– Сильвия, – обратился он к жене, – помнишь того парня, Кена Джоргенсона?Она повернула лицо, и получилось у нее это довольно резко. Последнее время Барт начал замечать, что нервы у нее пошаливают. Она подняла руку и отвела прядь волос, оставив на лице полоску муки. В тридцать пять лет Сильвия оставалась на удивление красивой женщиной с плотной фигурой, все еще тонкой талией и лицом, которое выглядело совсем молодым, если она не была утомлена. Правда, случалось это очень редко.– Кен Джоргенсон! – воскликнула она. – Что это ты о нем вдруг вспомнил?– Он хочет приехать сюда. Просит две комнаты на август, – голос Барта прозвучал невесело.– Любопытно, – сказала Сильвия.– Я думал, может быть, лучше отказать ему, – Барт испытывающе посмотрел на жену.– Почему? – иногда взгляд Сильвии удивительным образом затуманивался; вот и сейчас Барт совершенно не мог определить, о чем она думает.– Сильвия, тебе на все наплевать, черт возьми! Разве ты его не помнишь?– Помню.– Так вот, то, что он намерен приехать – уродство, ты не находишь? Любой первокурсник, изучающий психологию, скажет тебе, почему такой человек, как он, хочет…– Если я еще хоть раз услышу слово «психология», я закричу! – перебила Сильвия. – Закричу в буквальном смысле.– Хорошо, но…Вошла Лилиан, чернокожая повариха, с пачкой сахара в руках.– Давай обсудим это у себя в комнате, Барт, – сказала Сильвия.Барт последовал за ней в их спальню над гаражом – маленькое помещение, предназначавшееся в свое время для шофера и его жены. Стены комнаты были оклеены бледно-зелеными обоями, выцветшими от дыма нового керосинового обогревателя, который делал ее обитаемой в зимнее время. Всю хорошую мебель переставили в другие комнаты, поэтому здесь почти не осталось вещей без дефектов: кувшин для воды был щербатый, на коврике виднелось чернильное пятно и даже у стула, на котором сидел Барт, подлокотник носил следы неумелого ремонта.– Послушай, – сказала Сильвия, – мы держим гостиницу. Человек просит две комнаты, и они у нас есть. Только и всего.– Может быть, нам придется несладко…– Ну и что? – прервала его Сильвия. – Ну и что, Барт? Мы занимаемся бизнесом, не гак ли? Это уже не хобби. Нам нужны деньги. Давай смотреть на вещи с этой стороны, если тебе так легче.– То, что мы потеряли деньги, вовсе не означает, что мы должны терять еще и чувство собственного достоинства.– Достоинство! – сказала Сильвия. – Сарай для лодок гниет, в крыше течь, а ты хочешь отказаться от денег из-за чувства собственного достоинства. Мы боремся за жизнь, Барт. Видимо, ты никогда этого не понимал.В прихожей за дверью стоял и слушал этот разговор их сын Джон Хантер, симпатичный и не по годам зрелый четырнадцатилетний юноша. Он не мог найти свои теннисные тапочки и думал, что мама знает, где они лежат, но опыт давно приучил его не вмешиваться, когда родители спорят. Большая часть из того, что он слышал в ожидании окончания спора, не имела для него никакого смысла, но ему было ясно: возникли какие-то чрезвычайные обстоятельства. Сжимая в кармане бойскаутский нож, Джон представлял себе, как он спасает маму от толпы бандитов. Словно часовой, стоял он, прислонившись спиной к двери, и был готов встретить любых непрошенных гостей. Глава 3 Выйдя в коридор, Сильвия встретила сына и пошла с ним в его комнату искать теннисные тапочки. Она терпеливо осмотрела пол, полки в шкафу, взглянула за дверь и, наконец, вытащила их из-под кровати.– Вот, – с усталой улыбкой сказала она. – Когда ты научишься обходиться своими собственными глазами?Джон ухмыльнулся.– Спасибо, – сказал он и, взяв тапочки, выскочил из комнаты.Сильвия хотела вернуться на кухню, но, почувствовав неожиданную усталость, опустилась на кровать сына.«Кен Джоргенсон. Кто бы мог подумать, что он вернется? Встретить его снова будет трудно, но чертовски любопытно, и стесняться нечего», – подумала она. У каждого в прошлом был кто-то, о ком вспоминаешь в полночь, когда никак не можешь уснуть, и кровь приливает к лицу. Она здесь не исключение. Есть женщины, имевшие много любовников, целую вереницу мужчин, о которых они вспоминают, может быть, даже с удовольствием и без всякого смущения. Почему же после стольких лет, – она приложила ладони к лицу, – один лишь звук его имени заставляет краснеть? Беда в том, что то был не любовный роман. В ее отношении к Кену Джоргенсону было что-то ужасно мерзкое. «Нет, это не похоже на любовную историю. Скорее, развратный поступок, и поэтому я краснею. И все же не я одна была виновата. Всегда можно найти оправдания, объяснения, но…»Впервые Сильвия приехала на остров в шестнадцатилетнем возрасте со своими родителями, Реймондами, которые хотели построить там летний дом. Отец Сильвии Дэнтон Реймонд, будучи партнером старого Джона Хантера по бизнесу, остановился с семьей в доме Хантеров. Хотя об этом и не говорили открыто, визит Реймондов преследовал и другую цель – дать «островитянам» возможность присмотреться к новому семейству и решить, принимать их в корпорацию домовладельцев или нет. Два обстоятельства оказались не в пользу Реймондов: они происходили из Чикаго и, как незадолго до смерти выразился старый Джон Хантер, «у них в роду есть и итальянский шарманщик, и рыжий ирландец, и Бог знает, кто еще». «Островитяне» нередко устанавливали тесные деловые связи с людьми, которых для светского общения считали непригодными, и выходило гораздо тактичнее дать понять таким людям, что сам, мол, готов принять их на остров, а что касается остальных, то… извините. Тут, видите ли, повлиять на исход дела никто не может, поскольку принимают в корпорацию только с единодушного согласия всех ее членов. В то лето Реймонды проходили на Пайн-Айленде испытание и знали об этом.Юная Сильвия казалась «островитянам» почти до неприличия красивой молодой особой, но не более того. Старый Джон Хантер, увидев ее в купальном костюме, сказал, что еще ни у одной настоящей янки не было такой фигуры, на что жена Марта сухо предложила изолировать девушку, дабы не нарушать общего спокойствия. В самом деле, такая привлекательная внешность в этом обществе представлялась неприличной. Подобные формы могли принадлежать опереточной танцовщице, манекенщице или продавщице салона шляпок, но никак не приличной девушке, с которой имеют дело приличные молодые люди несмотря на свою полноту или худобу, толстые лодыжки, плохую кожу или какой-нибудь другой дефект. Настоящая красота лежит в области мечтаний, где живут кинозвезды и находятся прочие недосягаемые вещи. Появление на Пайн-Айленде Сильвии со всей ее красотой имело шокирующий эффект. В ее внешности ощущалась некая природная сила; красивое тело, невинно потупленный взгляд, милая привычка пробегать кончиком языка по губам притягивали к себе. В ней было нечто такое, что сразу заставляло задуматься, насколько она чиста и невинна. В то лето многие внимательно присматривались к Сильвии, стараясь получить ответ на этот вопрос. Пожилые дамы, не отрываясь от вязания, пристально вглядывались в нее. Мужчины среднего возраста подолгу и задумчиво разглядывали девушку, матери праздношатавшихся юнцов проявляли признаки беспокойства. При такой наружности и походке не может быть, чтобы она была невинна, но, Бог мой, ведь девочке всего шестнадцать, и какие есть основания сомневаться в ее невинности?Необычная красота Сильвии влекла за собой серьезные последствия. Другие девушки того же возраста стали сторониться ее. Они избегали купаться вместе с Сильвией, играть в теннис или находиться рядом с ней на танцах. Даже юноши скромно держались в стороне, но не все, а лишь из робкого десятка, кто был не очень высокого мнения о своих ухажерских способностях; застенчивые уродцы или недомерки боялись Сильвии, потому что так легко было влюбиться и не выдержать конкуренции соперников! Внешность Сильвии сильно повлияла на выбор ее друзей. Ими становились самоуверенные или просто уверенные в себе юноши, кроме того, хвастуны, доморощенные Ромео, самовлюбленные эгоисты и клоуны. На пляже всегда кто-то обдавал ее водой, пытался насыпать песку за вырез купальника на спине или ходил перед ней на руках. Все это несколько смущало девушку, которая два, а то и один год назад была всего-навсего ребенком, не привлекавшим особого внимания.Впервые попав на Пайн-Айленд, Сильвия истолковала холодок со стороны окружающих не как зависть к ее красоте, а как высокомерие. Ее восхитила сила Кена Джоргенсона, когда она увидела его в первый раз бредущим по пляжу в одних плавках, и она была удивлена и польщена, когда поняла, что явно ему нравится. Они познакомились, и в тот же день он предложил научить ее плавать; он поддерживал ее в воде с очень серьезным видом, который никогда его не покидал. Неожиданно молодежь вокруг начала хихикать, и на следующий день к ней стали приставать с шутками по адресу Кена Джоргенсона: «Ты и Кен, – говорили они, – о-о!»– и смеялись. Поначалу ее это не трогало.На третий день Кен Джоргенсон пригласил ее покататься на лодке за мыс гавани. Она сидела на корме, опустив одну руку в воду; перед ней на фоне неба вырисовывался силуэт могучих плеч, и ею вдруг овладело непривычное чувство умиротворения. Ей показалось, что она постоянно, с самого детства, вела в одиночку какую-то борьбу, и вдруг, как по мановению волшебной палочки, очутилась под защитой очень преданного и могущественного союзника. Когда они вернулись к пирсу, Кен поцеловал ее, помогая выйти из лодки, – застенчиво-нежный поцелуй в губы; оба смутились, и Сильвия без видимой причины вдруг разразилась слезами. Кен крепко прижал ее к себе и не отпускал до тех пор, пока не прекратились всхлипывания, а потом с неуклюжей галантностью проводил ее домой, уже не делая новых попыток поцеловать спутницу.Никто этого не видел, но вскоре почти все на Пайн-Айленде пришли к выводу, что у нее с Кеном роман. Одной из причин этого было, конечно, то, что внешне они очень подходили друг другу. У обоих присутствовало это, раздражающее других, физическое превосходство – вдвоем они смотрелись прекрасно. Светловолосый, высокий и, по выражению старого Джона Хантера, «очень привлекательный когда молчит», Кен, по-видимому, сразу ответил на немой вопрос, кому в конце концов достанется девушка-красавица. В этом было что-то неизбежное. Конечно, помимо этого, судили еще и по тому, как он на нее смотрел, по его неловкости в ее присутствии и, может быть, в какой-то степени и по тому, как она отвечала на его взгляды. В то лето на острове было скучно; многие в целях экономии отказались от прогулок на своих лодках и яхтах, и иметь какой-нибудь повод для сплетен, а то и целого скандала было заманчиво. Некоторых девушек утешало то, что Сильвия списывалась со счетов как соперница, а кое-кто из молодых людей чувствовал чуть ли не облегчение от недоступности Сильвии. Не прошло и месяца, как повсюду стали говорить, что этот новый наставник, Кен Джоргенсон, спит с дочкой Реймондов, и когда бы они ни встречались в обществе «островитян», атмосфера становилась напряженно-взволнованной, темп разговоров заметно спадал, а пожилые леди начинали метать гневно-восторженные взгляды.Вскоре слухи дошли до родителей Сильвии, и их охватило беспокойство как за дочь, так и за самих себя. Перед тем как войти в пайн-айлендское общество, не хватало только позволить своей дочери вступить в интимную связь с человеком из прислуги.Дантон Реймонд попросил дочь зайти в его комнату. Сказать, что он предостерег ее в отношении Кена Джоргенсона на том простом основании, что она могла бы найти себе лучшую пару, было бы несправедливо. Дантону Реймонду и в голову не могло прийти посоветовать своей дочери выйти замуж ради денег или положения в обществе, и Сильвия страшно возмутилась, если бы он это сделал. Дантон начал разговор так:– Сильвия, ты уже не ребенок, и я знаю, что больше не могу вмешиваться в твою жизнь. Ты можешь делать все, что захочешь, и в конце концов я не могу тебя остановить, но я – твой отец и хотел бы поговорить о тебе и Кене Джоргенсоне. Ты не против?– Нет, – ответила Сильвия, чувствуя себя крайне виноватой, как когда-то, очень давно, когда отец отчитывал ее за грубость к матери.– Думаю, Кен Джоргенсон – очень хороший молодой человек, – продолжал Дантон. – В твои годы, однако, было бы ошибкой воспринимать молодых людей слишком серьезно. С возрастом твой взгляд на вещи будет меняться. Внешняя привлекательность, может быть, не всегда будет иметь для тебя столь большое значение. Даже футбол может потерять для тебя свою прелесть.– Футбол меня вовсе не… – начала было Сильвия, но отец прервал ее.– По мере того как ты будешь взрослеть, вопросы вкуса, даже условности будут казаться тебе важнее. Позволить молодому человеку целиком овладеть твоим вниманием и выставлять свои чувства напоказ – сейчас это может казаться тебе очень милым и даже смелым поведением, но позже ты, возможно, поймешь что и старомодные представления о правилах хорошего тона имеют свои положительные стороны.– Я не выставляла свои чувства напоказ.– Ты очень красивая девушка, – сказал Дантон. – Пора тебе знать, что сплетни обычно имеют под собой кое-какие основания. Пусть это звучит безнадежно старомодно, но леди должна быть выше всяких подозрений.Сильвия покраснела.– Я знаю, ты не сделала ничего плохого, – торопливо продолжал Дантон. – Но дело вот в чем: того, что знаю об этом я, недостаточно. Ты недооцениваешь значение репутации.– Я ничего не сделала! – запротестовала Сильвия. – Не так уж мне Кен и нравится. Разве я виновата, что он не отстает от меня ни на шаг?– Думаю, в конечном итоге все молодые леди учатся находить выход из подобных ситуаций.Сильвия промолчала.– Мы с матерью возлагали на тебя, дорогая, большие надежды, – продолжал отец. – Одна из причин, почему мы так напряженно трудились, – стремление дать тебе возможность жить лучше. Ты становишься достаточно взрослой, чтобы серьезно задуматься о своем будущем.– Наверное, я буду учиться дальше, – сказала Сильвия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33