Известно также, что князь живо интересовался музыкой, посещал все гастроли, держал музыкантов при своем дворе и даже основал в Варшаве музыкальную школу, самых способных выпускников которой посылал потом за свой счет в Италию для дальнейшего учения.
Наряду с интеллектуальными занятиями много времени у князя Станислава занимала военная служба. Молодой генерал-лейтенант командовал тремя уланскими полками и парадным полком пешей гвардии. Гвардейский полк был специальной воинской частью «с исключительным уровнем дисциплины и светской жизни». При полку существовала школа практической геометрии, в которой «учили рисовать карты на глаз либо с помощью приборов». В казармах пешей гвардии на улице Битной (на теперешнем Жолибоже) князь проводил по нескольку часов в день. Частично это объяснялось и тем, что поблизости от этих казарм находилась частная квартира барона Кокцеи, где иногда тоже проходили «философские обеды».
Вот и все сведения о князе Станиславе 1778–1784 годов как об интеллектуалисте и военном. А теперь два факта из его биографии, говорящие о том, что этот философ и генерал был одновременно и принцем крови, стоящим ближе всех к трону и явно на него поглядывающим.
Осенью 1777 года король всерьез взялся подводить базу под будущую королевскую династию. После двух неудачных попыток устроить свой брак он решил женить князя Станислава на принцессе из французской королевской семьи, а при случае добиться для племянника наследственного владения Курляндским герцогством в качестве заявки на польскую корону.
К сожалению, ни одно из этих желаний нельзя было осуществить без согласия «августейшей гарантки», так что король обратился через посланника Штакельберга к Екатерине, изложив ей свои планы и прося высказать мнение. Ответ пришел мгновенно. Императрица с холодной иронией благодарила короля за доверие, заметив при этом, что «герцог Курляндский еще не умер, так что разговор о его наследственных владениях преждевременен, а что касаемо Франции, то королю следует помнить, что все его несчастья именно оттуда и происходят».
После такого ответа говорить было не о чем. Униженный король велел своим представителям в Париже прервать переговоры относительно женитьбы. Мадемуазель де Бурбон-Конде пришлось отказаться от видов на польскую корону, а князь Станислав мог и дальше пребывать в холостяцком положении.
Другая династическая авантюра – на этот раз по инициативе самого князя – имела место три года спустя при довольно интересных обстоятельствах.
Год 1780-й. Императрица Екатерина отправляется в Могилев на встречу с императором Иосифом П. Маршрут этого путешествия проходит по самой польской границе. Король решает использовать эту оказию и высылает в Полоцк приветственную делегацию. Кому же поручить эту миссию, как не князю Станиславу, который однажды уже сумел добиться расположения государыни? Но Станислав-Август помнит еще скандал с Репниным и, чтобы избежать возможных эксцессов со стороны вспыльчивого племянника, придает ему в советники умного и многоопытного приятеля, известного уже нам генерала Кокцеи. Другим товарищем князя в этом путешествии был поэт-камергер Станислав Трембецкий.
Екатерина принимает князя Станислава так же сердечно, как четыре года тому назад в Петербурге. Принц Речи Посполитой сопровождает императрицу при посещении ею некогда польского Полоцка. Царица, никогда еще не бывшая на католической мессе, хочет послушать ее в роскошном иезуитском костеле. Вопрос об иезуитах находился в то время в центре внимания Европы. После того как орден был упразднен в Польше и других странах, Беларусь стала его последним прибежищем. Но иезуитская масса прошла «скучно и нудно». Разочарованная императрица хочет выйти из костела до конца службы. Князь Станислав, видавший иезуитов в Риме, предостерегает ее перед опрометчивым пренебрежением к «преторианской гвардии церкви». Аргументы производят свое действие. «Императрица безропотно простояла до конца скучного богослужения».
Из Полоцка все общество направляется в Могилев. Спустя десять лет после злополучной встречи в Силезской Нисе князь Станислав вновь встречается с императором Иосифом П. Основная часть могилевской встречи проходила в близлежащем Шклове, где австрийского императора и русскую императрицу с неслыханной помпой принимает владелец имения – граф Зорич. В Шклове абсолютно неожиданным образом дает о себе знать третий участник раздела Польши – Фридрих II. Эпизод этот забавен и характерен для создателя могущественной Пруссии. Граф Зорич через шкловского торговца – еврея Нутку – доставил для этого приема чудесный саксонский сервиз из Дрездена. При провозе сервиза через Пруссию с Нутки дважды взяли пошлину – за ввоз и вывоз. Торговец пожаловался на эту несправедливость прусскому королю. И вот в Шклов пришел следующий ответ:
Господин Нутка из Шклова! Пошлину с вас по существующему закону взяли справедливо при въезде в мои пределы. Справедливо взяли и при выезде из оных. Но если господин Нутка не хотел платить двойной пошлины, он мог бы купить такой же сервиз на моей берлинской фабрике.
Фридрих
Торжества и увеселения в Шклове продолжались так долго, что князь Сапега сумел проиграть в карты все свое огромное состояние. Граф Зорич, стремясь как можно лучше использовать подвернувшийся случай сделать карьеру, замучил высоких гостей на совесть подготовленной артистической программой. В заключение двадцать седьмого дня встречи должна была быть представлена пьеса в исполнении труппы воспитанников кадетского корпуса царицы. Августейшие гости уже не в силах были вынести последнего измывательства. Обескураженный хозяин старается удержать их тем аргументом, что все члены труппы принадлежат к дворянскому сословию. Император Иосиф II ехидно ответил: «Не знал, что для того, чтобы быть хорошим шутом, надо быть дворянином».
В Могилеве князь Станислав понес тяжелую утрату. Неожиданно умер его любимый приятель генерал Кокцеи. Смерть этого солдата, уцелевшего в сотне сражений, была столь же необычна, как и все его житейские приключения. Несколько дней спустя после прибытия в Могилев генералу захотелось ночью пить. Он неосторожно схватил стоящую у постели бутылку с водой и поранил руку осколком стекла. Крохотная ранка вызвала гангрену, от которой тогдашняя медицина не знала средств, и… исколесивший весь свет Кокцеи навеки уснул в чужом Могилеве. Вскоре после его похорон лишившийся опытного советника молодой князь совершил глупость, от которой пытался его уберечь прозорливый дядя. Ободренный благосклонностью императрицы, он направил ее мемориал по основным политическим вопросам: «Я просил ее искренне высказать свои намерения по отношению к Польше, потому что мне казалось, что эта страна, конституция которой была столь зыбкой и которой определили в качестве арбитров русских посланников, очутилась в положении, невозможном для народа с гордостью и понятием о чести». В заключительнной части мемориала он выражал взгляд, что для спасения страны необходимо усиление королевской власти благодаря установлению… наследственной монархии.
Мемориал был передан «августейшей гарантке» во время сердечного прощания, и князь с сознанием отлично исполненного долга отправился в обратный путь.
«Когда я через Украину вернулся в Варшаву и изложил королю содержание моего письма к царице, то король впал в полное смятение. В таком состоянии я его еще никогда не видел. Больше всего его тревожило мое предложение заменить выборную монархию наследственной. Король то и дело повторял: „Я поклялся ничего не предпринимать для наследственной передачи трона. Кто же поверит, что ты сделал это предложение без моего ведома? Теперь на каждом сейме будут мне это в вину ставить!“ Успокоить его было невозможно. Пришлось пригласить русского посланника, который заверил короля, что содержание моего письма ни до кого не дойдет».
Ответа на свой мемориал князь не получил. Спустя год, когда через Польшу проезжал русский престолонаследник великий князь Павел Петрович, молодой Понятовский пожаловался ему на непонятное молчание царицы. Ненавидящий мать наследник рассмеялся князю в лицо: «А чего вы, собственно, еще ожидали?!»
Путешествие по Германии
Летом 1784 года Станислав Понятовский совершил трехмесячное путешествие по германским государствам. Это не были ни туристская поездка ради удовольствия, ни обычный выезд магната «на воды», а самое настоящее официальное путешествие по важным государственным делам. Посылая племянника в Германию, король возложил на него три ответственных задания. Первое носило военно-представительский характер. Под Берлином как раз проходили ежегодные маневры прусской армии, на которые со всех концов Европы съезжались толпы обеспокоенных наблюдателей. Тридцатилетний генерал-лейтенант коронных войск, командующий пешей гвардией, должен был присутствовать при этих военных играх как особо заинтересованный польский наблюдатель. Второе задание – экономического характера – было куда труднее. Польско-прусские экономические отношения, в особенности безжалостные таможенные препоны Фридриха II, вот уже долгие годы являлись одной из главных болячек распадающейся Речи Посполитой. Молодой Понятовский давно занимался этими проблемами. Он произносил на сеймах умные речи о польской таможенной политике, был известен своими широко разветвленными сношениями с немецкими торговцами и банкирами, а во время предыдущего визита в Берлин вел себя так умело, что ему удалось выторговать некоторые уступки даже у чудовищно скупого Фридриха. И вот ныне он отправлялся для дальнейших переговоров по торгово-таможенным делам, а также для выяснения, нельзя ли оживить товарообмен между Польшей и немецкими государствами. Третья цель поездки была конкретная, связанная со злополучным делом Тизенгауза. Речь шла о получении у частных немецких финансистов кредита и технической помощи для восстановления разрушенных мануфактур в Городнице.
В своих воспоминаниях, которые, как известно, были написаны в последние годы жизни князя Станислава, путешествие в Германию описано чрезвычайно бегло. Восьмидесятилетний старец мало что помнил о своей служебной поездке, совершенной полвека назад. Он приводит только маршрут, записывает несколько броских анекдотов о Фридрихе II и (что весьма характерно) довольно подробно описывает ход неудачных переговоров по поводу кредитов для Городницы, что явно выглядит как попытка оправдаться перед историей. Зато в воспоминаниях совершенно нет чисто репортерского материала: непосредственных впечатлений и описаний обычаев и нравов увиденных мест. Короче говоря, нет того, что больше всего интересует современного читателя и придает вкус старинным описаниям путешествий.
К счастью, сохранилось еще одно свидетельство об этом путешествии, столь же авторитетное, как и воспоминания князя Станислава, но куда более непосредственное и подробное. Это написанный по-польски «Дорожный журнал», веденный в путешествии, мая 11-го дня 1784 года в немецкие земли предпринятом», который князь Станислав вел ежедневно, очевидно диктуя его секретарям на стоянках. Это обширная, почти в двести страниц рукопись, до сих пор не публиковавшаяся даже в отрывках, в целом довольно утомительна, а местами просто трудно одолима. Стиль у князя сухой, монотонный, а число и разнообразие его интересов просто поразительны. Читатель тонет в хаосе дотошных описаний мануфактур, рудников, технологических процессов, строевого прусского устава и тому подобных подробностей, собираемых, вероятно, для официального отчета королю и министрам. И только после процеживания всего этого отчетного балласта «Журнал» превращается в ясный и впечатляющий репортаж XVIII века, из которого можно многое узнать о тогдашней Германии, а также о самом авторе.
Выехал князь из Варшавы 11 мая. «Журнал» не приводит списка сопровождающих его лиц, но можно догадываться, что было их изрядно. Имелись даже музыканты, скрашивавшие своей игрой скуку долгого путешествия и художники, которые по указанию патрона запечатлевали на бумаге объекты, достойные увековечения. Только три лица из непосредственного окружения князя упоминаются в записках: его личный секретарь, варшавский врач доктор Люст, адъютант Геккель и ученый советник экспедиции, достопочтенный секретарь литовской казны Матеуш Нелюбович-Тукальский, известный ученый и близкий человек епископа Нарушевича и Тадеуша Чацкого.
Ехали по обычному маршруту всех направляющихся в Германию: через Блоне, Сохачев, Слупцы до Познани. Оттуда дорога вела уже прямо к силезской границе.
В Слупцах князь Станислав с большим интересом осматривает дом, в котором во время Северной войны несколько дней стоял первый покровитель рода Понятовских шведский король Карл XII. Шведский завоеватель был тогда в апогее своей воинской славы. Побежденный польский король Август II вынужден был выдать ему Иоганна Паткуля, ненавистного шведскому королю предводителя лифляндской ирреденты. В двух километрах от Слупцев Паткуля разодрали конями. Несколько последних ночей перед казнью несчастный лифляндец провел под одной крышей со своим царственным палачом, прикованный цепью к его руке. Для молодого Понятовского эта имевшая место восемьдесят лет назад мрачная история определенно носила трогательный привкус почти фамильного анекдота.
За неполных три дня путешественники добираются до Познани. От имени города королевского племянника встречает познанский помощник воеводы Юзеф Выбицкий. Будущий автор «Мазурки Домбровского», теперешнего гимна Польши, – старый знакомый князя. Познакомились они в Эдукационной комиссии, потом вместе боролись за кодекс Замойского и совместно составляли «план генерального оброка». На дело Тизенгауза они смотрят несколько по-разному, но это не портит их хороших отношений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25