, что я вхожу в банду, которая перевозит наркотики, возмущенно продожал Лонгмен. - Понимаете, их перевозят по городу, передавая машинисту, а потом в Гарлеме их кто-то забирает. Бейки пытались пришить это дело мне. Но доказательств у них не было; меня ни разу не поймали. Как меня могли поймать, если я этого не делал?
- Против вас подстроили обвинение?
- Вот именно.
- Но вы были невиновны.
- Разумеется. Неужели вы думаете, что я на такое способен? Вы же меня знаете.
- Да, - кивнул Райдер. - Я вас знаю.
Комо Мобуту
До момента, пока его не привели в ярость двое черных парней, Комо Мобуту сохранял хладнокровие. Ничего не произошло, и вообще это было не его дело. Кто-то обрывал плакаты в метро дважды в день, и он даже не успевал моргнуть глазом. Если бы это не имело ничего общего с революционными надеждами угнетенных чернокожих, можно было бы считать, что этого не существует, его просто нет.
То, что он оказался втянутым в это дело, доставило ему какое-то непонятное удовольствие. Даже не то, чтобы втянутым, скорее выброшенным, потому что он ездил в метро. Он не относился к тем типам, что ездят в такси или лимузинах с атташе-кейсами на коленях и летают в первом классе на "Боингах-747", где красотки-стюардессы раздают бесплатные коктейли, не входил в международное сообщество так называемых "Братьев побережья", резвящихся от Парижа до Алжира. Он был настоящим профессиональным революционером, и даже будь у него средства, все равно ездил бы общественным транспортом, как все, а на длинные дистанции перемещался бы автобусами "Грейхаунд".
Обычно, - если большие серые матери не устраивали так, что у него изо рта начинала течь слюна, - он почти наслаждался поездками на метро, потому что знал, как проводить время. Именно проводить время, а не бессмысленно его тратить. Обычно он выбирал какую-нибудь серую свинью, останавливал свой взгляд на этом сукином сыне и пристально смотрел на него, пока тот не отводил глаза. Довольно часто сукин сын начинал так сильно нервничать, что пересаживался на другое место или вообще переходил в другой вагон. Некоторые так нервничали и потели, что выходили из поезда, не дожидаясь своей станции.
Он только и делал, что смотрел, но они читали в его глазах дикую ярость народа, который поднимался после 300 лет репрессий и геноцида. Не было ни одного белого, который не прочел бы этого послания в его немигающих зрачках беглого негра-раба из Вест-Индии и не уступил бы перед брошенным ему вызовом. Он ещё ни разу никому не уступил. Он гипнотизировал этих сукиных детей. Если бы каждый Брат делал то же самое, они могли бы собрать столько энергии, что парализовали к черту всю эту свинскую цивилизацию.
Мобуту выпрямился на сидении и уставился на симпатичную белую девицу в замысловатой шляпке, глядя через неё насквозь. Когда сидевший рядом престарелый щеголь заговорил, он даже не повернул головы. Плевать он хотел на них всех, это его не интересовало. Но теперь краем глаза он заметил двух чернокожих пареньков, сидевших через проход. Оба были очень темнокожими, настоящими африканцами, лет по семнадцать-восемнадцать. Посыльные, обслуживающие хозяина, таскающие для белого человека его пакеты. Больше всего его взбесило, что они вытворяли со своими глазами. Большие ласковые карие глазищи они закатывали так, что оставались видны только белки, белоснежные, как мрамор, а потом усмехались, помахивая своими паршивыми хвостами так, что это просто сводило человека с ума и понуждало всадить пулю им в задницу.
Еще не сообразив, что он делает, Мобуту яростно закричал через проход:
- Черт подери, вы, паршивые ниггеры, оставьте свои глаза в покое, вы меня слышите? - Он уставился на них, и парни ответили изумленными взглядами. - Вы глупые ниггеры, вы ещё слишком молоды, чтобы играть в дядю Тома. Смотрите прямо, смотрите этому типу прямо в его поганые глаза!
Все в вагоне уставились на него и, обводя взглядом одного за другим, он остановился на хорошо одетом негре с атташе-кейсом. Лицо его оставалось непроницаемым и казалось каким-то отстраненным. Белый негр, давно потерянный для движения, не стоящий чести стать братом. Но пареньки... Пожалуй, стоит устроить для них небольшую демонстрацию.
Повернувшись к человеку с автоматом, но обращаясь к паренькам, он заявил:
- Братья, у вас нет никаких причин бояться этого белого сукина сына. Скоро придет время, когда мы заберем у него автомат и засунем его этой свинье в глотку.
Человек с автоматом бесстрастно, даже как-то скучающе, бросил:
- Заткни свою паршивую пасть.
- Я не выполняю приказов белых сукиных детей и свиней.
С тивер повел автоматом.
- Подойди-ка сюда, болтун.
- Думаешь, я тебя боюсь, свинья? - Мобуту встал. Ноги у него дрожали, но не от страха, а от ярости.
- Я просто хочу, чтобы ты подошел, - сказал Стивер. - Подойди сюда.
Мобуту вышел в центр вагона, выпрямился и остановился перед ним, стиснув кулаки.
- Ну, попробуй, - прошипел он. - Попробуй убить меня. Но я предупреждаю, таких, как я, тысячи и тысячи, и они перережут твое свинячье горло...
Без всяких усилий и всяких эмоций Стивер перебросил автомат за спину и двинул Мобуту кулаком в левый висок. Мобуту ощутил резкий удар, в глазах у него посыпались красные искры, он завалился назад и через миг обнаружил, что сидит на полу.
- Вот там и сиди и больше не разевай пасть.
Голос Стивера доносился до Мобуту, как сквозь вату. Негр потрогал лицо и понял, что кровь из разбитой брови заливает глаз. Потом поднялся и рухнул на сидение рядом со стариком. Тот протянул руку поддержать его, но Мобуту резко её оттолкнул. В вагоне воцарилась тишина.
- Сам напросился, - буркнул Стивер. - Надеюсь, больше этого никто делать не станет.
Мобуту достал платок и прижал ко лбу. Правым глазом он косился на посыльных. Глаза у них вылезли на лоб, губы отвисли.
Черт возьми, - подумал Мобуту, - я пострадал совершенно напрасно. Из них никогда не выйдет ничего путного.
Все пассажиры в вагоне старательно избегали смотреть на него, даже те, которых приводил в восторг вид крови.
Глава 6
Френк Коррел
Штаб-квартира городского транспортного управления располагалась в большом облицованном гранитом доме под номером 370 по Джей-стрит в районе, известном как Нижний Бруклин. Сравнительно новое и современное здание окружала масса старых, потемневших, хотя более изящных и архитектурно вычурных домов, составлявших официальный центр округа Кингс: префектура, здание суда, деловой центр. Хотя район был лишь частью Бруклина, но считался относящимся к острову, лежавшему по ту сторону реки, и потому страдал от отсутствия официального статуса.
Владения транспортного управления простирались по всему дому номер 370 - от офисов, лишенных какого бы то ни было стиля, до роскошных кабинетов высших должностных лиц на тринадцатом этаже. Попасть туда можно было только через полутемный холл, бдительно хранимый транспортной полицией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38