Вот и все, – решительно добавила она.
Не могло даже возникнуть вопроса, лжет ли она. Тэлли всегда говорила только правду.
– Что ж, и у нас с Марком Стэкеблом тоже ничего не было, – пробормотала Джейн, прижимая горячие ладони к гудящей голове. – По крайней мере, ничего такого, о чем ты подумала.
– Но ты ведь не вернулась домой, – настаивала Тэлли. – Я оставила окно открытым, как ты и сказала.
Джейн почувствовала, как ее слюноотделительные железы снова начинают работать на полную мощность. Неужели ее опять стошнит? И есть ли какой-нибудь пристойный способ поведать строгой, сдержанной Тэлли жуткую правду? Состоящую в том, что Марк Стэкебл не просто привез ее к себе домой, но привел в квартиру, затащил в спальню и…
– Нет-нет, не надо!
Джейн прижала руки к вискам, в буквальном смысле пытаясь выжать воспоминания о том, что случилось дальше. Однако на кроваво-красной пелене перед глазами безжалостно мелькали смутные образы. Больше того, они словно редактировали сами себя, выбирая только самые отвратительные кусочки. Те, в которых Марк уложил Джейн на кровать и начал медленно ее раздевать. Те, когда он осторожно раздвинул ей ноги. И вот наконец самый драматический момент, когда произошло то, чего не должно было произойти. Спасения от этих воспоминаний не было. Они настойчиво преследовали ее.
Джейн передернуло от отвращения. Она буквально взорвалась. Сначала ее вырвало прямо на Марка. Потом на очень элегантное одеяло. Затем на шелковый матрац, который, Джейн знала по собственному опыту, очень трудно отчистить даже от пыли, не говоря уж о непереваренных артишоках.
– У нас ничего не было, – простонала Джейн. – Я облевала ему всю квартиру, а потом отрубилась.
Придя в себя, я выскользнула из квартиры, пока Марк еще спал, и вернулась домой. Так целомудренно я не смогла бы провести ночь и с папой римским.
И это была правда. Тарелка артишоков Аманды оказалась наиболее действенным средством обеспечить безопасный секс. Джейн с горечью подумала, что надо будет взять на него патент.
– О господи, – сочувственно произнесла Тэлли, украдкой бросая взгляд в дальнюю часть кухни.
Действительно ли оттуда послышался слабый стук? Тэлли мысленно помолилась, чтобы это была не миссис Ормондройд, разбивающая очередной севрский фарфор. И тут же вспомнила, что этого, к счастью, не может быть. Миссис Ормондройд уехала на несколько дней в гости к своей заболевшей сестре. На мгновение Тэлли попыталась представить себе, что должен испытывать больной, которого навещает миссис Ормондройд.
– Какой ужас! – с чувством добавила она. Джейн кивнула. Стоя над раковиной, она только сейчас начинала осознавать в полной степени весь кошмар случившегося. Она постояла перед воротами, ведущими в ночь безумной страсти, в объятиях красивого, обаятельного мужчины и сама захлопнула их перед своим носом. В том состоянии, в котором она тогда находилась, нечего было и думать об утехах любви. А другого случая не будет, поскольку теперь она умрет, но не встретится с Марком Стэкеблом. Застонав от отвращения к самой себе, Джейн бессильно уронила голову. Полоса неудач в отношениях с мужчинами, начавшаяся со знакомства с Ником и достигшая самого низкого уровня после встречи с Томом, похоже, и не думала заканчиваться. Вероятно, ей суждено на веки вечные оставаться самой несчастной одинокой девушкой на свете.
Слабый стук из глубины кухни продолжался.
– О! – Спохватившись, воскликнула Тэлли. – Должно быть, это управляющий директор компании, выпускающей сандвичи для гурманов. Он пришел осмотреть дом. Пойду его впущу.
Джейн откликнулась на это известие неприятным бурлением в горле и новыми позывами к тошноте со стороны желудка. Оставалось только надеяться, что посетитель не захватил с собой образцы своей продукции.
Несколько часов спустя капитан сандвичевой промышленности, сунув нос в каждую комнату и каждый шкаф, сообщил Тэлли, что «Маллионз» чересчур мал для того, чтобы разместить в нем центр выработки глобальных идей, задуманный им.
– С другой стороны, – продолжал он, – «Маллионз» – потрясающее название для одного из наших новых продуктов. Он станет флагманским сандвичем серии «Новое наследство». Я уже мысленно вижу его: свинина с хрустящей корочкой, фаршированная яблоками, сушеные баклажаны со стручковым перцем и чуть-чуть песто пеккорино. Настоящий вкус старой Англии.
– По-моему, он не тот, кто нам нужен, – заявила Тэлли после ухода царя сандвичей.
– С другой стороны, денег у него в избытке, – заметила Джейн.
– А что такое пеккорино? – спросила Тэлли. – Я сначала подумала, это какой-то не очень известный итальянский живописец.
– Кто, ты говорила, следующий? – спросила Джейн, увидев машину, проехавшую по гравийной дорожке и свернувшую к дому. Тэлли сверилась со списком, составленным агентством недвижимости.
– Мм, некие мистер и миссис Гилдон Кранкенхауз, – сказала она и, помолчав, добавила: – Американцы.
– Их еще не хватало, – нахмурилась Джейн.
Выскочив на улицу через черный ход, подруги поспешили к парадному подъезду.
Стоявший у крыльца сверкающий агрегат для транспортировки людей, созданный по последнему слову техники, выгружал свое содержимое. У мужчины с широченными плечами, в спортивной куртке голова сверкала влажной и розовой лысиной, похожей на ветчину; по крайней мере, треть роста женщины с тощим лицом в мехах, сопровождающей его, составляли уложенные в высокую прическу волосы. Джейн пришла к выводу, что это уже не прическа, а настоящий небоскреб. Золотисто-каштановые волосы, тонкие и легкие, были похожи на объемную сахарную вату.
Когда американцы подошли ближе, стало очевидно, что миссис Кранкенхауз перенесла на лице больше пластических операций, чем Майкл Джексон.
– Ей сделали столько подтяжек, что, наверное, сейчас ее ягодицы находятся где-то на уровне затылка, – шепнула Джейн.
Кожа миссис Кранкенхауз была натянута на лицевые кости, словно мембрана барабана; казалось, стоит американке чуть улыбнуться, и кожа лопнет. С другой стороны, судя по неподвижно застывшему после хирургического вмешательства выражению лица, этого можно было не бояться. В дряблых, отвисших мочках ушей болтались огромные золотые серьги, размером с перепелиные яйца, а глаза двумя стеклянными шарами таращились из-под удивленно приподнятых полуокружностей, аккуратно подведенных оранжевым карандашом.
Судя по всему, чета Кранкенхауз ожидала, что их приезд будет встречен по меньшей мере появлением на крыльце Энтони Хопкинса и Эммы Томпсон, сошедших прямо с киноэкрана. На Джейн и Тэлли американцы смотрели с откровенным разочарованием. «Может быть, стоило надеть наряды Елизаветинской эпохи, – подумала Джейн. – Тогда я выглядела бы так же отвратительно, как себя чувствую».
– Здравствуйте, – сказала Тэлли, делая шаг навстречу гостям и протягивая руку. – Я Наталия Венери. Как вы доехали?
– Гилдон П. Кранкенхауз Третий, – проревел мужчина, выбрасывая вперед свою противно липкую ладонь и едва не вырывая руку Тэлли из сустава. – Что ж, не будем тратить времени, давайте за дело. Я достиг того, чего достиг, именно потому, что не терял времени даром.
Ни Тэлли, ни Джейн не имели ни малейшего понятия, чего достиг Гилдон П. Кранкенхауз, но у них не было сомнений, что сейчас они это узнают.
– Вы слышали о компании «Корзины для транспортировки кошек Кранкенхауз»? – самодовольно протянул Гилдон, следуя за Тэлли к лестнице с Предками. – Крупнейший поставщик корзин для транспортировки кошек в Соединенных Штатах.
Тэлли избавила от необходимости ответа заминка, случившаяся у лестницы.
– Эй! Здесь что, нет лифта? – крикнула миссис Кранкенхауз, опасно покачнувшись на высоких каблуках и вцепившись в перила.
– Увы, нет, – смутилась Тэлли.
Если бы миссис Кранкенхауз могла хмуриться, она непременно бы это сделала, но многочисленные операции лишали ее такой возможности. Американка медленно поползла по лестнице, подтягиваясь на перилах, а Джейн держалась сзади, готовая в случае катастрофы ее подхватить.
– Проклятая лестница, – в сердцах выругалась миссис Кранкенхауз, но на лице у нее оставалось навечно застывшее выражение радостного удивления.
Проходя мимо Предков, Джейн почувствовала, как у них от ужаса сужаются зрачки.
– Боюсь, я никогда не слышала о вашей компании, – сказала Тэлли. – Видите ли, я не очень люблю кошек, – извиняясь, добавила она.
– Как можно не любить кошек! – прогудел через плечо Гилдон, обращаясь к своей супруге.
Та доползла до верха лестницы и остановилась там, раскрыв рот. Но не от изумления. Американка проверяла, как накрашены губы, смотрясь в мутное зеркало восемнадцатого века, покрытое пятнами плесени.
– Ни черта в нем не вижу, – пробормотала она себе под нос, не обращая никакого внимания на мужа.
– Жаль, чертовски жаль, – заявил Гилдон, обращаясь к Тэлли и Джейн. – Потому что это старье оживили бы гуляющие по коридорам киски.
Джейн с ужасом представила себе «Маллионз», кишащий представителями семейства кошачьих.
– Это Длинная галерея, – сказала Тэлли, проходя дальше.
– Угу, – рассеянно заметил Кранкенхауз, мимоходом бросая взгляд на массивные дубовые двери, украшенные резьбой.
Вдруг, застыв на месте, он присмотрелся к дверям внимательнее и хлопнул себя по колену.
– Ого! – воскликнул Гилдон, утыкая свой похожий на свиное рыло нос в дерево и подзывая к себе свою жену. – Ты даже не представляешь, что обозначает эта чертова резьба. Г и К! Г и К – Гилдон Кранкенхауз!
Тэлли кашлянула как можно учтивее, насколько это было возможно, учитывая то, как яростно колотится ее сердце.
– На самом деле буквы Г. и К. обозначают Генриха и Катерину, – довольно резко заметила она. – Генриха Восьмого и его первую жену, Екатерину Арагонскую. Эти двери были сделаны перед визитом венценосной семьи. Точнее, по этому случаю была построена вся Длинная галерея.
– Здесь бывал король Англии Генрих Восьмой? – воскликнула миссис Кранкенхауз; ее бесчувственные стеклянные глаза и застывшее лицо никак не соответствовали восторгу, прозвучавшему в ее голосе.
– Увы, этого так и не произошло, – честно призналась Тэлли. – Король должен был сюда приехать, но тут как раз третий граф, живший в замке в то время, подхватил пневмонию, и Генрих со свитой отправился куда-то в другое место. Просто не повезло. Впрочем, третьего графа так и называли за глаза: «Невезучий граф».
– Вот уж точно, – нахмурился Гилдон. – А жаль. – Он снова осмотрел старинную резьбу. – Знаешь, а эти двери навели меня на одну мысль, – сказал он, обращаясь к миссис Кранкенхауз. – Представь себе копию вот этих дверей, уменьшенную до размера дверцы для кошек, тоже из дуба и с моими инициалами, как здесь. Классно, а? На рынке это произведет фурор! У нашей аристократии они будут нарасхват.
– Гилдон, – раздраженно заметила его жена. – О какой аристократии ты говоришь?
Мистер Кранкенхауз рассеянно кивнул.
– Да-да, дорогая. – Его мысли по-прежнему кружились вокруг нового слова в дизайне корзин для транспортировки кошек – Слушай, – возбужденно воскликнул он, шагая по Длинной галерее, – а можно сделать дверцу корзины в виде картины, разумеется уменьшенной, но с настоящей позолоченной рамой и все такое! Думаю, вот этот жалкий сукин сын подойдет.
Гилдон указал на потемневший от времени портрет чахоточного мужчины в полосатом сюртуке эпохи Регентства.
– Это лорд Веспасиан Венери, – сказала Тэлли, ужаленная презрительным отношением к своему далекому предку.
– Ну да, и что его гложет? – спросил Кранкенхауз, на время отвлекаясь от темы благоустройства кошачьих домов.
– Вообще-то он всегда отличался слабым здоровьем и в конце концов был убит на дуэли, – ответила Тэлли, с сочувствием глядя в печальные, запавшие глаза своего предка.
– По-моему, он совсем не похож на драчуна, – решительно заявил Кранкенхауз.
– Да, он был очень миролюбивым, – согласилась Тэлли. – Но он и не должен был драться на той дуэли. Просто случайно наткнулся. Видите ли, у него было очень слабое зрение.
Но Кранкенхауз уже ее не слушал. Теперь его внимание было сосредоточено на обитых дубом стенах галереи. Тэлли отчаянно хотелось, чтобы он заметил следы работы древоточца. В этом-то случае он не станет покупать дом.
– Если хорошенько подумать, эту старую обшивку можно использовать как демонстрационный зал, – сказал Гилдон, задумчиво осматривая потемневшее, запыленное дерево своими выпученными глазами, похожими на вареные яйца. – Можно нарезать в ней отверстий и закрыть их дверцами. Просто грешно не использовать такое просторное помещение. Только представь себе, – продолжал он, охваченный идеей, – вдоль стены пятьдесят дверец Кранкенхауз, и кошки входят и выходят в них, рекламируя их день и ночь!
Тэлли от ужаса застыла как изваяние. Она с тоской посмотрела на Джейн.
– Я не согласна, – заявила миссис Кранкенхауз. Тэлли и Джейн с признательностью посмотрели на нее. – По-моему, все это надо выбросить на помойку, – вынесла она приговор, разрезав воздух унизанной перстнями рукой, похожей на лапу хищной птицы. – В первую очередь эти старые грязные подушки, – она вонзила сверкающий красный коготь в оттоманку, на которой когда-то сиживал Карл Первый.
Перехватив полный отчаяния взгляд Тэлли, Джейн поняла, что требуются чрезвычайные меры. Она набрала полную грудь воздуха.
– Ой, смотрите скорее! – ахнула она, указывая в теряющийся в полумраке дальний угол галереи. – Вы видели?
– Что? Что? – хором воскликнули Кранкенхаузы.
– Мышь? – взвизгнула миссис Кранкенхауз.
– Королеву, – едва слышно прошептала Джейн.
– Королеву Англии? – произнесла миссис Кранкенхауз таким тоном, словно ожидала увидеть знакомую фигуру Елизаветы Второй, седовласой, в очках, торопливо идущей по коридору в сопровождении своих собачек.
– Королеву Екатерину Арагонскую, – прошипела Джейн. – В жизни она сюда так и не добралась, но…
Она театрально умолкла, так как на самом деле понятия не имела, что говорить дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46