https://wodolei.ru/catalog/unitazy/jika-olymp-20611-31445-item/
Поскольку оба причастны к афере Догрумовой, то сейчас их занимает прежде всего мысль, как бы побыстрее «отыграться» на короле и укрепить свои ослабленные политические позиции. Жизненные планы их складываются под решительным влиянием двух энергичных женщин: тещи – Любомирской из Ланцута, которая определяет их доходы, и тетки – кастелянши Коссаковской из Станиславова, которая оплачивает их карточные долги.
Столь же внушительно представлен и королевский лагерь. Князь Станислав встречает в Риме двух постоянных участников своих варшавских «философских обедов». Михал Ежи Мнишек, муж королевской племянницы и коллега князя по Эдукационной комиссии, принимает на раутах и суаре поздравления со свеженьким званием великого коронного маршала. Граф Август Мошинский, официальный советник короля по вопросам искусства, все дни проводит в лавках римских антикваров, скупая там для Станислава Августа старые картины и скульптуры.
Отдыхает в Риме, и уже длительное время, и один из любопытнейших оригиналов эпохи Мстиславский воевода Юзеф Хильзен. Сей магнат сумел прославиться в папской столице как своей ученостью, так и на редкость тесными отношениями с римским полусветом. Спустя год, уже после отъезда князя Станислава, Мстиславский воевода поразил Рим последней и самой оригинальной выходкой. Все свое громадное состояние, веками нажитое трудом литовских крестьян, он оставит по завещанию на… моральное исправление римских проституток.
В 1785–1786 годах польское общество в Риме еще более или менее держится вместе. Правда, оппозиционеры несколько косятся на королевских сторонников, а сторонники короля – на оппозиционеров, правда, иногда доходит до жестоких споров и взаимных обвинений по поводу только что заглохшей аферы Догрумовой, но водораздел между ними еще не так отчетлив, как будет потом. Римское солнце и атмосфера итальянского карнавала смягчающе действуют на политические распри. Тузов враждующих сторон видят вместе на прославленных fieste campestri в садах летнего дворца герцогов Памфили, на великолепных обедах у французского посланника кардинала де Берни и на импровизаторских выступлениях «аркадской» поэтессы Кориллы Олимпики, которая своим поэтическим пением под аккомпанемент скрипки приводит в трепет мужчин, а у женщин вызывает спазмы и истерию. Из газеты «Кракас» также известно, что в самый разгар сезона польский посланник в Риме, маркиз д'Античи, дал шикарный банкет «на тридцать два куверта» специально в честь княгини Любомирской, что не могло произойти без ведома короля. Вероятно, Станислав-Август, делая на расстоянии этот примирительный жест, хотел дать понять своей активнейшей неприятельнице, что уже не имеет к ней никаких претензий из-за дела Догрумовой.
Политических противников, помимо прочего, объединяет и мания коллекционирования. Весь тогдашний Рим живет коллекционированием и археологией. На территории древнеримских кладбищ на виа Аппиа ведутся непрестанные любительские раскопки. Люди, небрежно швыряющие миллионами, целые месяцы тщательно склеивают черепки добытых из земли горшков. Антикварные лавки становятся местом встреч самого рафинированного общества. Чувствительные романы позабыты. Излюбленным чтением высших кругов являются архитектурные труды Виньолы и археологические Винкельмана. Коллекционерами и археологами являются римские князья, кардиналы Священной коллегии и сам папа Пий VI, которого ежедневно можно видеть, когда он, возвращаясь с утренней прогулки, заходит в лавки на виа Бабуино.
Увлечение это тут же передалось и польским гостям. Их политическое соперничество перешло в соперничество коллекционеров. Оппозиционеры и сторонники короля делают все, чтобы перехватить друг у друга из-под носа ценные археологические находки и произведения искусств. Наибольшую энергию в этой области проявляют княгиня Любомирская и князь Станислав. Это любительское увлечение вельможных польских коллекционеров неоднократно было использовано различными римскими пройдохами, что страшно выводило из себя Августа Мошинского, который по должности считался единственно компетентным советником при закупке произведений искусств. Генеральный директор коллекции жалуется в письмах в Варшаву, что жена маршала Любомирского и князь-подскарбий «страшно много хламу понакупали, такого, что и вывозить не стоит». Больше всего фальшивых «антиков» подсунули «польской мадам Помпадур». Они и поныне стоят в галерее «античных скульптур» замка-музея в Ланцуте. Но и князю Станиславу случалось давать промашку, и какую! Во время его пребывания в Риме на виа Аппиа была обнаружена могила прославленнейшего полководца древности Сципиона Африканского. Предприимчивому князю удалось опередить княгиню Любомирскую, он прибыл раньше к этой реликвии, так что смог первым откупить у нашедших могилу урну с прахом победителя Ганнибала и разрушителя Карфагена. Обрадованный и гордый столь необычайной покупкой, князь незамедлительно переслал ее королю в Варшаву. Дальнейшее изложение истории привожу по запискам того времени. «Радость нашего короля при виде этого священного для него праха была велика, он уже носился с мыслью, какой этому праху поставить памятник, когда его антиквар доказал ему, что при Сципионе в такого рода урнах хранили пепел приносимых в жертву телят, и что священная для него урна содержит пепел обычного телка».
Так что Корнелий Сципион Африканский не был погребен в Варшаве, а князь Станислав к огромной, хотя и скрытой радости Августа Мошинского, на долгое время перестал считаться при дворе знатоком антиков.
Впрочем, это была не единственная скандальная история во время этой поездки. Кто припоминает предыдущие странствия князя Станислава, знает, что молодой Понятовский отличался исключительным чувством личного достоинства. Почти в каждом заграничном путешествии он на кого-нибудь обижался В Париже на достопочтенную мадам Жофрэн. В Версале на мадам Дюбарри. В Петербурге на всемогущего Репнина. Вот и в Риме он обиделся. На сей раз на… папу.
Этот громкий скандал связан с личностью другого знатного иностранца, постоянно пребывающего в Риме, Карла-Эдуарда Стюарта, сына Иакова II и Клементины Собеской, законнейшего претендента на трон Великобритании Несчастный принц-претендент доживал свои последние дни и находился уже в маразматическом состоянии. Дерзкий юнец, который сорок лет назад высадился с шестью приверженцами в Шотландии, чтобы силой отторгнуть трон у ганноверской династии, превратился в дряхлого рамолика, еле волочащего ноги от пьянства и распутства. Но в папском Риме с Карлом-Эдуардом еще считались. Во-первых, как с потомком архикатолических Стюартов и Собеских. Во-вторых, как с братом влиятельного кардинала Фраскати. Нувориш Понятовский был рядом с ним мелкой сошкой.
Весь скандал произошел из-за пустяковейшей причины. Просто речь шла о… месте в очереди. Оба претендента на трон – английский и польский встретились в ожидальне Ватикана. Князь Станислав, как всегда пунктуальный, явился в назначенное время. Карл-Эдуард, аудиенция которому была назначена раньше, опоздал и пришел после Понятовского. Несмотря на это, папа принял сначала Стюарта. Князь-подскарбий счел это личным оскорблением и тут же ответил своим излюбленным способом – повернулся к папе спиной и пружинистым шагом покинул зал аудиенций.
В Ватикане это вызвало неслыханный шум. Дело как-никак касалось племянника короля и министра дружественной державы. Пию VI пришлось послать за Понятовским своего государственного секретаря, кардинала Зеладу, с предложением оскорбленному князю самому назначить время аудиенции. Об этой второй аудиенции существуют разные версии. По первой, приведенной в «Souvenirs», папа принял наглеца суровым нагоняем, но, обезоруженный ловкой шуткой, быстро смягчился, и расстались они в полном согласии. Зато по другой версии, извлеченной из какой-то рукописи XVIII века нашим современникам памфлетистом Адольфом Новачинским, основной скандал произошел именно при «примирительной» встрече. Оскорбленный князь, наклонившись, чтобы поцеловать камень Петра, вправленный в папский туфель, дернул его за ногу с такой силой, что папа чуть не слетел с престола. Которая из версий правдива, не известно. Так или иначе, принц Речи Посполитой доказал, что на ногу себе наступать не позволит. Ни Стюартам, ни папе.
За исключением этого гротескного столкновения в Ватикане, римский сезон прошел чудесно. Князь чувствовал себя в Риме так хорошо, что решил построить себе в этом городе виллу на тихой виа Флампниа. Владелец корсуньского замка и не предполагал тогда, что эта красивая римская вилла, построенная скорее ради каприза, нежели для действительной надобности, станет когда-нибудь его постоянной резиденцией. Покинув Рим, князь Станислав путешествует по Калабрии и Сицилии. Свои впечатления он излагает в воспоминаниях довольно лаконичным образом: «Я имел возможность убедиться, чем бы этот чудесный край мог быть и чем он не является. Я взошел на вершину Этны. Наблюдал восход солнца. Зрелище величественное и столь грандиозное, что его не может представить тот, кто его не видал».
Встреча в Каневе
Кончились беззаботные итальянские каникулы. Подошла тяжелая, невеселая осень 1786 года. В Варшаве заседает сейм, названный современниками «сеймом Догрумовой». На нем мордобойничают и оплевывают друг друга, как в добрые старые саксонские времена. Сейм должен был унять страсти, вызванные скандальной аферой с отравлением, а вместо этого он превратился во всеобщую «горлодерню» и только еще больше накалил атмосферу. Догрумовой не удалось никого ни отравить, ни обмануть, но интригами своими она добилась такого результата, который даже не снился ее знатным отечественным и заграничным покровителям. Она примирила между собой все враждующие магнатские группировки. Оскорбленная знать выступает теперь против короля сомкнутым фронтом: гуляка Ксаверий Браницкий вместе с добродетельным Адамом Чарчорыским; поборники старошляхетской вольности выступают плечом к плечу со сторонниками конституционных реформ, агенты Екатерины II – вместе с приверженцами Австрии и Пруссии. Ситуация для короля угрожающая. По имениям проходят законспирированные встречи вельмож. В воздухе пахнет общемагнатским бунтом против короля, новой Радомской конфедерацией 1767 года.
В это же самое время на международной арене происходят важные события. В августе 1786 года умер прусский король Фридрих II, а трон после него наследует его флегматичный племянник Фридрих-Вильгельм II, пренебрежительно называемый Екатериной «поросенком» или «толстым Гу» В августе же российская императрица обращается к германскому императору с конфиденциальным предложением – совершить совместное путешествие в Крым, чтобы осмотреть новые российские владения, отвоеванные недавно у Турции («В январе я приеду в Киев, где останусь до половины апреля, оттуда через Херсон отправлюсь в Крым, который намереваюсь объехать. Не смею простирать свои надежды дальше, но почитаю долгом своим известить ваше императорское величество о своих проектах»). Цель этого приглашения ясна для всех. Екатерина хочет уговорить Иосифа II на совместную войну с Турцией, о чем давно уже мечтает. Пруссия на этот союз спокойно смотреть не будет. Может разразиться открытый конфликт между разделившими Польшу странами. Добродушная внешность нового прусского короля возбуждает робкие надежды у некоторых предводителей польской оппозиции. Станислав-Август, верный своей постоянной политике, ставит на Екатерину. В готовящейся войне с Турцией он видит шансы укрепить свою позицию и решает как можно скорее добровольно примкнуть к еще не заключенному союзу императоров. Замысел не лишен здравого смысла. Король рассчитывает, что его готовность будет хорошо вознаграждена. С помощью благородной покровительницы он пересилит влияние магнатства и произведет правительственную реформу. Под предлогом создания вспомогательного корпуса укрепит свою армию. Польша получит свою долю в захваченной у Турции добыче: выход к Черному морю, новые торговые пути. Кроме того, а может быть прежде всего, король получит то, о чем тоскует уже тридцать лет, – личное свидание с обожаемой «Софи». В искренней беседе с глазу на глаз, без придворных и дипломатов, ему удастся разрешить многие основные недоразумения. Сердце все поймет, сердце все простит.
Польская дипломатия предпринимает попытки получить согласие императрицы на встречу со Станиславом-Августом. Екатерина, которая уже отвергла подобное предложение три года назад, на сей раз выражает согласие. Встреча должна состояться сразу же после выезда императрицы из Киева. Местом встречи избирается Канев на Днепре, местечко, находящееся во владениях князя Станислава Понятовского. Так что ему выпадает честь быть хозяином на встрече монархов.
Князь-подскарбий с величайшей охотой берется, за подготовку встречи. Мероприятие это куда дороже, чем беловежская охота, имевшая место три года назад, но на этот раз экономный князь тратит деньги не задумываясь. Политический план дяди устраивает его и как государственного деятеля, и как частное лицо. Вспомогательный корпус как предлог для усиления и модернизации армии? Отлично! Об усилении и модернизации армии князь твердит уже несколько лет больше всех деятелей королевской партии. Даже протокол последнего, «догрумовского» сейма запечатлел его страстное выступление о принудительном воинском наборе и современном воинском уставе. Открытие для Польши торговых черноморских путей? Ну, конечно же! Еще задолго до путешествия по Германии князь Станислав сделался фанатиком идеи польской торговли по черноморским путям, что дало бы возможность избавиться от прусского таможенного самодурства. Он первый из польских магнатов построил в Херсоне перевалочный пункт (une niaison ? magasin mur?e). Княжеский комиссар Пивницкнй, предприимчивый шляхтич из Западной Пруссии, управляет этим складом и следит за регулярным судоходством между Херсоном и Каневом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Столь же внушительно представлен и королевский лагерь. Князь Станислав встречает в Риме двух постоянных участников своих варшавских «философских обедов». Михал Ежи Мнишек, муж королевской племянницы и коллега князя по Эдукационной комиссии, принимает на раутах и суаре поздравления со свеженьким званием великого коронного маршала. Граф Август Мошинский, официальный советник короля по вопросам искусства, все дни проводит в лавках римских антикваров, скупая там для Станислава Августа старые картины и скульптуры.
Отдыхает в Риме, и уже длительное время, и один из любопытнейших оригиналов эпохи Мстиславский воевода Юзеф Хильзен. Сей магнат сумел прославиться в папской столице как своей ученостью, так и на редкость тесными отношениями с римским полусветом. Спустя год, уже после отъезда князя Станислава, Мстиславский воевода поразил Рим последней и самой оригинальной выходкой. Все свое громадное состояние, веками нажитое трудом литовских крестьян, он оставит по завещанию на… моральное исправление римских проституток.
В 1785–1786 годах польское общество в Риме еще более или менее держится вместе. Правда, оппозиционеры несколько косятся на королевских сторонников, а сторонники короля – на оппозиционеров, правда, иногда доходит до жестоких споров и взаимных обвинений по поводу только что заглохшей аферы Догрумовой, но водораздел между ними еще не так отчетлив, как будет потом. Римское солнце и атмосфера итальянского карнавала смягчающе действуют на политические распри. Тузов враждующих сторон видят вместе на прославленных fieste campestri в садах летнего дворца герцогов Памфили, на великолепных обедах у французского посланника кардинала де Берни и на импровизаторских выступлениях «аркадской» поэтессы Кориллы Олимпики, которая своим поэтическим пением под аккомпанемент скрипки приводит в трепет мужчин, а у женщин вызывает спазмы и истерию. Из газеты «Кракас» также известно, что в самый разгар сезона польский посланник в Риме, маркиз д'Античи, дал шикарный банкет «на тридцать два куверта» специально в честь княгини Любомирской, что не могло произойти без ведома короля. Вероятно, Станислав-Август, делая на расстоянии этот примирительный жест, хотел дать понять своей активнейшей неприятельнице, что уже не имеет к ней никаких претензий из-за дела Догрумовой.
Политических противников, помимо прочего, объединяет и мания коллекционирования. Весь тогдашний Рим живет коллекционированием и археологией. На территории древнеримских кладбищ на виа Аппиа ведутся непрестанные любительские раскопки. Люди, небрежно швыряющие миллионами, целые месяцы тщательно склеивают черепки добытых из земли горшков. Антикварные лавки становятся местом встреч самого рафинированного общества. Чувствительные романы позабыты. Излюбленным чтением высших кругов являются архитектурные труды Виньолы и археологические Винкельмана. Коллекционерами и археологами являются римские князья, кардиналы Священной коллегии и сам папа Пий VI, которого ежедневно можно видеть, когда он, возвращаясь с утренней прогулки, заходит в лавки на виа Бабуино.
Увлечение это тут же передалось и польским гостям. Их политическое соперничество перешло в соперничество коллекционеров. Оппозиционеры и сторонники короля делают все, чтобы перехватить друг у друга из-под носа ценные археологические находки и произведения искусств. Наибольшую энергию в этой области проявляют княгиня Любомирская и князь Станислав. Это любительское увлечение вельможных польских коллекционеров неоднократно было использовано различными римскими пройдохами, что страшно выводило из себя Августа Мошинского, который по должности считался единственно компетентным советником при закупке произведений искусств. Генеральный директор коллекции жалуется в письмах в Варшаву, что жена маршала Любомирского и князь-подскарбий «страшно много хламу понакупали, такого, что и вывозить не стоит». Больше всего фальшивых «антиков» подсунули «польской мадам Помпадур». Они и поныне стоят в галерее «античных скульптур» замка-музея в Ланцуте. Но и князю Станиславу случалось давать промашку, и какую! Во время его пребывания в Риме на виа Аппиа была обнаружена могила прославленнейшего полководца древности Сципиона Африканского. Предприимчивому князю удалось опередить княгиню Любомирскую, он прибыл раньше к этой реликвии, так что смог первым откупить у нашедших могилу урну с прахом победителя Ганнибала и разрушителя Карфагена. Обрадованный и гордый столь необычайной покупкой, князь незамедлительно переслал ее королю в Варшаву. Дальнейшее изложение истории привожу по запискам того времени. «Радость нашего короля при виде этого священного для него праха была велика, он уже носился с мыслью, какой этому праху поставить памятник, когда его антиквар доказал ему, что при Сципионе в такого рода урнах хранили пепел приносимых в жертву телят, и что священная для него урна содержит пепел обычного телка».
Так что Корнелий Сципион Африканский не был погребен в Варшаве, а князь Станислав к огромной, хотя и скрытой радости Августа Мошинского, на долгое время перестал считаться при дворе знатоком антиков.
Впрочем, это была не единственная скандальная история во время этой поездки. Кто припоминает предыдущие странствия князя Станислава, знает, что молодой Понятовский отличался исключительным чувством личного достоинства. Почти в каждом заграничном путешествии он на кого-нибудь обижался В Париже на достопочтенную мадам Жофрэн. В Версале на мадам Дюбарри. В Петербурге на всемогущего Репнина. Вот и в Риме он обиделся. На сей раз на… папу.
Этот громкий скандал связан с личностью другого знатного иностранца, постоянно пребывающего в Риме, Карла-Эдуарда Стюарта, сына Иакова II и Клементины Собеской, законнейшего претендента на трон Великобритании Несчастный принц-претендент доживал свои последние дни и находился уже в маразматическом состоянии. Дерзкий юнец, который сорок лет назад высадился с шестью приверженцами в Шотландии, чтобы силой отторгнуть трон у ганноверской династии, превратился в дряхлого рамолика, еле волочащего ноги от пьянства и распутства. Но в папском Риме с Карлом-Эдуардом еще считались. Во-первых, как с потомком архикатолических Стюартов и Собеских. Во-вторых, как с братом влиятельного кардинала Фраскати. Нувориш Понятовский был рядом с ним мелкой сошкой.
Весь скандал произошел из-за пустяковейшей причины. Просто речь шла о… месте в очереди. Оба претендента на трон – английский и польский встретились в ожидальне Ватикана. Князь Станислав, как всегда пунктуальный, явился в назначенное время. Карл-Эдуард, аудиенция которому была назначена раньше, опоздал и пришел после Понятовского. Несмотря на это, папа принял сначала Стюарта. Князь-подскарбий счел это личным оскорблением и тут же ответил своим излюбленным способом – повернулся к папе спиной и пружинистым шагом покинул зал аудиенций.
В Ватикане это вызвало неслыханный шум. Дело как-никак касалось племянника короля и министра дружественной державы. Пию VI пришлось послать за Понятовским своего государственного секретаря, кардинала Зеладу, с предложением оскорбленному князю самому назначить время аудиенции. Об этой второй аудиенции существуют разные версии. По первой, приведенной в «Souvenirs», папа принял наглеца суровым нагоняем, но, обезоруженный ловкой шуткой, быстро смягчился, и расстались они в полном согласии. Зато по другой версии, извлеченной из какой-то рукописи XVIII века нашим современникам памфлетистом Адольфом Новачинским, основной скандал произошел именно при «примирительной» встрече. Оскорбленный князь, наклонившись, чтобы поцеловать камень Петра, вправленный в папский туфель, дернул его за ногу с такой силой, что папа чуть не слетел с престола. Которая из версий правдива, не известно. Так или иначе, принц Речи Посполитой доказал, что на ногу себе наступать не позволит. Ни Стюартам, ни папе.
За исключением этого гротескного столкновения в Ватикане, римский сезон прошел чудесно. Князь чувствовал себя в Риме так хорошо, что решил построить себе в этом городе виллу на тихой виа Флампниа. Владелец корсуньского замка и не предполагал тогда, что эта красивая римская вилла, построенная скорее ради каприза, нежели для действительной надобности, станет когда-нибудь его постоянной резиденцией. Покинув Рим, князь Станислав путешествует по Калабрии и Сицилии. Свои впечатления он излагает в воспоминаниях довольно лаконичным образом: «Я имел возможность убедиться, чем бы этот чудесный край мог быть и чем он не является. Я взошел на вершину Этны. Наблюдал восход солнца. Зрелище величественное и столь грандиозное, что его не может представить тот, кто его не видал».
Встреча в Каневе
Кончились беззаботные итальянские каникулы. Подошла тяжелая, невеселая осень 1786 года. В Варшаве заседает сейм, названный современниками «сеймом Догрумовой». На нем мордобойничают и оплевывают друг друга, как в добрые старые саксонские времена. Сейм должен был унять страсти, вызванные скандальной аферой с отравлением, а вместо этого он превратился во всеобщую «горлодерню» и только еще больше накалил атмосферу. Догрумовой не удалось никого ни отравить, ни обмануть, но интригами своими она добилась такого результата, который даже не снился ее знатным отечественным и заграничным покровителям. Она примирила между собой все враждующие магнатские группировки. Оскорбленная знать выступает теперь против короля сомкнутым фронтом: гуляка Ксаверий Браницкий вместе с добродетельным Адамом Чарчорыским; поборники старошляхетской вольности выступают плечом к плечу со сторонниками конституционных реформ, агенты Екатерины II – вместе с приверженцами Австрии и Пруссии. Ситуация для короля угрожающая. По имениям проходят законспирированные встречи вельмож. В воздухе пахнет общемагнатским бунтом против короля, новой Радомской конфедерацией 1767 года.
В это же самое время на международной арене происходят важные события. В августе 1786 года умер прусский король Фридрих II, а трон после него наследует его флегматичный племянник Фридрих-Вильгельм II, пренебрежительно называемый Екатериной «поросенком» или «толстым Гу» В августе же российская императрица обращается к германскому императору с конфиденциальным предложением – совершить совместное путешествие в Крым, чтобы осмотреть новые российские владения, отвоеванные недавно у Турции («В январе я приеду в Киев, где останусь до половины апреля, оттуда через Херсон отправлюсь в Крым, который намереваюсь объехать. Не смею простирать свои надежды дальше, но почитаю долгом своим известить ваше императорское величество о своих проектах»). Цель этого приглашения ясна для всех. Екатерина хочет уговорить Иосифа II на совместную войну с Турцией, о чем давно уже мечтает. Пруссия на этот союз спокойно смотреть не будет. Может разразиться открытый конфликт между разделившими Польшу странами. Добродушная внешность нового прусского короля возбуждает робкие надежды у некоторых предводителей польской оппозиции. Станислав-Август, верный своей постоянной политике, ставит на Екатерину. В готовящейся войне с Турцией он видит шансы укрепить свою позицию и решает как можно скорее добровольно примкнуть к еще не заключенному союзу императоров. Замысел не лишен здравого смысла. Король рассчитывает, что его готовность будет хорошо вознаграждена. С помощью благородной покровительницы он пересилит влияние магнатства и произведет правительственную реформу. Под предлогом создания вспомогательного корпуса укрепит свою армию. Польша получит свою долю в захваченной у Турции добыче: выход к Черному морю, новые торговые пути. Кроме того, а может быть прежде всего, король получит то, о чем тоскует уже тридцать лет, – личное свидание с обожаемой «Софи». В искренней беседе с глазу на глаз, без придворных и дипломатов, ему удастся разрешить многие основные недоразумения. Сердце все поймет, сердце все простит.
Польская дипломатия предпринимает попытки получить согласие императрицы на встречу со Станиславом-Августом. Екатерина, которая уже отвергла подобное предложение три года назад, на сей раз выражает согласие. Встреча должна состояться сразу же после выезда императрицы из Киева. Местом встречи избирается Канев на Днепре, местечко, находящееся во владениях князя Станислава Понятовского. Так что ему выпадает честь быть хозяином на встрече монархов.
Князь-подскарбий с величайшей охотой берется, за подготовку встречи. Мероприятие это куда дороже, чем беловежская охота, имевшая место три года назад, но на этот раз экономный князь тратит деньги не задумываясь. Политический план дяди устраивает его и как государственного деятеля, и как частное лицо. Вспомогательный корпус как предлог для усиления и модернизации армии? Отлично! Об усилении и модернизации армии князь твердит уже несколько лет больше всех деятелей королевской партии. Даже протокол последнего, «догрумовского» сейма запечатлел его страстное выступление о принудительном воинском наборе и современном воинском уставе. Открытие для Польши торговых черноморских путей? Ну, конечно же! Еще задолго до путешествия по Германии князь Станислав сделался фанатиком идеи польской торговли по черноморским путям, что дало бы возможность избавиться от прусского таможенного самодурства. Он первый из польских магнатов построил в Херсоне перевалочный пункт (une niaison ? magasin mur?e). Княжеский комиссар Пивницкнй, предприимчивый шляхтич из Западной Пруссии, управляет этим складом и следит за регулярным судоходством между Херсоном и Каневом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25