Гнев Господень в дуновении тихого ветра. Ранним утром, на третий день после премьеры телепередачи в квартире Ксении Петровны действительно раздался зловещий телефонный звонок. Все было именно так, как рассказывал знакомый. Она долго не решалась поднять трубку, а Валентин Викторович, мучимый циститом, тихо постанывал в это время в туалете. Она взяла трубку и прислушалась. Неизвестный мужчина, не представившись и не поздоровавшись, совершенно безадресно, очень тихо и очень внятно сказал, что нужно сделать. И немедленно, не ожидая никакого ответа, отключился. Телефонный эфир, в котором одиноко плавал его утомленный скучающий голос, показался Ксении Петровне таким пустым, таким безмолвным, что поневоле предполагал скрывающихся в этой молчаливой пустоте сообщников, намазывающих на утренние хлебцы колючими ножичками паштет из печени непослушного коммерсанта. Сначала Ксения Петровна решила, что это - блеф. К тому времени они уже работали вместе с Валентином Викторовичем, и она формально спросила у него совета. Он вполне резонно предложил обзавестись автоматическим огнестрельным оружием и дать достойный отпор вымогателям. Он даже походил некоторое время в тир и пострелял там из пистолета, неизменно попадая по соседским мишеням. Она решила подождать. Через три дня ее секретаря, университетского выпускника, умницу и эрудита, будущего Набокова, который как никто умел галантно ее сопроводить на какую-нибудь региональную конференцию или на симпозиум по кредитным проблемам, увезли в лес и отпилили ему в лесу голову бензопилой. После этого она сделала все, что от нее требовалось, аккуратно и быстро. Еще через три дня к ней в контору в сопровождении совершенно преступного вида телохранителя, татуировки у которого были даже на губах (на верхней губе, например, - "спроси", на нижней губе - "отвечу" - из-за чего он казался, временами, песонажем наскоро нарисованного комикса), заявился немолодой седоватый мужчина, по виду - бывший заместитель секретаря провинциального обкома КПСС. Все тем же скромным библейским голосом он представился: Элизиум Иванович Пономаренко. Сказал, что хочет найти себе подходящую жену. Не еврейку. Не нацменку. Русскую, не ниже ста семидесяти сантиметров, блондинку с высшим историческим образованием и с черными глазами. Можно украинку, но только без акцента и чтобы руки были не толстые. Ксения Петровна сразу же, не выходя из-за стола, позвонила в порт и распорядилась, чтобы из контейнера, приготовленного к отправке в Киль, уже прошедшего таможню и запломбированного, выгрузили Светку Ерофееву по кличке Туман, которая более или менее соответствовала описанию печального демона, и доставили немедленно к ней в кабинет. Светка Ерофеева была в свое время Мисс Череповец и покорила флегматичного рэкетира мгновенно и профессионально. Они поженились. Он стал заходить на чашку чая, не забывая при этом ежемесячно, в конце визита, после эмменталлера со стаканчиком мозельского и разговоров о твердой руке и международном еврейском заговоре, забирать заранее приготовленный конверт с поборами. К Новому Году это противоестественное знакомство надоело Ксении Петровне, и она продала головорезу свою брачную контору. Они с Валентином Викторовичем решили отойти от дел. Они присмотрели себе хорошенький домик неподалеку от финской границы, деревенскую постройку с огромным запущенным садом, баней и соснами, литературно вздымавшимися из-за прогнившего забора, за которым сразу после колючей проволоки малинника тянулся угрюмый фронт северного леса. Через год они не выдержали, вернулись в город и открыли бюро по трудоустройству. Кадры решают все - это Ксения Петровна помнила с детства. Знаменитое изречение стояло на фирменных бланках бюро, рядом с тремя разноцветными профилями: Тургенева, Марии-Антуанетты и Ива Монтана. У Ксении Петровны была своя космогония. Еще через год бюро приносило доход в три раза больший, чем служба знакомств, которая к тому времени уже успешно прекратила свое существование. Фирма поставляла надежных квалифицированных специалистов банкам и совместным предприятиям, иностранным компаниям и благополучным госучреждениям. Ксения Петровна чувствовала себя незаменимой. И тут появился Харин. Он не был лохом. Он не был джентльменом удачи. Он не был монстром. Он был, мать твою, стратег. Бисмарк, твою мать, ни больше ни меньше. За три года Харин из рядового, из заурядного бойца ничтожного бандитского подразделения со штабом в коммунальной квартире на Гражданке, из профессионального подсудимого стал генералом армии. Он прошел две криминальные войны, два раза был ранен и после второго ранения лежал три с половиной месяца в больнице на Кипре. На пятый день в реанимации ему было видение: покойный Ваня Конь в обнимку с еще более покойным Дейлом Карнеги. Это Дейл, - сказал Ваня, - познакомься. Харин понятия не имел, кто такой Карнеги. Он протянул руку. Володя, - сказал он. Володя, не валяй дурака, сказал Карнеги. - Займись делом. Это видение Харин вспомнил на второй месяц пребывания в больнице, когда его навестила знакомая и принесла вместе с грушами, мандаринами и виноградом книжку Дейла Карнеги. Это супер, - сказала знакомая. Это меняет человека начисто. Посмотри на меня, - сказала она, выпятив загорелый живот. Если бы не Карнеги, я бы до сих пор пивом торговала. Тебе он просто необходим, - сказала она, глядя на Харина, упакованного в гипсовый корсет. С непривычки чтение давалось Харину с трудом. Он прочитывал не более сорока строчек за день. После чтения у него болела и кружилась голова, его часто тошнило, однако из больницы он вышел другим человеком. Он стал читать и с ходу прочитал три книги Джека Лондона, два тома Кастанеды и "Майн Кампф". После этого он вложил кое-какие деньги в недвижимость и кое-какие - в банковское дело. Он понимал, что поздно взялся и по-прежнему чувствовал себя отсталым, непрооперированным питекантропом в толпе опрятных и деловитых неандертальцев, неповоротливой толстой рыбой среди торопливо вылезающих на сушу худощавых пресмыкающихся. Он стал читать дальше и дочитался до пособия по современной рыночной экономике. Оказалось, что ему нужны были сферы влияния. Оказалось, также, что насилие является наименее выгодной экономической стратегией. В учебнике это было написано прямо на первой странице - во введении, причем начиналась соответствующая фраза унизительными словами "Как всякому известно". После непродолжительного размышления Харин пришел к выводу, что ему нужна авторитетная кадровая фирма с хорошей репутацией. Он поискал и нашел такую фирму, причем недалеко от собственного офиса. Он был готов купить ее у Ксении Петровны. Недорого. Тысячи за три. Насилие Харин пообещал применить только в самом крайнем случае. Валентин Викторович выключил телефон и вернул Паваротти положенные децибелы. - Ну что? - Никто не подходит. - Естественно. - Ничего естественного. Человек может быть в ванной. Или в булочную может выйти за хлебом. Вот это естественно. После приезда с островов они снова посоветовались с Евгением и Евгений продиктовал на память телефон: на всякий случай. Мало ли понадобится. Очень приличный специалист, - сказал Евгений, - совершенно независимый молодой человек, без предубеждений, бывший чемпион Союза по биатлону среди юношей. Валентин Викторович записал телефон сначала на чеке из продуктового магазина, потом переписал его на последнюю страницу театрального календаря и только потом занес его в записную книжку под конспиративную литеру "К". - У тебя всегда так. - Что именно? - То в ванной кто-то, то в булочной. - Что ты хочешь этим сказать? - Ничего. Смотри. Она нажала длинную футуристическую кнопку: полированное вогнутое стекло монотонно поплыло вниз. В кондиционированный салон как ком ваты ввалился ком сумеречного летнего воздуха с застрявшими в нем детскими криками, лязгом трамвая на повороте и отдаленным воем медицинской сирены. Ксения Петровна поморщилась от неожиданно плотного, прижавшегося к лицу тепла и выглянула из окна. Неподалеку, возле переполненной урны топтался подросток в синтетической куртке с огромной золотой надписью "The King" на спине.В правой руке подросток держал грязную холщовую сумку, полную пустых бутылок. Левой рукой он методично ворошил в урне верхний культурный слой. - Эй, мальчик! - позвала Ксения Петровна. Подросток нерешительно обернулся. - Да, да, ты. Подойди-ка сюда. Подросток нерешительно подошел. Ксения Петровна вытащила из портмоне пожилую двадцатидолларовую купюру и показала подростку. - Хочешь сто долларов заработать? - Ну, - нерешительно ответил подросток. - Видишь в кафе за столиком представительный мужчина сидит с двумя друзьями. Вон там, в центре, в костюме. Видишь? Пирожное ест. Подросток обернулся. - Ну. Ксения Петровна спрятала купюру обратно в портмоне и вытащила из сумочки пистолет в бесцветном полиэтиленовом пакете. Она освободила пистолет от упаковки и показала подростку. - Я дам тебе пистолет. Настоящий, импортный. Ты войдешь в кафе, подойдешь к этому человеку и выстрелишь ему прямо в голову. Раза два или три. Убьешь его, понимаешь? - Ну. - И убежишь потом. А мы через час подъедем вон туда, к трамвайной остановке, и деньги тебе отдадим. Согласен? - А че... - неопределенно ответил подросток. - В смысле? - спросила Ксения Петровна, с напористой легкостью переходя на язык своего собеседника. - Нормально, - равнодушно ответил подросток. Ксения Петровна протянула подростку пистолет. - Откуда у тебя это? - спросил Валентин Викторович, произнося слово "это" как рискованный, многозначительный эвфемизм, отдельно. Ксения Петровна не ответила. Подросток поставил сумку на тротуар и стал с неподдельным интересом разглядывать оружие. Ксения Петровна снова обернулась к нему. - Ну давай, иди, не трать времени. Подросток улыбнулся и поднял сумку. - И пистолет не потеряй! - крикнула Ксения Петровна ему вдогонку. - Он денег стоит! Она снова нажала на кнопку. Стекло поехало вверх. Она потрогала щеку. Грим держался. Она обернулась к Валентину Викторовичу. - Ну? Чего ты ждешь? Поехали. - Куда? - Как куда? В театр. Ксения Петровна достала папиросную коробку. - Может успеем еще. Ко второму отделению. Валентин Викторович включил мотор. Ксения Петровна достала из коробки предпоследнюю папиросу. Она порылась в карманах жакета, поискала в сумочке, жалобно посмотрела на Валентина Викторовича. - Где моя зажигалка? Она стала выкладывать перед собой свои принадлежности: блокнот, помаду, пудреницу, полиэтиленовый пакет из-под пистолета, корвалол, валидол, анальгин, еще какие-то лекарства с названиями, позаимствованными из переводных фантастических романов, очки для близи, очки для дали, очки для представительности, радиотелефон, перчатки, ватные затычки для ушей, глазные капли. Краем глаза она заметила, что время остановилось - по крайней мере, в радиусе полутора метров. Она подняла голову. Валентин Викторович застыл в классической позе киношного сыщика. Словно демонстрируя неопровержимую улику, он держал двумя пальцами за уголок полиэтиленовый пакет из-под пистолета. На дне пакета лежала какая-то длинная черная железка. - Что это? - недовольно спросила Ксения Петровна, приглядываясь. - И почему ты на меня так смотришь? Что ты молчишь? Она оглянулась в противоположную сторону и увидела, как подросток входит в кафе. Тяжелая стеклянная дверь на некоторое время задержала его, но, в конце концов, ему удалось преодолеть это препятствие, и он вошел. Он потоптался некоторое время у входа, потом подошел к столику, за которым сидел Харин с телохранителями, и остановился прямо перед ним. Два мгновения назад Харин благоговейно взял с тарелки предпоследнее пирожное - корзиночку. Мгновение назад он далеко высунул язык, чтобы слизнуть с витой кремовой верхушки рубиновую капельку джема. Теперь он тоже почувствовал, что время остановилось. Он убрал язык поднял глаза и посмотрел на улыбающегося мальчика. - Тебе чего, мальчик? - Асталалиста, дядя. Подросток поднял пистолет и направил его Харину прямо в нос. В машине Ксения Петровна с досадой разглядывала забытую в пакете обойму. - Может там все-таки что-нибудь еще осталось? - спрашивала она Валентина Викторовича без особой, впрочем, надежды. - Где-нибудь в дуле? Подросток нажал на курок. Пистолет равнодушно щелкнул. Харин медленно покосился в сторону стеклянной стены. Позади студенистых отражений с любопытством сгрудились неразборчивые фрагменты пространства. За стеклянными дверями зеленел край газона. Улыбаясь, подросток еще раз нажал на курок. Харин взглянул на телохранителей. Телохранители очнулись. Они одновременно вскочили из-за стола, доставая пистолеты из-подмышек и опрокидывая стулья. Они открыли огонь, рискуя прострелить себе рубашки. Первая пуля попала в пол, вторая, - в потолок. Третья, четвертая, пятая, шестая, седьмая, восьмая девятая и десятая почти одновременно прибыли по назначению. Подросток исчез, оставив по себе приблизительную копию, мятую, скомканную, отброшенную под соседний стол, на глазах теряющую сходство с оригиналом. Бутылки со звоном раскатились по мраморному полу. В кафе наступила тишина. Посетители замерли. Казалось, только столбики пара над кофейными чашками осмеливаются, в силу своей очевидной бесплотности, время от времени осторожно пошевелиться. Через некоторое время послышался негромкий шорох. Мужчина с газетой стоял в дверях. Он вышел из кафе уже почти наполовину и хотел выйти совсем. На толстом дверном стекле он снова видел свое отражение. В этот раз он смотрел на себя безо всякого удовольствия. Сквозь глубокие тени настойчиво проступала неопрятная уличная реальность. Телохранители строго переглянулись. Они посмотрели на недовольного Харина. - Этот, вроде, с ним был,.. - сказал один из них задумчиво. - Вроде, да,.. - сказал другой неуверенно. Телохранители помолчали, посмотрели друг на друга, потом на всякий случай снова подняли пистолеты и открыли огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33