Он оказался большим и теплым, как дом, в котором прячется заблудившийся путник. Мы крепко зажмурились, спасаясь от шквала, и оказались совсем одни - одни в целом свете.
Так и стояли, среди тьмы разбушевавшегося ливня, укрытые как в шалаше ветвями платана.
Когда мы вернулись со своего необитаемого острова - никого вокруг не было. Буря пронеслась, трамвай увез промокших людей, а вокруг нас, словно очерченный волшебной палочкой, светился круг сухого асфальта.
Мне повезло. В моей жизни был тот самый поцелуй - единственный, ради которого стоило появиться на свет.
- Извини, что я подтрунивала. - Ди, давно отложившая вязание, смотрела на свои сморщенные, в крупных коричневых крапинках руки. - Не из зависти. Просто не знала, как должна вести себя. Ведь давно уже поняла, какая я дрянь. Прости.
- Неправда. Мы же договорились не лукавить. Тебе не за что извиняться. Я в самом деле так думаю...Теперь, когда огонь так далеко, что можно смотреть, не зажмуриваясь.тогда это было трудно.
...На следующий день мы сели в поезд, идущий к адриатическому побережью. Там в маленьком доме в окрестностях Триеста жила бабушка Грега, вышедшая замуж за итальянца давным-давно и давным-давно овдовевшая.
У нас было совсем мало денег, пришлось взять билеты в четырехместное купе со стеклянными, все время лязгающими дверями. Наши соседи - унылая дама с пятнадцатилетней прыщавой дочкой - говорили по-итальянски и старались не смотреть на нас... Очевидно, мы до неприличия излучали взаимное притяжение.
Ночью в купе стояла тяжкая духота. Иногда в разъехавшиеся двери врывался сквозняк и грохот,заставляя обмирать сердце. Мы впервые спали рядом, в одном помещении - Грег на верхней полке, а я внизу. До утра я держала его протянутую ко мне руку.
...Бабушка приготовила ботвинью из свекольных листьев. Мы очень старались понравиться друг другу, как будущие родственницы. И, кажется, получилось. Я была готова любить всех и все, что имело отношение к Грегу. Помню, как смотрела в его спину, обтянутую клетчатой фланелевой рубашкой и замирала от умиления. Боже, как я любила эту рубашку, забор, на котором лежала его рука, его падающие до плеч волосы. Я пыталась остановить внутри себя это мгновение и понять: вот он - мой человек! Единственный из миллиарда мужчин, существующих на Земле, именно тот, который необходим мне больше собственной жизни.
Ночью мы стали мужем и женой, сбросив на пол шерстяной матрац с узкой скрипучей кровати. Бабушка спала за стеной и нам не хотелось шуметь. Но огромный дубовый шкаф, возвышавшийся над нами подобно доброму великану, берег нас.
До сих пор не знаю, бывает ли лучше тем, кто остался вдвоем.
Эх... потом было много всего, так много! Целая ювелирная лавка драгоценностей. Сколько раз я перебирала их, любуясь каждым сияющим пустячком. Ведь все они, не сомневаюсь, были сотворены Великим мастером. Лишь тогда я впервые почувствовала, что такое Бог.
Мы были одни в сосновом лесу, устланном таким ярким, нежным, пружинящим мхом, что он казался неземным. А в изумрудном бархате, словно пасхальные яички, светились шляпки красных, оранжевых, лиловых сыроежек.
Бог был во всем: в падающих между сосен столбах света величественных, как в гигантском соборе; в тишине и благоговейной радости, окутавших нас; в землянике, которую Грег подносил мне на ладони. Я губами забирала ягоды, видя, как светится рубиновый сок на линиях его руки. Там, в тайнописи жизненных линий, была внесена и я. Ведь мы не могли, просто никогда не могли расстаться...
Знаешь, меня умиляли даже муравьи, преследовавшие нас везде, стоило лишь присесть. А белый горячий песок пустынного пляжа и очень синее, мелкое, зеркально-прохладное море... Все это было величайшим даром Всевышнего, Его величайшей благодатью, от щедрости которой щемило сердце. Мы ощущали Его присутствие, но не боялись быть людьми, наслаждаясь любовью. Не может быть греховной плоть любящих.
Эн замолчала, глядя в окно. Ди поняла, что настал через её исповеди.
- А потом вы вернулись в Вену... Ваши лица как-то особенно светились, а появившиеся в дверях комнаты фигуры были четко очерчены темнотой коридора. - Ди прищурилась, вглядываясь в прошлое. - Странная картина... До сих пор не пойму, что промелькнуло в твоих глазах, когда ты увидела меня, Анна.
- Страх. Ты стояла в центре нашей маленькой спальни - похудевшая, загорелая, вытаскивая из чемодана пестрые тряпочки. Ты была моим двойником, преображенным отсветом иной жизни. Грег уставился на тебя, сраженный загадкой. Я похолодела от гибельного предчувствия, передо мной как на черном экране всплыла крупная надпись, завершающая сеанс: - "Конец".
3.
С минуту было слышно лишь завывание ветра в трубе и потрескивание дров. Эн подбросила в огонь сосновую чурочку. Ди виновато вздохнула:
- Я была невестой. Не могла и представить своим мужем никого, кроме Родриго. Правда, на теплоходе мне случалось играть в пинг-понг с молодыми людьми, загорать, кокетничать, танцевать на палубе под джаз-оркестр. Мне нравилось нравилось ощущать свою привлекательность. Я поняла, что кроме Родриго в мире существует масса соблазнов, но именно это заставляло меня строчить ему все более пылкие письма, которые я отправляла в каждом порту... Поверь, дорогая, я не сомневалась, что никакой опасности нет. Это делало меня свободной, уверенной с Грегом...
- И соблазнительной. Ты фантастически кокетничала с ним. С того самого момента, как мы переступили порог комнаты, в которой стрижанная под мальчишку спортсменка распаковывала свой багаж, стало ясно: вы "заметили" друг друга.
- Я всего лишь радовалась жизни, играла своей расцветающей женственностью, предвкушением настоящей плотской любви. Я поняла значительно позже, что думаю не о Родриго. Мы проводили все время втроем: гуляли, бродили по музеям, уезжали на воскресенье загород, валяли дурака, болтали обо всем на свете, беспрестанно смеясь... Я твердо знала - Грег твой. Но вот вы уехали в Дюссельдорф, где Грег должен был ознакомиться с новым методом каких-то прививок. Ведь он все ещё не оставил мысли о медицине. Ты поехала с ним - вам не терпелось остаться вдвоем.
Я представила маленькую гостиницу с тусклой лампой у зеркала и громоздкой мебелью. Я знала - ты завесишь прогорелый абажур своей алой шалью и упадешь вместе с ним на широкую скрипучую кровать... Я взвыла! Да, Эн, ведь мы так похожи. Я не могла забить Грега. Мне захотелось умереть только уйти, скрыться - и все. Я даже не думала о любви, я ощущала её как напасть, преступление, заразу, как дурную, убийственную болезнь. С закрытыми или открытыми глазами я видела только его.
- Грег почувствовал это. Что-то влекло его. К тебе, Ди. Наверное преступность и невероятность такой связи. Мы провели в Дюссельдорфе трудные дни. Твоя тень стояла между нами. Ничего нельзя было объяснять, но впервые мы плохо понимали друг друга, цепляясь к мелочам, раздражаясь, провоцируя ссорами проявление сильных чувств. А их не было. Мы бурно ссорились и холодно мирились, не воспламеняясь от мимолетной вражды, а постепенно остывая... Ты погубила нас, Ди.
- Нет, Эн. Нет! Я не хотела этого. Меня считали сумасшедшей, говорили о плохой психической наследственности. Но я-то понимала, что это единственный реальный выход. Я и вправду хотела убить себя.
- Хм... Наглоталась снотворных таблеток, а потом позвонила соседке: "Спасите, я умираю!" Естественно, мы примчались прямо в больницу. Как сейчас вижу: Грег стоит на коленях и целует твои руки. Ты все хорошо рассчитала, Ди. Это был великолепный ход.
- Тебе было бы легче, если бы я умерла? Ошибаешься! Ты бы уже никогда не смогла быть счастливой. Ни с Грегом, ни с любым другим. - У Ди задрожали губы. Она вскочила, держась за сердце.
- Успокойся, старушка. Все прошло. Все... - сряхнув оцепенение, Эн подкатила к буфету. - Пора выпить. Будем считать время поздним или ранним? Кстати, скоро утро. Не знаешь - утром пьют мадейру? - Она поставила на стол бутылку и рюмки. - Мы прожили совсем неплохую жизнь. Несмотря ни на что. Выпьем за это и за тех, кто был с нами рядом.
- За них... - Ди подняла рюмку. - Ты полагаешь, Грег жив?
- Не знаю... Я ничего не знаю о нем с той ночи, когда он оставил нас. Просто ушел и все. А на следующий день мы узнали, что Грег Армет бросил учебу и уехал из Вены. Ты была ещё очень слабенькой, я сидела возле тебя... И, конечно, не могла и подумать, что Грег больше не вернется. Замирала всякий раз, когда кто-то звонил в дверь...
- Я поправилась, уехала в Испанию, вышла замуж... Очень поспешно, словно боялась чего-то. Ты не явилась на свадьбу, ограничившись поздравительной телеграммой. Я не стала писать и не ждала от тебя вестей. Словно мы заключили молчаливый договор разделить наши судьбы.
- Я ждала Грега три года. И ничего...Армет исчез из моей жизни, будто летучее сновидение. Сегодня впервые увидела там на набережной его "заблудившийся" образ. - Эн наполнила рюмки. - Давай выпьем за разгулявшееся воображение, фантом, подтолкнувший нас, наконец, к самому трудному разговору.
- Но ведь мы обе видели его! - Ди рванулась к окну, замерла вглядываясь во мрак, с печальной улыбкой задернула штору: - Там пусто. Ни души.
- Естественно. Он сел на последний паром и уже давно в Стасбурге.
- Там его встретит прекрасная дама? - Ди предпочла поддержать очередной вымысел сестры, нежели согласиться с версией обманчивого фантома.
- Там у парня дела - это русский журналист, талантливый, известный, удачливый. - уверенно продолжила Эн. - У него были женщины и почти всегда неординарные. Он влюбился и даже женился на экстравагантной красотке, изучавшей мировую моду, считал себя везунчиком, а свой брак - чудесным... Хм... Этот парень из тех, кто умеет носить розовые очки, - редкость для наших дней, редкость.
- Мне кажется, нынешняя молодежь задыхается от пресыщенности. Она объелась благополучием, от розового и сладкого её тошнит. Чтобы подстегнуть интерес к жизни нужны горы трупов на киноэкране, галлоны крови, супер-экстравагантный секс. Злость, ненависть, риск подогревают остывшую кровь, заменителем радости становится ненависть.
- Этот не из таких. Хотя и выглядит крутым малым - ведь ему приходится иметь дело с шоу-миром. Не подходящая нива для прекраснодушия.
- Еще бы! Рай шизанутых наркоманов и аферистов. "Все на продажу", "Весь мир - дерьмо". И чуть не каждый, вскарабкавшийся на вершину популярности становится "дерьмее дерьма". Это заметил даже экстравагантнейший из забияк - Дали.
- Нет, парень, кормивший у причала чаек, другой породы. Он знает что такое умиление. И что такое милосердие - знает. Пойми, Ди, "розовые очки" не могут превратить навозные кучи в поляну веселых одуванчиков, не призывают восхищаться подлостью, низостью, уродством. Но если цветочки пробились на захламленном пустыре, я увижу их, а не мусор. Я не умею быть милосердной к нелюдям - монстрам, потерявшим человеческий облик. Но я не из тех, кто может жить ненавистью из-за того, что мне причинили боль.
- Если нам так хочется - оставим розовую иллюзию, - согласилась Ди. Мы властны над красками, которыми пишем свою жизнь... Когда речь шла о выборе тональности, я всегда предпочитала мажор и выдерживала его в самых отчаянных ситуациях! - Ди широко распахнула голубые глаза, удивляясь собственной стойкости. - Когда-нибудь расскажу, как провозилась целый день не клумбе после того, как мой муж убежал на свидание к другой. На зубах скрипела земля, я утирала слезы локтем, размазывая по лицу грязь. А потом с изумлением поняла: я плачу о розах - их тленной прелести, их наивной радости майскому дню и щедрому благоуханию... Я ощутила вдруг свою причастность ко всему живому, явившемуся на свет, чтобы сгинуть.
- Это и есть умиление - сострадание и восхищение мимолетной, смертной сущности всего земного... Да называй свои слезы как хочешь - но умение сострадать - самый ценный дар, ниспосланный смертному.
Древнейшая икона, написанная в Иерусалиме, изображает Богоматерь, держащую на руках младенца. Она была названа "Умиление". - В глазах Эн блеснули теплые слезы. - Прости, Ди. Я наклюкалась и ужасно нравлюсь себе. И ты мне нравишься и русский Грег...
- А также все "труждающиеся, обремененные", находящие в себе силу изгнать уныние. - Ди налила вина и улыбнулась:
- Я уже поняла ход твоей мысли. Русский парень - "штучное изделие", которому трудно подобрать пару. Вот и сидел бедолага один на ветру, подкармливая чаек. Довольно грустная получилась история, госпожа Розовый свет. - Разложив в мешочки вязальные принадлежности, Ди собрала на поднос бутылку, опустевший чайник, рюмки. - Скажи нечто жизнеутверждающее и катись в свою спальню.
- Русского Грега ждут замечательные перемены. - Эн загасила огонь в камине и покатила на кухню вслед за сестрой.
- Приятно слышать. Но мы должны сказать друг другу, старушка, ещё пару слов. Знаешь что?
- Ты всегда вставляешь свое "знаешь что?" Буквально с пеленок, Ди. Эн начала раскладывать чашки в моечную машину.
- Нет уж. Это твое любимое словечко. Все проверяешь насколько совпадают наши мысли. А меня так и подмывает сболтнуть что-нибудь несусветное. Чтобы не быть похожей.
- Меня тоже. Но сейчас я угадаю твое желание всерьез, держись, Ди. Ты хотела услышать вот это...
Глядя в насторожившиеся глаза сестры, Эн прошептала одними губами: "Мы любим друг друга..."
- Жуткая нелепость! Но спорить не стану, - нагнувшись, Ди обняла сестру и долго не отрывалась от её плеча, шмыгая носом.
4.
Утро потрясало неожиданной прелестью, словно прямо после ноября нагрянул июль. Все яркое, чистое, радостное, залитое солнцем. Море ласкается у берега, чуть шарша притихшей волной. Заулыбались голубому небу, как ни в чем не бывало, разноцветные петуньи в балконных горшках, во всю мощь оперного баритона общается с прохожими местный попрошайка-горбун по прозвищу Риголетто.
- Сейчас зайдет к мадам Донован, - Объявила Ди, выкладывая на хозяйственный стол принесенные продукты. Она всегда возвращалась из утреннего похода по магазинам в приподнятом настроении, словно актриса после премьеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27