Просто взяли и украли. Я на них в суд подам. Он захлопнул свои инкунабулы и сунул их обратно. Из другого отделения сумки он вынул полиэтиленовый пакет, в котором лежал резиновый жгут и шприц, полный кофейного цвета жидкости. Он скинул сюртук и повесил его на витую ручку оконного шпингалета, густо и многократно закрашенную серыми белилами. Он засучил рукав. - Теперь к делу, - сказал он требовательно, - Давайте. Марина перетянула ему руку резиновым жгутом выше локтя. - Куда? - спросила она. - Боже! - застонал Борис Никифорович, - Марианна Благословенная! Вам ли не знать куда?! Не испытывайте меня, колите! Марина уколола и сняла жгут. Борис Никифорович смотрел на голую руку. Лицо его неожиданно сделалось старчески-серьезным. - Ох... - сказал он совсем другим, мягким и сипловатым голосом и огляделся по сторонам новым, понимающим взглядом. - О-о-о... Это, в некотором смысле,.. получше, чем у Кваренги. Он медленно закрыл глаза. Марина положила шприц и жгут обратно в пакетик и спрятала пакетик в сумку. Треск застежки распилил летнюю лестничную тишину пополам. - Все, - сказал Борис Никифорович. - Я должен теперь подумать... Идите... Благодарность... Он прислонился к оконной раме. Марина спустилась вниз, с трудом открыла огромную дверь и вышла на улицу. Она перешла на другую сторону бульвара через центральную аллею, где под липами сидели на скамейке неуклюжие безликие алкоголики. Стемнело. Невдалеке, в двух домах от нее, мерцала красно-голубая реклама видеопроката. Марина прошла несколько шагов и остановилась около пожилого нищего, сидевшего на грязной подушке на асфальте. Перед нищим стояла картонная коробка с неразборчивой в темноте надписью на передней стенке. Нищий был в пальто, его седые волосы отчетливо белели в наступивших сумерках. Увидев Канарейку, нищий поднял голову. - Скажите, - спросила Марина. Она опустилась рядом с нищим на деревянный ящик. Днем на ящике сидел однорукий продавец подержанных велосипедных ниппелей, поношенных непарных босоножек и детских книг с вырванными страницами. Вечером ящик был свободен. - Скажите, что вы почувствовали, когда ваша жена умерла? - Первая или вторая? - спросил нищий равнодушно. - Первая. - Ничего, - ответил нищий. Он достал из кармана окурок, щелкнул зажигалкой, аккуратно закурил. Марина вежливо подождала. - Я помню, нас послали рисовать маскировку для завода, - сказал он так, словно читал чужие воспоминания. - Только война началась, неделю как. Я стою на крыше, разметку делаю. И вдруг налет. Мы даже спускаться не стали. Первый раз. Нищий погасил окурок. От него пахло сладкой, давнишней грязью, гноем, пропитавшим присохшие к коже почерневшие повязки, мочой и прокисшей гнилой едой. Между ног у него стояла черная бутылка вина. Он выпил. - Короче, рядом было заводское водохранилище. Вот как отсюда до шашлычной. Круглое здание, внутри вода. И фугасная бомба попала туда, прямо в центр. Взорвалась. Он помолчал, как будто давая предполагаемому взрыву состояться, расцвести и поразить немногочисленных прохожих своим невидимым величием. - Крыша раскрылась, - продолжил он, показав ладонями домик, - сто тысяч тонн воды столбом встали. Я даже испугаться не успел. Он помолчал. Канарейка любовно понюхала нищему бесформенные ботинки. - Все это в воздухе висит: человечки, вода, куски стены. А я стою и думаю: хорошо, что она умерла. Нищий замолчал. - Почему? - пытливо спросила Марина. - По крайней мере, меня ей хоронить не придется. - Отчего она умерла? - спросила Марина. - Заражение крови, - сказал нищий. - Порезалась. - А вторая? - спросила Марина. - Вторая от рака, - сказал нищий с таким уважением в голосе, будто умереть от рака было гораздо почетнее, чем от заражения крови. Он опять закурил. На губах у него были крупные потрескавшиеся болячки. Он пододвинул к себе коробку с мелочью. - Стоп-машина, - сказал он. Они встали и неторопливо двинулись по тротуару мимо хозяйственного магазина, пахнувшего мылом и инсектицидами, мимо булочной, с одиноким грузчиком внутри, наклонившимся над полкой, выбиравшим себе бублик помягче, мимо зарешеченных окон таинственного совместного предприятия, за плотными жалюзи которых беспокойно бегал фантастический свет сканера, мимо окон шашлычной, украшенных чеканками, изображавшими Кавказ, джигитов, царицу Тамару и рог изобилия, за которыми, освещенные разноцветными сценическими фонарями, виднелись ковыряющие в зубах наследники легенд. Они завернули в подворотню и вошли в просторный двор со сквером посередине. Под липами сквера белели свежепокрашенные скамейки. В дальнем углу двора, возле ресторанного холодильника, горбясь и перекашивая плечи, как юродивый перед царем, расстегивал неподатливую ширинку мужчина в мешковатом смокинге. У входа на лестницу Марина попрощалась. - Спокойной ночи. Нищий не ответил. Он выбросил оплавившийся сигаретный фильтр и отправился дальше мимо ресторанных окон. Как в хорошо продуманной идиллии, каждый фрагмент и эпизод которой отдает неопровержимой кармической бухгалтерией, из-за чего финальное благополучие хороших кажется таким же угрожающе неминуемым, как дидактическое неблагополучие плохих, его бесформенная фигура идеально дополнила на несколько секунд элегантного официанта за стеклами, со вкусом рассказывавшего анекдот. Лампы над плитами кухни щедро освещали кусок асфальта снаружи. Трещины в асфальте идеально воспороизводили рисунок, при помощи которого Тристан Тцара в 1913 году объяснял Андре Бретону принципы автоматического письма. Повар поднял крышку. Над сковородкой вольно взметнулось прозрачное голубое пламя. Нищий сошел с освещенной страницы и растворился в снисходительной темноте двора. Марина скрылась за дверью. На лестнице пахло затхлой водой из давно затопленного подвала. Первые ступеньки провалились и были заколочены необструганными досками. Марина поднялась к двери бельэтажа. Дверь была обита дермантином, из разрезов которого торчала паленая вата. Над дверью горела лампочка, запертая в железную птичью клетку, дверца которой была закрыта на висячий чемоданный замок. К дермантину скотчем была приклеена бумажная, набранная на компьютере табличка: "Видеопрокат. Фильмы со всего света. Строго по лицензии". Марина вошла. Она оказалась в большой длинной комнате, перегороженной поперек невысоким фанерным прилавком. Налево уходил коридор, обозначенный бумажной стрелкой с надписью: "К Тумакову". Стены комнаты перед барьером были сверху донизу оклеены разноцветными афишками с аннотациями фильмов. Несколько человек сосредоточенно читали афишки. За прилавком сидел молодой утомленный видеопрокатчик, похожий на безработного, потерявшего квалификацию кинокритика. Он ел йогурт из пластмассового стаканчика. Перед ним на столе стоял видеомагнитофон из которого тянулся тощий черный провод к телевизору, угрожающе остановившемуся над головой приемщика на краю железной полки, гигантскими болтами привинченной к стене. На видеомагнитофоне лежали три безымянные кассеты и бутерброд с курицей в мятом кратере фольги. За спиной видеопрокатчика стояли белые полки с фильмами. На прилавке лежали залистанные каталоги. Марина подошла к прилавку. Она вынула из уха наушник дискмана. Из наушника отчетливо донеслась электронная ритмическая музыка. Она подняла на лоб темные очки. Приемщик посмотрел, наконец, на нее. В глазах у Марины были изумрудного цвета линзы. Она достала из рюкзака кассету и вытащила изо рта леденец на палочке. Марина громко положила кассету на прилавок. - Я хотела бы деньги обратно получить, - сказала она убежденно. - А что вас, собственно, - апатично спросил приемщик, - не устраивает? Марина продемонстрировала ему растопыренные пальцы левой руки. На среднем пальце был надет перстень из полированного плексигласа с крошечным космонавтом внутри. - Ничего не видно, - загнула Марина мизинец. - Все видно, - сказал приемщик без выражения и вставил кассету в видеомагнитофон. - Все жужжит, - сказала Марина, загибая безымянный палец, - и перевод опаздывает на полторы минуты, - попыталась она загнуть средний палец, но перстень помешал. На телевизионном экране появились черные пятна на болезненно-красном фоне, испещренном бегающими белыми точками. - Ну видите, - сказал видеопрокатчик снисходительно, - все в порядке. Ничего не жужжит. В полной тишине по экрану задвигались расплывчатые черные фигуры. Вдруг появилось женское лицо, обрезанное по подбородку наклоненным черным краем. Мимо лица к выходу из невидимого кинозала проплыли силуэты двух привередливых зрителей. - Вы девушка, на самом деле, уже пятый раз кассету возвращаете и деньги обратно требуете, - сказал приемщик скучным голосом, - я вас запомнил. Кроме вас ведь никто не жалуется. Неожиданно, как будто вброшенное в комнату, включилось громкое гудение и сразу раздался голос переводчика: простуженный, гнусавый и абсолютно безразличный. Посетители вздрогнули и обернулись к экрану. - Ты сделал меня женщиной, Барт, - сказал переводчик. - Ты, наверное, сам не заметил, как это произошло. Ты научил меня прощать. Ты научил меня радоваться. Я не хочу, чтобы ты уходил. На экране можно было различить двух мужчин, которые то ли чинили водопровод, то ли рассматривали друг у друга татуировки. Переводчик высморкался и откашлялся. - Я не ухожу, - сказал он. - Я остаюсь. Я всегда буду оставаться с тобой, пока ты помнишь, какими бывают звезды, когда мы вместе смотрим на них. На экране появился мальчик. Похоже было, что он пытается разрезать пополам теннисный мяч. Все, кроме Канарейки, не отрываясь, смотрели на экран. Неожиданно по экрану забегали фигурки помельче, потом послышались выстрелы и звон стекла. Экран внезапно потемнел и на нем остался только одинокий человеческий глаз в углу, настороженно смотревший на зрителей. - Я не знал, что в этом городе есть полиция, - сказал переводчик. Перестрелка на экране продолжилась. - Любите, когда стреляют? Марина посмотрела через плечо. К ней из-за спины наклонился симпатичный молодой человек, веснушчатый, коротко стриженый, по виду - студент Института Физкультуры. Он застенчиво отвел глаза и взглянул на экран. - А что? - спросила Марина, - вы не любите? - Нет, - пожал плечами молодой человек и покраснел, - почему? Я тоже люблю. С этими словами молодой человек вынул правую руку из-за пазухи. В руке у него оказался пистолет. Рядом с молодым человеком стояли трое мужчин: двое в кожаных куртках и один в дорогом кашемировом пальто, совершенно лысый. Молодой человек приставил ствол пистолета вплотную к гладкому черепу лысого человека и спустил курок. Раздался неожиданно негромкий выстрел. После выстрела наступила полная тишина. Из простреленной головы, разматываясь как новогодний серпантин, медленно вылетела длинная струя крови. Кровь направленными косыми толчками плеснула на стены, поочередно зачеркивая ухоженные тепличные физиономии героев шоу-бизнеса. Лысый медленно повернулся, колени его подогнулись, карточки с фильмами посыпались из рук и запорхали в воздухе. Он плавно накренился и грохнулся навзничь. Каблуки его полированных черных ботинок с грохотом ударили в блестящий мраморный пол прямо перед носом у Канарейки. Молодой человек опустил пистолет и выстрелил еще раз, прямо ему в лицо. - Главное, не целиться, - сказал он Марине. - Когда целишься, - никогда не попадаешь. - Поняла, - машинально ответила Марина. Молодой человек снова поднял пистолет. Казалось, двигается в помещении только он один. Перед ним с вытаращенными глазами стояли двое в кожаных куртках. Один из них тянулся к подмышке, другой пытался отгородиться от молодого человека выставленной ладонью с растопыренными толстыми пальцами. Молодой человек выстрелил одному из них в лоб. - О, черт, - сказал переводчик. Марина закрыла глаза. В темноте у нее перед глазами поплыли разноцветные фантомы. В ухе грохотала электротехническая музыка. Она услышала еще три выстрела. - О, черт, - снова сказал переводчик без выражения. Марина открыла глаза. Опрятный молодой человек с пистолетом в руке стоял прямо перед ней. Он по-прежнему улыбался. У него за спиной лежали два бесформенных трупа. - Менты бывшие. - Сказал молодой человек презрительно. - Недоучки. Он огляделся по сторонам. В помещении кроме них никого не было. - Вы меня тоже застрелить хотите? - спросила Марина необыкновенно вежливо и тихо. - А кто мне за тебя заплатит? - рассудительно спросил молодой человек. Неожиданно в глубине коридора прямо напротив ее лица в темноте вспыхнул небольшой звездчатый огонь. Из середины огня вылетело что-то продолговатое, закругленное на конце и стало безмолвно приближаться. Пуля, догадалась Марина, только вот откуда? Прямо мне в переносицу, подумала она, туда, где я позавчера прыщик прижигала. Грохот этого выстрела оглушил ее до звона в ушах. Она вздрогнула. Пуля пролетела мимо головы молодого человека, мимо его аккуратной короткой стрижки и со страшной тяжестью, словно собираясь снести сразу целый дом, ударилась в стену рядом с ее щекой. Марина заморгала как актриса немого кино, изображающая удивление, и на мгновение потеряла сознание. Когда она пришла в себя, то увидела совершенно необъяснимую сцену. Вышедший из коридора штатный охранник видеопроката стоял по ту сторону барьера перед полками с кассетами и целился молодому человеку в лицо. Молодой человек, в свою очередь, целился в лицо охраннику. Как удалось охраннику, крупному немолодому мужчине, невредимым выйти из коридора и перепрыгнуть через барьер, было абсолютно непонятно. Зачем он это сделал, тоже трудно было объяснить. - Брось пистолет, хорек, - напористо сказал охранник, - он у тебя все равно не работает. - Застегни ширинку, грозный фраер, - ответил молодой человек сдержанно. Сначала ссать научись, потом за ствол хватайся. Зрачки охранника непроизвольно вздрогнули, словно он хотел посмотреть на Марину и вниз, на свои брюки и в последнюю секунду сдержался. Заканчивая фразу, молодой человек выстрелил и попал охраннику в плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33