купить кран на кухню
Но император был прав, напоминая мне каждый раз об этом, как-то раз мы выехали позже обычного и возница нас перевернул. Я сидел справа от мадам В., а поскольку карета упала направо, к счастью, только я и пострадал, мадам В., упав на меня, осталась невредимой. Свою благодарность за спасение она выразила мне с присущим ей обаянием. Со смехом она рассказала сразу же по приезде во дворец все это приключение императору…»
Мария отправилась в Вену «под предлогом побывать на баденских водах» и появилась там, вероятно, в последних числах июля, спустя три недели после Ваграма. Находящийся по службе в Вене участник ваграмского сражения командир кавалерийского эскадрона Томаш Лубеньский, писал жене 31 июля 1809 года: «Позавчера в театре зашел в ложу супругов Витт, застал там жену Анастазия Валевского, которая рассказала мне о Варшаве, откуда выехала только после ухода австрияков…»
Супруги Витт преданно состояли при Валевской во время ее пребывания в Вене. Юзефа Любомирская, в первом браке Валевская, во втором Витт, бывшая в свойстве с Марией по первому браку, играла при ней роль компаньонки. Эта веселая дама, осуждаемая повсюду за то, что живет одновременно с обоими мужьями, не очень-то годилась в дуэньи, но Валевской вообще не везло на компаньонок. На будущий год, в Париже, ее будет опекать другая племянница старого камергера, княгиня Теодора Яблоновская. Эта разнообразия ради изменяла законному мужу, путешествуя повсюду с любовником, который был моложе ее на двадцать лет, что страшно огорчало Томаша Лубеньского, дружившего с ее мужем, князем Станиславом Яблоновским. «Князь сообщает мне, что княгиня едет с Носажевским и ожидает, что я буду держаться от нее на расстоянии, – писал Томаш Лубеньский в одном из писем жене. – В Париже это легче легкого. Но меня удручает, что наши женщины за границей так не скрывают своих слабостей».
Валевская делала все, чтобы «свои слабости» скрывать. Несмотря на подобные морально-нравственные качества кузин, их общество было для нее очень удобно. Присутствие при ней родственниц мужа как-то легализовало в глазах общества ее двусмысленное пребывание в Вене, а потом в Париже. Разумеется, важно было лишь сохранять видимость. О сохранении тайны не могло быть и речи. Польское общество в Вене (а потом в Париже) не имело уже никаких иллюзий об отношениях, связывающих Марию с императором. Об этом говорят письма поляков, находившихся тогда в Вене, и многочисленные визиты в виллу Валевской в Мейдлинге под Веной, наносимые людьми, добивающимися той или иной протекции.
Много говорит за то, что вилла в Мейдлинге сыграла существенную роль в интригах и спорах, раздирающих в то время офицерский состав гвардейского полка легкой кавалерии. 23 августа 1809 года Томаш Лубеньский конфиденциально доносит жене: «Я не писал тебе и о здешних интригах, потому что они малосущественны. Действуют все через жену Анастазия Валевского, хотели было и меня в них втянуть, но я, по счастью, не вмешался…»
Должен с прискорбием сообщить, что это письмо Томаша Лубеньского, два-три других подобных же письма и предположения о связи Валевской с интригой в Финкенштейне – это единственные осязаемые следы политической деятельности «польской супруги Наполеона». Орнано в некотором отношении старается уподобить свою прабабку всемогущим французским фавориткам и одновременно сделать из нее польскую национальную героиню. Он заставляет ее вмешиваться в стратегию и большую политику, совершать важные заграничные поездки, спорить с полководцами и министрами, чуть ли не командовать армией – но безжалостные документы сводят ее политическую роль к участию (допустим, что положительному) в мелких личных интригах или к улаживанию различных дел, требующих протекции императора. Если у Валевской действительно были политические амбиции, то подобное падение с высот «посланнических задач» должно было быть для нее весьма неприятны.
Спустя две недели по приезде в Вену Мария забеременела. По желанию императора, это было официально подтверждено первым императорским медиком Корвисаром. И вот же ирония судьбы! Это самое что ни есть женское достижение Марии станет одновременно ее правым политическим свершением, которое повлечет за собой ощутимые последствия общеевропейского значения. Но они не принесут проку ни самой Марии, ни ее родине.
Беременность Валевской стала для Наполеона, независимо от сентиментальных соображений, событием государственного значения. Впервые он почувствовал полную уверенность, что может стать основателем династии, вопреки утверждениям императрицы Жозефины, которая возлагала на него вину за ее бездетность. Правда, у императора уже был один незаконный отпрыск, родившийся незадолго до знакомства с Валевской от мимолетной связи с Элеонорой Денюель де ля Плэнь Ревель, хорошенькой чтицей сестры, подсунутой ему Мюратом, но в своем отцовстве он не вполне был уверен. Двухлетний Леон (впоследствии граф Шарль Леон, который в будущем должен был стать источником неустанных забот для семьи Бонапартов) был удивительно похож на Наполеона, но император не спешил его признать, так как все еще подозревал, что настоящий отец его – Мюрат. Что же касается Валевской, то даже тень сомнения не омрачала отцовской гордости. После этой героической проверки он имел право и даже обязан был развестись с Жозефиной и поискать новую императрицу, способную дать Франции наследника престола.
Все хорошо информированные мемуаристы подчеркивают заинтересованность и заботливость императора к ребенку, который должен был родиться. Об этом много пишет Констан, это признает даже не любящая Марию Анна Потоцкая, подсовывающая при случае шпильку будущей матери. «Особа, которой я обязан всеми этими любопытными подробностями, – пишет пани Анетка, – располагает письмами императора к Валевской, которые он писал тогда, когда был уверен, что станет отцом. Он именовал ее то chere, то Marie, то Madame и настаивал скорее властно, чем нежно, чтобы она берегла себя. Было видно, что он больше заботится о ребенке, чем о матери. Не так, как писал когда-то Жозефине».
В первых днях октября Наполеон отправил мать своего сына (он с самого начала не сомневался, что родится сын) из Вены в Париж. Но и сейчас еще всячески старались соблюсти видимость. Из писем Томаша Лубеньского видно, что Мария ехала вместе с супругами Витт, сообщая всюду, что возвращается в Польшу. (Некоторые биографы полагают, правда, что в действительности она поехала к матери, в Кернозю, чтобы там рожать.)
XIV
И вновь мы отданы на милость самого странного из биографов – графа Филиппа Антуана д'Орнано. Потому что только он может объяснить нам, как получилось, что внебрачный сын Марии и Наполеона родился не в отцовском Париже, не в материнской Кернозе, а в родовом поместье Валевских – в Валевицах.
И вновь мы наблюдаем зрелище, пожалуй, беспрецендентное в истории биографического жанра, – убийственную бесцеремонность, с которой этот биограф управляется с личными бумагами прабабки. Орнано представляет два совершенно различных варианта интересующего нас события. Из книги «Жизнь и любовь Марии Валевской», изданной на английском языке, мы узнаем, что наша героиня из Вены поехала не в Париж, а в родную Кернозю – и именно там получила письмо камергера Валевского, приглашающего ее рожать в Валевицах. А из этой же книги на французском языке следует, что письмо от мужа вручено было Марии в Париже. Само содержание письма, приводимого во французской и в английской версиях, также не идентично. Но покуда не станут доступными оригиналы документов из Браншуар, не стоит играть в предположения, что именно склонило семейного биографа публиковать один и тот же документ в двух вариантах.
Привожу письмо камергера по французскому изданию, именно этот вариант чаще цитируется историками и биографами.
Валевицы, 21 февраля 1810 года
Дорогая и достопочтенная супруга,
Валевицы обременяют меня все больше, возраст мой и состояние здоровья не позволяют мне никакой деятельности. И я приехал в последний раз, чтобы подписать акт, по которому мой первородный сын (от предыдущего брака. – М. Б.) становится их владельцем. Советую Вам уговориться с ним относительно формальностей, связанных с рождением ожидаемого Вами ребенка. Они будут упрощены, если этот Валевский родится в Валевицах. Таково и его (первородного сына) мнение, и я сообщаю Вам об этом. Я сознательно исполняю свой долг, призывая на Вас благословение господне.
Анастазий Колонна-Валезский.
Факт существования этого письма (в той пли иной версии) признан всеми историками, интересующимися Марией Валевской и Александром Валевским. Поступок старого камергера обычно объясняется не его врожденным благородством, а давлением со стороны императора. Наполеон по двум причинам мог желать, чтобы рождение произошло в Валевицах. Во-первых, питая к Марии любовь, он хотел, чтобы ее ребенок пользовался привилегиями законнорожденного; во-вторых, будучи в это время уже целиком захваченным приготовлениями к женитьбе на эрцгерцогине Марии-Луизе, он предпочитал, чтобы эпилог внебрачной связи разыгрался подальше от Парижа.
В результате приглашения пана Анастазня спустя неполных три месяца в селе Белява, по соседству с Валевицами, была внесена в метрическую книгу следующая запись:
«Село Валевицы. Одна тысяча восемьсот десятого года мая седьмого дня. Перед нами, белявским приходским священником, Служителем Гражданского Состояния Белявской гмины Бжезинского повята в Варшавском Департаменте, предстал ясновельможный пан Анастазий Валевский, Староста Варецкий в Валевицах, имеющий жительство семидесяти трех лет от роду, и явил нам дитя мужеска пола, каковое родилось в его дворце под нумером один мая четвертого дня сего года в четыре часа пополудни. Заявив, что рождено оно от него ясновельможной Марианной Лончиньской, дочерью Гостыньского старосты, двадцати трех лет от роду, и что желает он дать ему три имени Флориан, Александр и Юзеф. По оглашении сего заявления и предъявлении нам младенца в присутствии Вельможного пана Станислава Воловского, посессора Валевинких владений в Валевицах, имеющего жительство тридцати лет от роду, а тако же пана Юзефа Цекерского Доктора Хирургии Медицины Филозофа и Профессора Хирургии и Акушерии, Доктора Светлейшего Фридерика-Августа Короля Саксонского Князя Варшавского члена Совета Здравия, Директора Института Акушерии в городе Варшаве имеющего жительство под нумером триста тридцать два в своем особняке на Новом Месте тридцати двух лет от роду.
Акт сей по прочтению оного нами и свидетелями был подписан. Священник Ян Венгжинович Белявского прихода Служитель Гражданского Состояния, Юзеф Цекерский, Станислав Воловский посессор».
Этот еще не публиковавшийся оригинальный текст метрики Александра Валевского любезно предоставил мне из своего собрания магистр Юзеф Ветеска, священник костела в Ловиче. Содержание этого документа наверняка заинтересует французских биографов Александра Валевского, которые пользовались до сих пор не очень верной копией, обнаруженной в парижском Военном архиве.
Спустя годы Александр Валевский, председатель палаты представителей Второй империи, дополнит этот сухой документ поэтическими воспоминаниями:
«Я родился в Валевицах, в Польше, 4 мая 1810 года. Рождению моему сопутствовали громы и молнии, что было сочтено предсказанием, что жизнь моя будет бурной и необычной. При крещении меня держали, по старому семейному поверью, двое нищих, чтобы я был счастлив в жизни».
Следует добавить, что Валевский опустил существенную деталь: при его крещении присутствовал и французский резидент в Варшаве – посланник Серра.
Письмо старого камергера и метрическое свидетельство Александра Валевского составляют необычную документацию. Очень редко бывает в биографиях, чтобы щекотливая процедура придания незаконному ребенку видимости рождения законного была столь тщательно документирована и вместе с тем была бы столь прозрачна. И еще одно: сравнение дат этих документов с некоторыми известными историческими датами раскрывает нам личную драму Валевской. Почти в то же самое время, когда Мария уезжала в Валевицы, чтобы родить там императорского ребенка, – в Вене полномочный Наполеона, эрцгерцог Карл Габсбург, заключал от его имени брак per procura со старшей дочерью австрийского императора, эрцгерцогиней Марией-Луизой.
Граф Орнано утверждает, что сразу после того, как была обнаружена беременность Валевской, «император чуть было не предложил ей корону». Семейный биограф любит преувеличивать, но в данном случае отнюдь не исключено, что Мария действительно могла считаться с такой возможностью. Тем более что для этого существовали некоторые реальные предпосылки, поскольку Наполеон сразу же после возвращения из Австрии решил окончательно разойтись с императрицей Жозефиной и предпринял официальные шаги для расторжения брака. Но новый брак императора зависел не от чувств, а от политически-династических соображений. И если у Марии действительно были какие-то иллюзии на этот счет, то они вскоре развеялись.
В конце 1809 года правительственно-дипломатические круги всего мира наэлектризовала весть, что Наполеон добивается руки великой княжны Анны, младшей сестры царя Александра I. Но российский двор ставил свое согласие на этот брак в зависимость от условия, убийственного для Польши. Наполеон должен был обещать, что никогда не восстановит независимого Королевства Польского. Соответствующее тайное соглашение уже было подготовлено французским послом в Петербурге – Коленкуром.
Это неопровержимые исторические факты. Многие историки считают, что Наполеон склонен был подписать такое соглашение, но отказался от переговоров с Россией и направил сватов в Австрию только тогда, когда понял, что царю важно лишь скомпрометировать его в глазах польских союзников. Семейный биограф Валевской, однако, иначе освещает причину разрыва:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Мария отправилась в Вену «под предлогом побывать на баденских водах» и появилась там, вероятно, в последних числах июля, спустя три недели после Ваграма. Находящийся по службе в Вене участник ваграмского сражения командир кавалерийского эскадрона Томаш Лубеньский, писал жене 31 июля 1809 года: «Позавчера в театре зашел в ложу супругов Витт, застал там жену Анастазия Валевского, которая рассказала мне о Варшаве, откуда выехала только после ухода австрияков…»
Супруги Витт преданно состояли при Валевской во время ее пребывания в Вене. Юзефа Любомирская, в первом браке Валевская, во втором Витт, бывшая в свойстве с Марией по первому браку, играла при ней роль компаньонки. Эта веселая дама, осуждаемая повсюду за то, что живет одновременно с обоими мужьями, не очень-то годилась в дуэньи, но Валевской вообще не везло на компаньонок. На будущий год, в Париже, ее будет опекать другая племянница старого камергера, княгиня Теодора Яблоновская. Эта разнообразия ради изменяла законному мужу, путешествуя повсюду с любовником, который был моложе ее на двадцать лет, что страшно огорчало Томаша Лубеньского, дружившего с ее мужем, князем Станиславом Яблоновским. «Князь сообщает мне, что княгиня едет с Носажевским и ожидает, что я буду держаться от нее на расстоянии, – писал Томаш Лубеньский в одном из писем жене. – В Париже это легче легкого. Но меня удручает, что наши женщины за границей так не скрывают своих слабостей».
Валевская делала все, чтобы «свои слабости» скрывать. Несмотря на подобные морально-нравственные качества кузин, их общество было для нее очень удобно. Присутствие при ней родственниц мужа как-то легализовало в глазах общества ее двусмысленное пребывание в Вене, а потом в Париже. Разумеется, важно было лишь сохранять видимость. О сохранении тайны не могло быть и речи. Польское общество в Вене (а потом в Париже) не имело уже никаких иллюзий об отношениях, связывающих Марию с императором. Об этом говорят письма поляков, находившихся тогда в Вене, и многочисленные визиты в виллу Валевской в Мейдлинге под Веной, наносимые людьми, добивающимися той или иной протекции.
Много говорит за то, что вилла в Мейдлинге сыграла существенную роль в интригах и спорах, раздирающих в то время офицерский состав гвардейского полка легкой кавалерии. 23 августа 1809 года Томаш Лубеньский конфиденциально доносит жене: «Я не писал тебе и о здешних интригах, потому что они малосущественны. Действуют все через жену Анастазия Валевского, хотели было и меня в них втянуть, но я, по счастью, не вмешался…»
Должен с прискорбием сообщить, что это письмо Томаша Лубеньского, два-три других подобных же письма и предположения о связи Валевской с интригой в Финкенштейне – это единственные осязаемые следы политической деятельности «польской супруги Наполеона». Орнано в некотором отношении старается уподобить свою прабабку всемогущим французским фавориткам и одновременно сделать из нее польскую национальную героиню. Он заставляет ее вмешиваться в стратегию и большую политику, совершать важные заграничные поездки, спорить с полководцами и министрами, чуть ли не командовать армией – но безжалостные документы сводят ее политическую роль к участию (допустим, что положительному) в мелких личных интригах или к улаживанию различных дел, требующих протекции императора. Если у Валевской действительно были политические амбиции, то подобное падение с высот «посланнических задач» должно было быть для нее весьма неприятны.
Спустя две недели по приезде в Вену Мария забеременела. По желанию императора, это было официально подтверждено первым императорским медиком Корвисаром. И вот же ирония судьбы! Это самое что ни есть женское достижение Марии станет одновременно ее правым политическим свершением, которое повлечет за собой ощутимые последствия общеевропейского значения. Но они не принесут проку ни самой Марии, ни ее родине.
Беременность Валевской стала для Наполеона, независимо от сентиментальных соображений, событием государственного значения. Впервые он почувствовал полную уверенность, что может стать основателем династии, вопреки утверждениям императрицы Жозефины, которая возлагала на него вину за ее бездетность. Правда, у императора уже был один незаконный отпрыск, родившийся незадолго до знакомства с Валевской от мимолетной связи с Элеонорой Денюель де ля Плэнь Ревель, хорошенькой чтицей сестры, подсунутой ему Мюратом, но в своем отцовстве он не вполне был уверен. Двухлетний Леон (впоследствии граф Шарль Леон, который в будущем должен был стать источником неустанных забот для семьи Бонапартов) был удивительно похож на Наполеона, но император не спешил его признать, так как все еще подозревал, что настоящий отец его – Мюрат. Что же касается Валевской, то даже тень сомнения не омрачала отцовской гордости. После этой героической проверки он имел право и даже обязан был развестись с Жозефиной и поискать новую императрицу, способную дать Франции наследника престола.
Все хорошо информированные мемуаристы подчеркивают заинтересованность и заботливость императора к ребенку, который должен был родиться. Об этом много пишет Констан, это признает даже не любящая Марию Анна Потоцкая, подсовывающая при случае шпильку будущей матери. «Особа, которой я обязан всеми этими любопытными подробностями, – пишет пани Анетка, – располагает письмами императора к Валевской, которые он писал тогда, когда был уверен, что станет отцом. Он именовал ее то chere, то Marie, то Madame и настаивал скорее властно, чем нежно, чтобы она берегла себя. Было видно, что он больше заботится о ребенке, чем о матери. Не так, как писал когда-то Жозефине».
В первых днях октября Наполеон отправил мать своего сына (он с самого начала не сомневался, что родится сын) из Вены в Париж. Но и сейчас еще всячески старались соблюсти видимость. Из писем Томаша Лубеньского видно, что Мария ехала вместе с супругами Витт, сообщая всюду, что возвращается в Польшу. (Некоторые биографы полагают, правда, что в действительности она поехала к матери, в Кернозю, чтобы там рожать.)
XIV
И вновь мы отданы на милость самого странного из биографов – графа Филиппа Антуана д'Орнано. Потому что только он может объяснить нам, как получилось, что внебрачный сын Марии и Наполеона родился не в отцовском Париже, не в материнской Кернозе, а в родовом поместье Валевских – в Валевицах.
И вновь мы наблюдаем зрелище, пожалуй, беспрецендентное в истории биографического жанра, – убийственную бесцеремонность, с которой этот биограф управляется с личными бумагами прабабки. Орнано представляет два совершенно различных варианта интересующего нас события. Из книги «Жизнь и любовь Марии Валевской», изданной на английском языке, мы узнаем, что наша героиня из Вены поехала не в Париж, а в родную Кернозю – и именно там получила письмо камергера Валевского, приглашающего ее рожать в Валевицах. А из этой же книги на французском языке следует, что письмо от мужа вручено было Марии в Париже. Само содержание письма, приводимого во французской и в английской версиях, также не идентично. Но покуда не станут доступными оригиналы документов из Браншуар, не стоит играть в предположения, что именно склонило семейного биографа публиковать один и тот же документ в двух вариантах.
Привожу письмо камергера по французскому изданию, именно этот вариант чаще цитируется историками и биографами.
Валевицы, 21 февраля 1810 года
Дорогая и достопочтенная супруга,
Валевицы обременяют меня все больше, возраст мой и состояние здоровья не позволяют мне никакой деятельности. И я приехал в последний раз, чтобы подписать акт, по которому мой первородный сын (от предыдущего брака. – М. Б.) становится их владельцем. Советую Вам уговориться с ним относительно формальностей, связанных с рождением ожидаемого Вами ребенка. Они будут упрощены, если этот Валевский родится в Валевицах. Таково и его (первородного сына) мнение, и я сообщаю Вам об этом. Я сознательно исполняю свой долг, призывая на Вас благословение господне.
Анастазий Колонна-Валезский.
Факт существования этого письма (в той пли иной версии) признан всеми историками, интересующимися Марией Валевской и Александром Валевским. Поступок старого камергера обычно объясняется не его врожденным благородством, а давлением со стороны императора. Наполеон по двум причинам мог желать, чтобы рождение произошло в Валевицах. Во-первых, питая к Марии любовь, он хотел, чтобы ее ребенок пользовался привилегиями законнорожденного; во-вторых, будучи в это время уже целиком захваченным приготовлениями к женитьбе на эрцгерцогине Марии-Луизе, он предпочитал, чтобы эпилог внебрачной связи разыгрался подальше от Парижа.
В результате приглашения пана Анастазня спустя неполных три месяца в селе Белява, по соседству с Валевицами, была внесена в метрическую книгу следующая запись:
«Село Валевицы. Одна тысяча восемьсот десятого года мая седьмого дня. Перед нами, белявским приходским священником, Служителем Гражданского Состояния Белявской гмины Бжезинского повята в Варшавском Департаменте, предстал ясновельможный пан Анастазий Валевский, Староста Варецкий в Валевицах, имеющий жительство семидесяти трех лет от роду, и явил нам дитя мужеска пола, каковое родилось в его дворце под нумером один мая четвертого дня сего года в четыре часа пополудни. Заявив, что рождено оно от него ясновельможной Марианной Лончиньской, дочерью Гостыньского старосты, двадцати трех лет от роду, и что желает он дать ему три имени Флориан, Александр и Юзеф. По оглашении сего заявления и предъявлении нам младенца в присутствии Вельможного пана Станислава Воловского, посессора Валевинких владений в Валевицах, имеющего жительство тридцати лет от роду, а тако же пана Юзефа Цекерского Доктора Хирургии Медицины Филозофа и Профессора Хирургии и Акушерии, Доктора Светлейшего Фридерика-Августа Короля Саксонского Князя Варшавского члена Совета Здравия, Директора Института Акушерии в городе Варшаве имеющего жительство под нумером триста тридцать два в своем особняке на Новом Месте тридцати двух лет от роду.
Акт сей по прочтению оного нами и свидетелями был подписан. Священник Ян Венгжинович Белявского прихода Служитель Гражданского Состояния, Юзеф Цекерский, Станислав Воловский посессор».
Этот еще не публиковавшийся оригинальный текст метрики Александра Валевского любезно предоставил мне из своего собрания магистр Юзеф Ветеска, священник костела в Ловиче. Содержание этого документа наверняка заинтересует французских биографов Александра Валевского, которые пользовались до сих пор не очень верной копией, обнаруженной в парижском Военном архиве.
Спустя годы Александр Валевский, председатель палаты представителей Второй империи, дополнит этот сухой документ поэтическими воспоминаниями:
«Я родился в Валевицах, в Польше, 4 мая 1810 года. Рождению моему сопутствовали громы и молнии, что было сочтено предсказанием, что жизнь моя будет бурной и необычной. При крещении меня держали, по старому семейному поверью, двое нищих, чтобы я был счастлив в жизни».
Следует добавить, что Валевский опустил существенную деталь: при его крещении присутствовал и французский резидент в Варшаве – посланник Серра.
Письмо старого камергера и метрическое свидетельство Александра Валевского составляют необычную документацию. Очень редко бывает в биографиях, чтобы щекотливая процедура придания незаконному ребенку видимости рождения законного была столь тщательно документирована и вместе с тем была бы столь прозрачна. И еще одно: сравнение дат этих документов с некоторыми известными историческими датами раскрывает нам личную драму Валевской. Почти в то же самое время, когда Мария уезжала в Валевицы, чтобы родить там императорского ребенка, – в Вене полномочный Наполеона, эрцгерцог Карл Габсбург, заключал от его имени брак per procura со старшей дочерью австрийского императора, эрцгерцогиней Марией-Луизой.
Граф Орнано утверждает, что сразу после того, как была обнаружена беременность Валевской, «император чуть было не предложил ей корону». Семейный биограф любит преувеличивать, но в данном случае отнюдь не исключено, что Мария действительно могла считаться с такой возможностью. Тем более что для этого существовали некоторые реальные предпосылки, поскольку Наполеон сразу же после возвращения из Австрии решил окончательно разойтись с императрицей Жозефиной и предпринял официальные шаги для расторжения брака. Но новый брак императора зависел не от чувств, а от политически-династических соображений. И если у Марии действительно были какие-то иллюзии на этот счет, то они вскоре развеялись.
В конце 1809 года правительственно-дипломатические круги всего мира наэлектризовала весть, что Наполеон добивается руки великой княжны Анны, младшей сестры царя Александра I. Но российский двор ставил свое согласие на этот брак в зависимость от условия, убийственного для Польши. Наполеон должен был обещать, что никогда не восстановит независимого Королевства Польского. Соответствующее тайное соглашение уже было подготовлено французским послом в Петербурге – Коленкуром.
Это неопровержимые исторические факты. Многие историки считают, что Наполеон склонен был подписать такое соглашение, но отказался от переговоров с Россией и направил сватов в Австрию только тогда, когда понял, что царю важно лишь скомпрометировать его в глазах польских союзников. Семейный биограф Валевской, однако, иначе освещает причину разрыва:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30