Так что все ясно. Молодой принц Речи Посполитой и его дядя, принц Речи Посполитой и Чешской Короны, поехали в свите императора именно на это роковое для Польши свидание в Силезской Нисе. Сколько же любопытного мог бы рассказать об этом историческом свидании этот очевидец! К сожалению, воспоминания князя Станислава имеют те же недостатки, что и большинство польских записок XVIII века. Они состоят почти исключительно из анекдотов и эпизодов. Опуская существенное, они воспроизводят мелочные внешние детали: кто как был одет, кто с кем сидел во время обеда, кто какой остротой блеснул. Но и из этой смеси можно выудить немало интересных подробностей.
Встреча в Нисе состоялась спустя несколько лет после Семилетней войны. Победоносная Пруссия еще залечивает военные раны и с трудом приходит в себя, Прусский лис усиленными знаками внимания старается снискать расположение недавнего неприятеля. Несмотря на го, что он никогда не придает значения придворным церемониям, на прием к императору решается явиться при всех регалиях. Но что делать, когда все парадные мундиры прусской армии находятся… в стирке. Наконец извлекают один для короля, немного посуше. Фридрих надевает его на себя и… залезает в постель, под одеяло, чтобы мундир поскорей высох. Во время первой встречи с императором прусский король садится на краешек кресла и все время играет роль маленького, покорного курфюрстика. С показным радушием приветствует он разгромившего его под Куннерсдорфом маршала Лаудона и сажает его рядом с собой. «Предпочитаю иметь вас рядом с собой, а не против себя», – угощает он этим каламбуром очарованного австрийца. Во время обеда Фридрих II ведет себя удивительно непринужденно, сыплет шутками и декламирует французские стихи. Одновременно он громко икает, а жирный соус капает ему на белый парадный мундир. Кульминационным моментом встречи монархов является парад прусской армии. Король в отличном расположении духа рассказывает философские анекдотики, для каждого у него находится приветливое слово. Но наблюдательный князь Станислав замечает, что лицо Фридриха полностью меняется, когда он обращается к марширующим солдатам. Тут же с его лица исчезает улыбка милого светского собеседника, а глаза становятся страшными, безжалостными.
Из подобных анекдотов и впечатлений состоит все описание встречи в Нисе, приведенное в воспоминаниях. Только под самый конец читателя поражает неожиданное заключение: «Все было бы очень мило, если бы не то, что именно тогда был вчерне решен вопрос о первом разделе Польши, который вскоре потряс Европу».
Даже странно, что историки до сих пор не уделили внимания столь пикантному обстоятельству, что в предшествующей разделу Польши австрийско-прусской встрече монархов в Нисе участвовали сразу двое Понятовских.
Протанцевав всю зиму при императорском дворе в Вене, принц Речи Посполитой возвращается к родным пенатам. Но ненадолго. «Когда я вернулся в Варшаву, там сочли, что я изменился в лучшую сторону, и король решил отправить меня опять в путешествие». На этот раз уже не к родственникам. Путешествие должно было быть длительным и более самостоятельным. Маршрут его пролегал через Париж в Лондон. Следует заметить, что это будет уже третий Станислав Понятовский, который отправился этим путем покорять Европу. Первым был его дед, краковский кастелян, один из интереснейших людей XVIII века. Простой. бедный дворянин, который благодаря необычайным воинским и политическим талантам дослужился до первого сенатора Речи Посполитой. Мастер политической интриги, отправляясь в качестве посла я другие страны, он добивался там крушения ряда правительств. Полководец, умом которого восхищался Вольтер. Приятель королей и императоров. Личность известная и почитаемая во всей Европе. Вторым путешествующим Понятовским был сын первого, Станислав-Август, изысканный коллекционер произведений искусств, приятель философов и красивых женщин, знаток английской поэзии и переводчик «Гамлета». К сожалению, история слишком быстро прервала его путешествие, не дав ему закончить начатого перевода. Вместо этого его призвали сыграть роль Гамлета на польском троне. Два первых Станислава блистательно проторили наиболее исхоженные заграничные пути. Европе уже знакомо имя Понятовских. С некоторой долей риска можно даже сказать, что в придворных кругах за границей имя это знают с лучшей стороны, чем в некоторых дворянских усадьбах в Польше. Так что третьему Станиславскому нечего бояться. В Европе он может рассчитывать на хороший прием.
В связи с проездом через Париж в воспоминаниях сохранилось только краткое упоминание о встрече с прославленной мадам Жофрэн, приятельницей Польши и хозяйкой самого модного художественного салона в Париже. Упоминание об этом проливает некоторый свет на характер молодого князя. Мадам Жофрэн, особа чрезвычайно влиятельная и честолюбивая, считалась в то время во всей Европе не столько приятельницей Польши, сколько личной приятельницей Станислава-Августа. Сама она считала себя petite maman польского короля и, пользуясь этим полуродственным положением, старалась таким же родственным образом влиять на общий ход польско-французских отношений. Молодого князя она приняла чрезвычайно радушно и с первого взгляда оценила его «красоту и статность». Вот только недооценила она некоторых черт его характера. Недовольная последними шагами Станислава-Августа, она позволила себе в разговоре с его племянником в довольно резких словах отозваться о его дяде, польском короле. Тогда принц Речи Посполитой показал ей, на что он способен. Он одернул распоясавшуюся парижскую плебейку столь барским и высокомерным образом, что та сразу утратила свою самоуверенность и долгое время не могла опомниться. В ее голове никак не укладывалось, что этот шестнадцатилетний гонористый королевский петушок – родной племянник ее уступчивого и послушного cher fils. А петушок с удовлетворением через несколько лет записал: «Это не испортило наших приятельских отношений, зато потом при разговорах она была куда осмотрительнее».
В Лондон князь Станислав приезжает зимой 1771 года. Первые месяцы он старается освоиться с лондонским светом, наносит все предписанные ему в Варшаве визиты, представляется ко двору, освежает связи, установленные дедом и дядей. Много выезжает, танцует, приобщается к развлечениям лондонского двора, разгульный образ жизни которого напоминает атмосферу отцовского дома. Красота и молодость князя привлекают внимание лондонских дам; буквально не было отбоя от визитов и авансов. Вскоре от всего этого его отвлекают дела поважнее. Столица Англии переживает в это время период большого политического оживления. Правительство готовится окончательно разделаться с иезуитами. По улицам проходят шумные манифестации, призывающие отменить привилегии для членов парламента. Высшее общество увлекается масонством. На балах и светских приемах не говорят ни о чем ином, кроме высоких таможенных пошлин на чай, установленных недавно во взбунтовавшихся американских колониях. Князь Станислав по собственному почину завязывает много новых интересных связей, знакомится с выдающимися учеными правоведами, географами, знаменитыми путешественниками, специалистами по финансам. Прекрасные дамы приходят в ярость оттого, что красивый стройный юноша, вместо того чтобы танцевать с ними, тратит время на скучнейшие споры с серьезными и дурно одетыми профессорами. Тем временем у молодого Телка созревает замысел, на который наверняка не решился бы ни один из членов его семьи.
С наступлением весны он нанимает у одного из лондонских конюших лошадей и решает объехать с познавательной целью всю Англию. В то самое время, когда князь-подкоморий тешит жителей Варшавы зеленой гривой своего английского скакуна, его возлюбленный сын, также на английском, только наемном скакуне, с кучкой ошеломленных варшавских наставников и приглашенных лондонских профессоров забирается в самые отдаленные уголки британского острова, посещает угольные шахты и морские порты, беседует с купцами, моряками и фермерами, вникает в систему взимания арендной платы и обложения налогами.
Поездка эта длится несколько месяцев, и князь Станислав возвращается из нее восхищенный, полный впечатлений и сведений. По собственному побуждению решается он и на другой необычный поступок. «То, что я видел, вызвало во мне такое восхищение и такое страстное желание вникнуть во все это, что я решил вместо светской зимы в Лондоне провести восемь месяцев в Кембриджском университете… Часто размышляя над всем, что связано с моим положением, я начал понимать, что буду тем, кем я сам себя сделаю».
Однако прежде чем князю удается осуществить этот замысел, ему приходится пережить событие, омрачившее его пребывание в Лондоне. Как-то ноябрьским утром немец-лакей, «человек вполне достойный, но не отличающийся деликатностью», будит его от сна известием, что барские конфедераты похитили короля. Известие это столь невероятно, что князь Станислав вначале считает его недоразумением или сплетней. Но лондонские газеты уже полны сообщениями о похищении. Тогда он поспешно одевается и едет к польскому посланнику в Лондоне Бужинскому. Разговор с посланником рассеивает последние сомнения князя. В здании посольства царит смятение. Бужинский «со свойственной ему оригинальностью» как раз в этот вечер пригласил на обед всех наиболее влиятельных представителей обеих политических группировок Полыни. Что делать, не известно. Отменять обед уже поздно. Давать его в такой сложной ситуации невозможно. К счастью, за два часа до обеда из Варшавы прибывает курьер с известием о возвращении короля и с подробностями всей истории.
Обед состоялся, но в довольно напряженной атмосфере. Представители польской оппозиции чувствовали себя неловко и молчали. Сторонники короля и гости провозглашали беспрестанные тосты в честь чудесного избавления монарха. Находившийся среди гостей всеми уважаемый лорд Литлтон подошел к князю Станиславу и, пожимая ему руку, сказал в приливе сердечности: «Я не верю, что, спасая короля таким чудесным образом, провидение не имело по отношению к нему каких-то блистательных видов на будущее». Описывая этот обед через несколько лет, королевский племянник снабдит слова лорда Литлтона меланхолическим комментарием: «Провидение со своей стороны не предприняло ничего, дабы предсказание это сбылось».
Учение в Кембридже длится почти весь 1772 г. Князь штудирует различные дисциплины и притом с таким рвением, что спустя некоторое время это начинает отражаться на его здоровье. Рабочую обстановку прерывают только вести о происходящем на родине. Весной 1773 года, когда в Польше уже заседает сейм, признавший раздел, отчаянное письмо от отца вынуждает князя Станислава покинуть Англию. Отчаяние князя-подкомория вызвано не столько разделом Польши, сколько отказом короля вручить ему гетманскую булаву. Князь Казимеж мечет громы и молнии, уведомляет сына о том, что отказался быть подкоморием, и предсказывает плачевный конец стране, в которой не почитают гражданских заслуг. Письмо исполнено такой безысходной скорби, что встревоженный сын тут же укладывается и едет утешать обиженного отца. Уезжая из Лондона, он, однако, не забывает взять с собой в Варшаву мистера Баркера, «одного из самых выдающихся профессоров Кембриджа».
Первым человеком, которого возвратившийся сын встретил в отцовском доме, был старый камердинер. Тот, видя князя Станислава, исхудавшего, бледного, в черном фраке, и рядом с ним какого-то толстого субъекта, воскликнул с ужасом: «Надеюсь, вы, ваша светлость, не стали английским пастором?!» И действительно, этого только и недоставало: высоконравственный английский пастор под крышей князя экс-подкомория!
Но встреча со старым камердинером – единственный светлый штрих в этом невеселом возвращении. Все, что князь Станислав видит в Варшаве, наполняет его отчаянием и ужасом.
«В каком же я очутился пекле! – восклицает он в записках, – Было это во время сейма, который длился три года и утвердил первый раздел Польши, изменив политическую систему всей Европы. Польша, ограбленная тремя державами. Варшава, оккупированная иноземными войсками… Личная собственность, отданная алчущей шайке грабителей, находящихся под покровительством иностранных дипломатов и являющихся послушными орудиями в их руках. Применение чудовищных средств и методов давало возможность державам достигнуть всего, чего они хотели. Я прибыл в эту страну с идеями порядка, уважения к собственности и другим ценностям, непременным для преуспеяния общества. А очутился в самой гуще ада, где нынешнее бедственное положение не оставляет никоей утешительной надежды на будущее!»
Трагическое положение родной страны, враждебные демонстрации патриотов против короля и королевской семьи, изнурение, вызванное слишком напряженными занятиями и длительным путешествием, – все это привело молодого впечатлительного юношу в состояние тяжелой депрессии и вызвало серьезную угрозу его здоровью. Король видит это состояние и понимает его причины. Чуткий дядя не в силах предотвратить историческую катастрофу, но он еще в состоянии помочь обожаемому племяннику не видеть ее. Станислав-Август считает, что единственным лекарством, способным развеять угнетенное настроение юноши, будет Париж. Поэтому он решает послать князя Станислава в третье путешествие – на сей раз «для поправки здоровья» – в столицу Франции.
«Я прибыл в Париж девятнадцати лет. Это было в предпоследний год царствования Людовика XV – блистательнейшая эпоха Франции, если иметь в виду общество и изрядное число людей, отличающихся ученостью и гениальностью. Повсюду уже имели хождение либеральные идеи, пробуждая большие надежды на будущее. Один только двор отвергал их. Людовик XV, человек большого таланта и самой привлекательной внешности, мог бы сделать правление свое превосходным, если бы не дурное воспитание, полученное им в детстве, и пробелы в образовании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25