Эта общая неприязнь к Валевской, что я отчетливо ощутил во время моего краткого пребывания в Валевицах, по закону контраста усилила во мне доброжелательность и сочувствие к легендарной камергерше. Бедная «малютка с грустными глазами»! И тогда – в 1805–1806 годах – ей не очень-то хорошо здесь жилось.
В имении пана Анастазия обитала в то время целая орава разных Валевских – преимущественно женщин. Правила домом единственная сестра камергера пани Ядвига, которая, разведясь с мужем, самым видным представителем этого рода, Серадзским воеводой Михалом, некогда маршалом Барской конфедерации, а потом и Тарговицкой, вернулась в родное гнездо и навсегда поселилась у брата. С нею находились три ее дочери от разных браков: княгиня Теодора Яблоновская, Тереза Бежиньская и Каролина Ходкевич, и еще целый рой племянниц и внучек во главе с Юзефиной, урожденной Любомирской, женой Адама Валевского (впоследствии жена генерала Яна Витта).
Все это бабье царство принялось энергично опекать растерянную блондиночку из Кернози. Старая пани Валевская захватила в свое ведение маленького племянника, остальные дамы занялись «светским воспитанием» его матери. А в этой области они могли дать ей много ценных уроков, особенно пани Ходкевич, Яблоновская и жена Адама Валевского, которые своими романами уже сумели заполнить не одну страницу тогдашней «скандальной хроники». Сам пан Анастазий играл в доме незначительную роль и мало уделял внимания светской жизни. Поскольку человек он был весьма тучный и плохо переносил жару, то большую часть времени проводил в подвальной части дворца, где, лежа, потягивал холодное пиво, а слуги обмахивали его опахалами.
Молоденькая камергерша не могла чувствовать себя уютно в таком окружении. «В жизни у нее остается только одна цель, – пишет граф Орнано, – освобождение Польши. Вместе с другими дамами рода Валевских Мария создает конспиративный центр патриотической пропаганды, в который вовлекли и дворцовую прислугу и кое-кого из окрестных крестьян. Весьма возможно, что так оно и было. Читатели книги „Козетульский и другие“ помнят, что спустя несколько лет экзальтированные дамы из рода Валевских создали подобный же пропагандистский центр в Монсюр-Орже под Парижем. События]805 – 1806 годов весьма побуждали к подобного рода деятельности. Наполеоновские армии сокрушали границы старой Европы и неудержимо приближались к границам Польши. В ноябре 1806 года французские передовые посты достигли Ловича, а дворец Валевских был превращен в штаб-квартиру одного из маршалов (вероятно, Даву). Сохранились две информации, касающиеся этого периода, свидетельствующие о первых отношениях Лончиньских с французами.
Первая касается капитана Бенедикта Юзефа Лончиньского. В конце ноября «Газета Варшавска» доносила из Ловича, что командование над формирующимся там полком получил бывший легионер Бенедикт Юзеф Лончиньский. И сразу же после этого характерное опровержение: «В прошлой нашей газете мы уведомили, что ясновельможный пан Лончиньский назначен шефом полка. По требованию оного сообщаем, что сей офицер по приказу маршала Даву действительно формирует в Ловиче регимент, но что касаемо командования и шефства над оным, ожидает утверждения дивизионным генералом Домбровским, каковой является генеральным организатором Польских Войск».
Это опровержение подает старшего Лончиньского в хорошем свете. Являясь капитаном-легионером, он имел все данные для командования полком, но не хотел прибегать к милости французского маршала (на что многие соглашались не особенно щепетильничая), а потребовал утверждения в нормальном служебном порядке. Это опровергает (в какой-то мере) и дальнейшие сплетни о неожиданных и неоправданных повышениях по службе братьев Марии. Оказывается, что первое фактическое повышение старшего из братьев имело место задолго до встречи Валевской с Наполеоном.
Иным образом увековечен первый контакт с французами молодой камергерши. Когда дворец Валевских заняли под французский штаб, семье владельца пришлось перебраться в домик эконома. Он был со всех сторон окружен непролазной грязью. «Когда Мария стояла как-то на пороге, колеблясь, переходить или нет, это заметил молодой офицер граф Флао, внебрачный сын Талейрана, и, скорый на оказание рыцарских услуг, перенес ее на руках через польскую пятую стихию. Вскоре после этого она получила приглашение на бал в Варшаве, данный в честь императора Талейраном».
Описание этого эпизода взято из воспоминаний близкой знакомой Наполеона, саксонской аристократки, графини Амелии Кельманзегге. Графине рассказывал об этом князь Юзеф Понятовский, объясняя, что именно это незначительное происшествие обратило внимание Талейрана на прекрасную помещицу из-под Ловича и в результате стало началом ее знакомства и романа с императором.
Эта малоизвестная версия имеет некоторые черты правдоподобия. Молодой адъютант Мюрата, Шарль-Огюст-Жозеф граф Флао де ля Биллардри, один из величайших соблазнителей во французской армии, любовник королевы Гортензии де Богарне, и по мнению некоторых, вероятный отец Наполеона III, хорошо разбирался в женщинах, а перенося Валевскую через грязь, наверняка должным образом оценил ее прелести. Так что он мог рассказать о своем приключении Талейрану, а тот в свою очередь мог обратить внимание императора на прекрасную польскую дворяночку, Я думаю, что Наполеон не раз пользовался услугами своего министра в подобных делах, говорил же он, что «у Талейрана всегда полон карман красивых женщин». Версия графини Кельманзегге подтверждается воспоминаниями генерала барона Гурго, который сопровождал Наполеона на остров Святой Елены. Гурго вспоминал, что несколько раз слышал от императора, будто «Валевскую устроил ему Талейран».
Совершенно иначе излагает обстоятельства своего знакомства с Наполеоном сама Валевская. Рассказывают об этом только два биографа, которые получили непосредственный доступ к ее бумагам: Фредерик Массой и Филипп д'Орнано. Первая встреча императора и его будущей фаворитки, якобы, произошла перед корчмой в Блоне 1 января 1807 года, когда Наполеон возвращался в Варшаву после сражений под Пултуском и Голымином. Мария, желающая любой ценой увидеть «спасителя отчизны», тайно покинула вечером мужнины Валевицы и с верной подругой добралась на двуколке до Блони. Описание этой встречи в Блоне я привожу по версии Массона, так как этот серьезный историк проявлял большую верность оригинальной мемуарной записи Валевской, нежели ее наделенный буйной фантазией правнук.
«1 января 1807 года император, возвращаясь из Пултуска в Варшаву, останавливается на миг, чтобы сменить коней у ворот города Броне (!). Народ ожидает там освободителя Польши. Восторженная, кричащая толпа, заметив императорскую карету, бросается к ней. Карета останавливается. Генерал Дюрок вылезает и прокладывает себе дорогу к почтовой конторе. Входя туда, он слышит отчаянные крики, видит простертые в мольбе руки, женский голос обращается к нему по-французски: „О, сударь, вызволите нас отсюда и сделайте так, чтобы я могла увидеть его хоть бы минуту!“ Дюрок останавливается: это две светские дамы, затерявшиеся в толпе крестьян и ремесленников. Одна из них, именно та, что обратилась к нему, кажется ребенком: блондинка с большими глазами, мягкими и наивными, полными благоговения. Ее нежная кожа, по розовому оттенку напоминающая чайную розу, алеет от смущения. Невысокого роста, но чудесно сложенная, гибкая и округлая, она само обаяние. Одета очень просто. На голове ажурная шляпа с черной вуалью. Дюрок уловил все с одного взгляда; он высвобождает обеих женщин и, предложив руку блондинке, подводит ее к дверце кареты. „Ваше величество, – говорит он Наполеону, – взгляните на ту, которая ради вас подвергала себя опасности быть раздавленной в толпе“. Наполеон снимает шляпу и, наклонившись к даме, заговаривает с нею, но она, потеряв голову от обуревающих ее чувств, восторженно восклицает, не дав ему докончить. „Приветствую вас, тысячекратно благословенный, на нашей земле, восклицает она. – Что бы мы ни сделали, ничто не может должным образом выразить наших чувств, которые мы питаем к вашей особе, и нашей радости, которую мы испытываем, видя, как вы вступаете в пределы нашей родины, которая ждет вас, дабы восстать из праха!“ В то время как она задыхающимся голосом произносит эти слова, Наполеон внимательно вглядывается в нее. Он берет находившийся в карете букет цветов и подает ей. „Сохраните его, мадам, как свидетельство моих добрых намерений. Надеюсь, что мы увидимся скоро в Варшаве, где я хотел бы услышать признательность из ваших уст“. Дюрок возвращается на свое место рядом с императором; карета быстро удаляется, какое-то время еще видна помахивающая императорская треуголка».
Эта романтическая сцена, скрепленная авторитетом Массона, долгое время существовала как первый и основной элемент легенды. Ее впечатляющей силе поддались почти все последующие биографы. Плохо разобранное Массоном в воспоминаниях Валевской название «Блоке» в искаженном написании проникло и в научные труды. Даже Шюрман (Schuermans), автор подробнейшей наполеоновской хроники «Itineraire general de Napoleon», этой библии наполеоноведов всего мира, некритично доверился Массону и поместил на трассе Пултуск – Варшава несуществующую станцию «Броне».
Только польские наполеоноведы подвергли сомнению локализацию первой встречи будущих любовников, исходя из соображений географического плана. Полемика на эту тему ведется по сей день. В общем, считают, что встреча не могла иметь место в Блоне, так как императору, чтобы проехать через этот пункт из Пултуска в Варшаву, пришлось бы дать крюк в 100 километров. Вацлав Гонсёровский, руководствуясь «чутьем», но без всякого документального обоснования, переносит место встречи из Блоне в Яблонную, через которую Наполеон действительно тогда проезжал. Только Станислав Васылевский настаивает на версии Массона (вернее, Валевской), доказывая, что забитые войсками и обозами дороги могли заставить императора выбрать кружной путь. Но если было так, то откуда могла знать об этом неожиданном изменении пути Валевская? Ведь она жила в довольно значительном отдалении от Блоне, а автомобилей, телефона и радио тогда еще не было. Ожесточенный спор окончательно разрешил Мариан Кукель. В своем очерке, опубликованном в 1957 году «Правда и вымысел о пани Валевской», он авторитетно доказал, что 2 января 1807 года Наполеон ехал из Пултуска в Варшаву прямым путем через понтонный мост на Нареве под Окунином через Яблонную. В этом же самом очерке историк высказывает предположение, что встреча могла произойти днями раньше, во время первой поездки Наполеона из Познани в Варшаву, когда он действительно ехал через Кутно, Лович и Блоне. Но тут уж и я должен вставить свое Слово. На основании внимательного чтения варшавской печати тех лет я позволю себе утверждать, что если встреча произошла действительно во время декабрьской поездки Наполеона, то выглядела она совсем не так, как сообщает мемуаристка. Ведь известно, что из-за ужасной грязи император уже от Ловича ехал не в карете, а верхом. Известно также, что в Блоне с ним не было генерала Дюрока, которому Валевская отводит такую важную роль во встрече. Гофмаршал двора лежал тогда в госпитале, пострадав при падении кареты под Кутно. С какой стороны ни рассматривай дело – фактическое положение, описанное Валевской, не согласуется с действительностью.
Читателям может показаться смешным, что столько места уделяется решению столь ничтожных мелочей. В конце концов, какая разница, где впервые встретились Валевская и Наполеон – там или где-то в ином месте, при тех или иных обстоятельствах? Самое главное, что они вообще встретились и это привело к известным последствиям. Но биограф обязан придавать значение мелочам, потому что если пани Валевская описала свою первую встречу с Наполеоном неверно, то подобных мистификаций – вольных или невольных – в ее воспоминаниях может быть куда больше. А тогда документальная ценность всех ее воспоминаний оказывается под вопросом. Но пока еще рано делать столь далеко идущие выводы.
VI
Январь 1807 года. Исторический варшавский карнавал с участием Наполеона. 7 января в Королевском замке торжественное представление императору дам столичного общества. Анна Потоцкая (урожденная Тышкевич), внучатая племянница последнего польского короля, с неудовольствием замечает, что «не слишком строгий отбор привел к тому, что толчея была довольно изрядная». И действительно! Кому это пришло в голову пригласить в дамскую элиту редко бывающую в столице провинциальную простушку из-под Ловича – камергершу Марию Валевскую, урожденную Лончиньскую? Убедительную информацию, конечно, мог бы дать только заправляющий всем этим Талейран, но могущественный министр иностранных дел и великий камергер не любит бестактных вопросов. В довершение всего, если верить другой варшавской мемуаристке, столь же осведомленной, как капризная Анетка Потоцкая, именно Мария Валевская, эта молоденькая провинциалка из-под Ловича, обратила на себя внимание императора.
Анна Накваская, чью наблюдательность и хроникерскую обстоятельность я научился ценить, собирая материалы к предыдущей моей книге, так описывает первую встречу Наполеона с варшавскими дамами:
«Император вошел в зал, как на поле битвы или на плац, быстро и радушно; но вскоре лицо его приобрело более сладкое выражение, улыбка озарила омраченное великими мыслями чело, а оглядывая эту вереницу цветов с берегов Вислы, он не мог удержаться от громкого возгласа: „Oh, qu'il у a de jolies femmes a Varsovie!“ (О, какое множество прекрасных женщин в Варшаве!) Именно тогда он остановился перед Валевской, а я, стоя рядом с нею, отчетливо слышала его слова…»
Через десять дней после представления императору состоялся первый бал. Вначале, как утверждает Анетка Потоцкая, существовал проект, чтобы бал был устроен во дворце князя Юзефа Понятовского, но князь «стеснен был присутствием императора, занявшего главный корпус здания».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30