водонагреватель проточный электрический
Попробуем ответить сами. Анна Потоцкая пишет в своих воспоминаниях о «недобросовестной подруге Марии Валевской», у которой «есть письма, написанные императором, когда тог уже был уверен, что будет отцом». Кастелло публикует два письма, когда Мария ожидала ребенка, можно предполагать, что и остальная корреспонденция, опубликованная в книге «Наполеон», находилась некогда в руках этой «недобросовестной подруги Валевской. Героиня романа, видимо опасаясь, что письма царственного любовника могут попасть в руки мужа, предпочитала хранить их у одной из своих доверенных подруг (Соболевской, Дзержановской или Цихоцкой). Потом, когда она перебралась на постоянное жительство в Париж, вероятно, о них забыла. Присвоенная переписка осталась у „недобросовестной подруги“ и перешла к ее наследникам или была уступлена третьим лицам, а через сто сорок лет в результате перипетий, которые уже невозможно проследить, попала в парижский „Salle Drouot“, где происходят аукционы.
После этих вступительных разъяснений перехожу к самим письмам. Первые не имеют дат, но из содержания их видно, что Наполеон диктовал письма во второй половине января 1807 года, уже после того, как установились близкие отношения с Валевской.
Мадам,
Лицо, которое вручит Вам письмо, именно то, о котором я Вам говорил. Оно выразит все чувства, которые я питаю к Вам, Мари, и доставит мне известие от Вас… Ваше письмо очаровательно, целую прекрасную руку, которая его писала, сердце, которое его диктовало, и красивые глаза, которые я люблю до безумия.
Мадам,
Вы были восхитительны вчера вечером; но я нашел Вас молчаливой. Где были Ваши мысли?…
Как Вы себя чувствуете сегодня?… Я увижу Вас сегодня вечером, чтобы произнести Вам тысячи, тысячи раз vi amo. Неужели Ваше сердце не ответит на это? Мари, целую Ваши такие недобрые глаза!
Мадам,
Страстно жажду узнать, не мешали ли Вам и как Вы провели ночь. Сегодня ночью Вы все время были мысленно со мной. Я надолго сохраню воспоминание об этой ночи… Я чувствую потребность выразить Вам, как вы мне дороги; если Вы в этом усомнились, это серьезно бы меня огорчило. Вы обещали мне так много, не могли бы Вы прислать сегодня? (Неизвестно, о чем идет речь о поцелуях или о каких-то известиях? – М. Б. )
Мари, думайте о том, что я люблю Вас, что Вы снизошли ко мне, разделив мои чувства. Будете ли Вы мне верны? Тысячи поцелуев запечатлеваю на руках, а один на сердце, покой которого я желал бы возмутить. Вот это и будет моя месть.
Прощайте, моя подруга, которую я с радостью увижу сегодня вечером.
Мадам,
Ваше письмо совершенно, как и Вы сами, оно напоило меня счастьем… Я бы очень хотел побеседовать с Вами вчера, я чувствовал, что подсознательное желание все время приводит меня туда, где были Вы, но приходилось удерживаться…
Я нашел Вашу чудесную ленту, не знаете, от чего? А Ваши серьги, подвески, нехорошая, у меня тоже будут? Нехорошая, нет, хорошая, хорошая, красивая, великолепная Мари… Сейчас Вы спокойно спите… Жажду увидеть Вас сегодня вечером, хотя бы на миг, чтобы услышать то, что Вы написали и что я так хочу услышать… Подруга моя, страдает ли хоть Ваше сердце от того зла, которое Вы мне причинили? Не знаю, но мне казалось вчера, что я вижу в Ваших глазах какую-то грусть! Осыпаю их поцелуями, чтобы они стали еще больше, и припадаю к Вашим ногам.
Вы были так добры и так хороши сегодня вечером, ночью мне казалось, что я Вас вижу. Нет такой тьмы, которая помешала бы мне Вас видеть. Вы ангел. Я был плохой из-за того, что велел Вам прийти на парад, было так холодно, Вы могли простудиться. Я был так счастлив, видя Вас танцующей сегодня вечером, когда читал в Ваших глазах порывы сердца… mio dolce amore, нежный поцелуй запечатлеваю на чудесных губах и тысячи, полных почтения, на Ваших руках.
Последнее из варшавских писем датировано рукой императора. Наполеон продиктовал его в среду 28 (января) в одиннадцать утра, значит, за два дня до отъезда из Варшавы.
Мадам,
в понедельник Вы были грустны, и это меня угнетает… Я написал Вам дважды, но все ушли, и мои письма не попали к Вам… Жажду, Мари, увидеть Вас сегодня вечером в семь. Ступайте к своей подруге, о которой рассказывали мне. Карета придет, чтобы забрать Вас…
Следующее письмо было послано 17 марта 1807 года из главной квартиры в Остероде.
Я получил два Ваших прелестных письма, чувства, которые они выражают, отвечают чувствам, которые я питаю к Вам, не было дня, когда бы я не жаждал этого выразить. Я хотел бы Вас увидеть; это зависит от Вас… Мари, Вы никогда не должны сомневаться в моих чувствах, это была бы ошибка, дурно о Вас свидетельствующая. Тысячи раз целую руки и один раз очаровательный ротик.
И снова письмо без даты из главной квартиры в Финкенштейне:
Ваше письмо большая радость для меня. Вы все такая же, и нельзя сомневаться в чувствах, которые я к вам питаю. Итак, Вы согласны снести тяготы пути? Я увидел бы Вас с искренней радостью, которую Вы могли бы мне доставить.
Только чтобы это не повредило Вашему здоровью. Думаю, что вскоре я Вас увижу. В ожидании целую Ваши прекрасные руки. Кстати, мне говорили, что у Вас в Варшаве много поклонников; называют одного, весьма настойчивого, это правда?
Следующее письмо от 23 апреля Валевская получила уже по дороге в Финкенштейн.
Мадам,
я получил Ваше прелестное письмо. Погода для Вас выдалась ужасная. Вы утомлены плохой дорогой, но чувствуете себя хорошо, и это самое главное. Рассчитываю на Ваше обещание. Прежде всего тысячи сердечных заверений и нежный поцелуй в чудесные уста, Мари!
Наступает июль 1809 года. На следующий день после победы под Ваграмом император пишет любовнице из главной квартиры в Шенбрунне:
Мари,
я получил Ваше письмо. Прочитал его с радостью, которую мне всегда доставляет воспоминание о Вас. Чувства, которые Вы питаете ко мне, переживаю и я. Приезжайте в Вену, я желаю Вас видеть и дать Вам новые доказательства нежной дружбы, которую я питаю. Вы не должны сомневаться, что я придаю большую цену всему, что касается Вас.
Тысячу раз нежно целую руки и один раз прекрасные уста.
После австрийской идиллии наступает длительная разлука любовников. Валевская ожидает ребенка. В письмах императора на первый план выступает забота о здоровье будущей матери.
Трианон, 18 декабря (1809)
Мадам,
я получил Ваше письмо. Меня тронуло его содержание. С радостью я узнал, что Вы прибыли в Варшаву без происшествий. Берегите здоровье, которое мне так дорого. Отгоняйте мрачные мысли; будущее не должно Вас так тревожить. Пишите мне часто; помните, что меня это интересует, постарайтесь уведомить меня, что Вы счастливы и довольны; это мое величайшее желание.
16 февраля (1810)
Мадам,
с величайшим удовольствием получил известие о Вас, но Вам не следует вынашивать такие черные мысли. Я не хочу, чтобы у Вас были такие мысли Сообщите мне быстрее, что у Вас чудесный мальчик, что Вы здоровы и веселы. Будьте уверены, что увидеть Вас доставит мне большую радость, а интересует меня все, что Вас касается. Прощайте, Мари, с доверием жду новостей.
И последнее письмо из этого собрания, написанное спустя четыре месяца после рождения Александра Валевского.
3 сентября (1810)
Мадам,
герцог Фриульский (генерал Дюрок. – М. Б.) показал мне письмо; по нему я сужу, что вы не получили моего, в котором я описывал Вам радость, которую мне доставили вести, привезенные Вашим братом. Если Вы уже полностью обрели здоровье, то я хотел бы, чтобы Вы приехали осенью в Париж, где жажду Вас увидеть. Никогда не сомневайтесь в моей заинтересованности к Вам и в чувствах, о которых Вы знаете.
Письма, опубликованные Кастелло, не обогащают биографии Валевской новыми фактами и не заставляют вносить какие-либо коррективы или дополнения в наш рассказ. И все же они являются необычайно ценным биографическим материалом, так как показывают подлинное отношение Наполеона к Марии на различных стадиях их романа. Эта переписка наносит удар по мифам, творимым семейным биографом: в них нет никаких политических намеков, речь в них идет исключительно о любви и о личных делах. Как жаль, что не сохранились и письма Валевской к императору! К сожалению, Массой и другие биографы Наполеона столь тщательно перебрали самые сокровенные архивы императорского двора, что это дает нам основание грустно полагать, что царственный адресат уничтожал письма любовницы. То ли из боязни перед ревнивыми женами, то ли просто потому, что не хотел посвящать потомков в свои интимные дела.
XX
Запутанная и испещренная вопросительными знаками повесть о «польской супруге Наполеона» близится к концу. Последнюю главу я собираюсь посвятить потомкам Марии Валевской и архивным документам, находящимся в их распоряжении.
Как я уже упоминал, после смерти героини романа все ее личные бумаги были путем жеребьевки поделены между тремя сыновьями от разных отцов: Антонием Базылем Рудольфом Колонна-Валевским (сыном камергера), Александром Флорианом Жозефом графом Колонна-Валевским (сыном Наполеона) и Рудольфом О постом д'Орнано (сыном Огюста).
Что досталось из этого наследства первородному сыну, видимо, останется навсегда тайной. Антоний Базыль Рудольф половину жизни провел в Польше, но подробности его биографии и место проживания неизвестны даже самым дотошным исследователям. Известно о нем только, что умер он двадцати с чем-то лет и был женат из Констанции Гротовской, которая, вероятно, унаследовала от мужа бумаги его матери. Может быть, эта информация наведет кого-нибудь на след пропавших документов. Потому что часть рукописного наследства Валевской наверняка находилась (а может быть, и сейчас находится) в Польше; об этом говорит хотя бы рукопись, которую видел в 1938 году в варшавской библиотеке Пшездзецких Ян Вегнер.
Александр Валевский унаследовал от матери ее «Воспоминания» («Memoires») и часть писем Наполеона. Установить дальнейшую судьбу этих документов не было большого труда, так как биография Александра и судьбы его потомков в общем-то известны.
В момент смерти Марии Валевской Александру было семь лет. Опеку над ним и его старшим братом взял дядя Теодор Лончиньский, который увез племянников на родину. Три года мальчики жили в дядиной Кернозе, приобретая там знания у частных учителей. Вспоминая это время, Александр Валевский писал: «Дядя Лончиньский почти в каждом разговоре чтил память своей сестры, так что уже с детских лет мы научились понимать размены понесенной нами утраты. Рассказывал он нам и о своей военной службе, причем об императоре отзывался с восхищением и преданностью… а мы слушали его с понятным, трудно выразимым любопытством. Мечтой дяди было свозить нас на остров Святой Елены, но он ждал, пока мы подрастем…»
Узник Святой Елены также не забывал о внебрачном сыне. Об этом говорят упоминания в записках, которые он изо дня в день диктовал товарищу по изгнанию, маршалу Бертрану. 22 апреля 1821 года, за две недели до смерти экс-императора, Бертран, как обычно переводя слова Наполеона в третье лицо, записал под его диктовку следующее: «…У него было двое незаконных детей, один известен – сын от Валевской, у которого должно быть 200000 франков ренты; но поскольку у Валевской есть другой сын, которого она захочет обеспечить, он (Наполеон) предполагает, что у его сына будет не больше 120 000 франков. Надо будет охранять его интересы даже от Орнано… он поручает заботиться о нем… надо будет дать ему место в полку французских уланов и опекать его; он желает, чтобы тот никогда не обращал оружия против Франции, чтобы стал французом…» В тот же самый день, несколько позлее, экс-император еще раз позаботился о будущем Александра: «Если бы Бертран мог в свое время выдать свою дочь за одного из сыновей Люсьена (брат Наполеона. – М. Б.) или за сына Валевской, он был бы рад. Валевские – польские герцоги; молодой Валевский – не бастард: подобные генеалогические казусы бывают во всех родах; тем более что тот действительно его (Наполеона) крови, а это тоже что-то значит…»
В составленном на острове Святой Елены завещании Наполеон назвал Александра дважды. Оставляя 300000 франков своему первородному сыну Леону, он выражал волю: «Если этот ребенок умрет до совершеннолетия… состояние получает Александр Валевский», а в последнем пункте добавил: «Желаю, чтобы Александр Валевский служил Франции в рядах армии».
После смерти Наполеона его завещание было конфисковано и хранилось в архиве британского правительства. По случайности, тридцать два года спустя этот документ от имени Франции принимал не кто иной, как Александр Валевский, который представлял в Лондоне правительство его императорского величества Наполеона III. 19 марта 1853 года Александр писал из Лондана своему парижскому начальству: «Адвокат Воден выедет отсюда в понедельник, везя с собой драгоценный документ, возвращение которого Франции будет величайшей честью и благодеянием, которое могла мне оказать моя дипломатическая карьера».
Но до того, как сын Марии и Наполеона стал французским послом в Лондоне, в жизни его произошло много других событий, о которых стоит упомянуть. Когда ему исполнилось десять лет, дядя Лончиньский послал его учиться в Швейцарию. Обучение в солидном женевском пансионе длилось четыре года, в 1824 году молодой Валевский вернулся на родину. Ему еще не было пятнадцати лет, но он был не по годам развитый, образованный и очень привлекательный мальчик. Кроме того, вокруг него витала наполеоновская легенда, поскольку происхождение его не было тайной для варшавских нотаблей. Благодаря этим достоинствам, его быстро заметили в «свете». Но заинтересовались им и шпионы великого князя Константина. Сын Бонапарта, носящий, кроме того, историческое польское имя, встревожил царского правителя. Сначала Константин пытался привлечь его к себе и, невзирая на его молодой возраст, даже предложил ему должность личного адъютанта. Но поскольку Александр решительно был против военной службы под командованием «цесаревича», отношение к нему властей круто переменилось, и над несостоявшимся адъютантом великого князя был установлен полицейский надзор Сыну Наполеона быстро надоело это стеснение, и он стал хлопотать о выезде во Францию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
После этих вступительных разъяснений перехожу к самим письмам. Первые не имеют дат, но из содержания их видно, что Наполеон диктовал письма во второй половине января 1807 года, уже после того, как установились близкие отношения с Валевской.
Мадам,
Лицо, которое вручит Вам письмо, именно то, о котором я Вам говорил. Оно выразит все чувства, которые я питаю к Вам, Мари, и доставит мне известие от Вас… Ваше письмо очаровательно, целую прекрасную руку, которая его писала, сердце, которое его диктовало, и красивые глаза, которые я люблю до безумия.
Мадам,
Вы были восхитительны вчера вечером; но я нашел Вас молчаливой. Где были Ваши мысли?…
Как Вы себя чувствуете сегодня?… Я увижу Вас сегодня вечером, чтобы произнести Вам тысячи, тысячи раз vi amo. Неужели Ваше сердце не ответит на это? Мари, целую Ваши такие недобрые глаза!
Мадам,
Страстно жажду узнать, не мешали ли Вам и как Вы провели ночь. Сегодня ночью Вы все время были мысленно со мной. Я надолго сохраню воспоминание об этой ночи… Я чувствую потребность выразить Вам, как вы мне дороги; если Вы в этом усомнились, это серьезно бы меня огорчило. Вы обещали мне так много, не могли бы Вы прислать сегодня? (Неизвестно, о чем идет речь о поцелуях или о каких-то известиях? – М. Б. )
Мари, думайте о том, что я люблю Вас, что Вы снизошли ко мне, разделив мои чувства. Будете ли Вы мне верны? Тысячи поцелуев запечатлеваю на руках, а один на сердце, покой которого я желал бы возмутить. Вот это и будет моя месть.
Прощайте, моя подруга, которую я с радостью увижу сегодня вечером.
Мадам,
Ваше письмо совершенно, как и Вы сами, оно напоило меня счастьем… Я бы очень хотел побеседовать с Вами вчера, я чувствовал, что подсознательное желание все время приводит меня туда, где были Вы, но приходилось удерживаться…
Я нашел Вашу чудесную ленту, не знаете, от чего? А Ваши серьги, подвески, нехорошая, у меня тоже будут? Нехорошая, нет, хорошая, хорошая, красивая, великолепная Мари… Сейчас Вы спокойно спите… Жажду увидеть Вас сегодня вечером, хотя бы на миг, чтобы услышать то, что Вы написали и что я так хочу услышать… Подруга моя, страдает ли хоть Ваше сердце от того зла, которое Вы мне причинили? Не знаю, но мне казалось вчера, что я вижу в Ваших глазах какую-то грусть! Осыпаю их поцелуями, чтобы они стали еще больше, и припадаю к Вашим ногам.
Вы были так добры и так хороши сегодня вечером, ночью мне казалось, что я Вас вижу. Нет такой тьмы, которая помешала бы мне Вас видеть. Вы ангел. Я был плохой из-за того, что велел Вам прийти на парад, было так холодно, Вы могли простудиться. Я был так счастлив, видя Вас танцующей сегодня вечером, когда читал в Ваших глазах порывы сердца… mio dolce amore, нежный поцелуй запечатлеваю на чудесных губах и тысячи, полных почтения, на Ваших руках.
Последнее из варшавских писем датировано рукой императора. Наполеон продиктовал его в среду 28 (января) в одиннадцать утра, значит, за два дня до отъезда из Варшавы.
Мадам,
в понедельник Вы были грустны, и это меня угнетает… Я написал Вам дважды, но все ушли, и мои письма не попали к Вам… Жажду, Мари, увидеть Вас сегодня вечером в семь. Ступайте к своей подруге, о которой рассказывали мне. Карета придет, чтобы забрать Вас…
Следующее письмо было послано 17 марта 1807 года из главной квартиры в Остероде.
Я получил два Ваших прелестных письма, чувства, которые они выражают, отвечают чувствам, которые я питаю к Вам, не было дня, когда бы я не жаждал этого выразить. Я хотел бы Вас увидеть; это зависит от Вас… Мари, Вы никогда не должны сомневаться в моих чувствах, это была бы ошибка, дурно о Вас свидетельствующая. Тысячи раз целую руки и один раз очаровательный ротик.
И снова письмо без даты из главной квартиры в Финкенштейне:
Ваше письмо большая радость для меня. Вы все такая же, и нельзя сомневаться в чувствах, которые я к вам питаю. Итак, Вы согласны снести тяготы пути? Я увидел бы Вас с искренней радостью, которую Вы могли бы мне доставить.
Только чтобы это не повредило Вашему здоровью. Думаю, что вскоре я Вас увижу. В ожидании целую Ваши прекрасные руки. Кстати, мне говорили, что у Вас в Варшаве много поклонников; называют одного, весьма настойчивого, это правда?
Следующее письмо от 23 апреля Валевская получила уже по дороге в Финкенштейн.
Мадам,
я получил Ваше прелестное письмо. Погода для Вас выдалась ужасная. Вы утомлены плохой дорогой, но чувствуете себя хорошо, и это самое главное. Рассчитываю на Ваше обещание. Прежде всего тысячи сердечных заверений и нежный поцелуй в чудесные уста, Мари!
Наступает июль 1809 года. На следующий день после победы под Ваграмом император пишет любовнице из главной квартиры в Шенбрунне:
Мари,
я получил Ваше письмо. Прочитал его с радостью, которую мне всегда доставляет воспоминание о Вас. Чувства, которые Вы питаете ко мне, переживаю и я. Приезжайте в Вену, я желаю Вас видеть и дать Вам новые доказательства нежной дружбы, которую я питаю. Вы не должны сомневаться, что я придаю большую цену всему, что касается Вас.
Тысячу раз нежно целую руки и один раз прекрасные уста.
После австрийской идиллии наступает длительная разлука любовников. Валевская ожидает ребенка. В письмах императора на первый план выступает забота о здоровье будущей матери.
Трианон, 18 декабря (1809)
Мадам,
я получил Ваше письмо. Меня тронуло его содержание. С радостью я узнал, что Вы прибыли в Варшаву без происшествий. Берегите здоровье, которое мне так дорого. Отгоняйте мрачные мысли; будущее не должно Вас так тревожить. Пишите мне часто; помните, что меня это интересует, постарайтесь уведомить меня, что Вы счастливы и довольны; это мое величайшее желание.
16 февраля (1810)
Мадам,
с величайшим удовольствием получил известие о Вас, но Вам не следует вынашивать такие черные мысли. Я не хочу, чтобы у Вас были такие мысли Сообщите мне быстрее, что у Вас чудесный мальчик, что Вы здоровы и веселы. Будьте уверены, что увидеть Вас доставит мне большую радость, а интересует меня все, что Вас касается. Прощайте, Мари, с доверием жду новостей.
И последнее письмо из этого собрания, написанное спустя четыре месяца после рождения Александра Валевского.
3 сентября (1810)
Мадам,
герцог Фриульский (генерал Дюрок. – М. Б.) показал мне письмо; по нему я сужу, что вы не получили моего, в котором я описывал Вам радость, которую мне доставили вести, привезенные Вашим братом. Если Вы уже полностью обрели здоровье, то я хотел бы, чтобы Вы приехали осенью в Париж, где жажду Вас увидеть. Никогда не сомневайтесь в моей заинтересованности к Вам и в чувствах, о которых Вы знаете.
Письма, опубликованные Кастелло, не обогащают биографии Валевской новыми фактами и не заставляют вносить какие-либо коррективы или дополнения в наш рассказ. И все же они являются необычайно ценным биографическим материалом, так как показывают подлинное отношение Наполеона к Марии на различных стадиях их романа. Эта переписка наносит удар по мифам, творимым семейным биографом: в них нет никаких политических намеков, речь в них идет исключительно о любви и о личных делах. Как жаль, что не сохранились и письма Валевской к императору! К сожалению, Массой и другие биографы Наполеона столь тщательно перебрали самые сокровенные архивы императорского двора, что это дает нам основание грустно полагать, что царственный адресат уничтожал письма любовницы. То ли из боязни перед ревнивыми женами, то ли просто потому, что не хотел посвящать потомков в свои интимные дела.
XX
Запутанная и испещренная вопросительными знаками повесть о «польской супруге Наполеона» близится к концу. Последнюю главу я собираюсь посвятить потомкам Марии Валевской и архивным документам, находящимся в их распоряжении.
Как я уже упоминал, после смерти героини романа все ее личные бумаги были путем жеребьевки поделены между тремя сыновьями от разных отцов: Антонием Базылем Рудольфом Колонна-Валевским (сыном камергера), Александром Флорианом Жозефом графом Колонна-Валевским (сыном Наполеона) и Рудольфом О постом д'Орнано (сыном Огюста).
Что досталось из этого наследства первородному сыну, видимо, останется навсегда тайной. Антоний Базыль Рудольф половину жизни провел в Польше, но подробности его биографии и место проживания неизвестны даже самым дотошным исследователям. Известно о нем только, что умер он двадцати с чем-то лет и был женат из Констанции Гротовской, которая, вероятно, унаследовала от мужа бумаги его матери. Может быть, эта информация наведет кого-нибудь на след пропавших документов. Потому что часть рукописного наследства Валевской наверняка находилась (а может быть, и сейчас находится) в Польше; об этом говорит хотя бы рукопись, которую видел в 1938 году в варшавской библиотеке Пшездзецких Ян Вегнер.
Александр Валевский унаследовал от матери ее «Воспоминания» («Memoires») и часть писем Наполеона. Установить дальнейшую судьбу этих документов не было большого труда, так как биография Александра и судьбы его потомков в общем-то известны.
В момент смерти Марии Валевской Александру было семь лет. Опеку над ним и его старшим братом взял дядя Теодор Лончиньский, который увез племянников на родину. Три года мальчики жили в дядиной Кернозе, приобретая там знания у частных учителей. Вспоминая это время, Александр Валевский писал: «Дядя Лончиньский почти в каждом разговоре чтил память своей сестры, так что уже с детских лет мы научились понимать размены понесенной нами утраты. Рассказывал он нам и о своей военной службе, причем об императоре отзывался с восхищением и преданностью… а мы слушали его с понятным, трудно выразимым любопытством. Мечтой дяди было свозить нас на остров Святой Елены, но он ждал, пока мы подрастем…»
Узник Святой Елены также не забывал о внебрачном сыне. Об этом говорят упоминания в записках, которые он изо дня в день диктовал товарищу по изгнанию, маршалу Бертрану. 22 апреля 1821 года, за две недели до смерти экс-императора, Бертран, как обычно переводя слова Наполеона в третье лицо, записал под его диктовку следующее: «…У него было двое незаконных детей, один известен – сын от Валевской, у которого должно быть 200000 франков ренты; но поскольку у Валевской есть другой сын, которого она захочет обеспечить, он (Наполеон) предполагает, что у его сына будет не больше 120 000 франков. Надо будет охранять его интересы даже от Орнано… он поручает заботиться о нем… надо будет дать ему место в полку французских уланов и опекать его; он желает, чтобы тот никогда не обращал оружия против Франции, чтобы стал французом…» В тот же самый день, несколько позлее, экс-император еще раз позаботился о будущем Александра: «Если бы Бертран мог в свое время выдать свою дочь за одного из сыновей Люсьена (брат Наполеона. – М. Б.) или за сына Валевской, он был бы рад. Валевские – польские герцоги; молодой Валевский – не бастард: подобные генеалогические казусы бывают во всех родах; тем более что тот действительно его (Наполеона) крови, а это тоже что-то значит…»
В составленном на острове Святой Елены завещании Наполеон назвал Александра дважды. Оставляя 300000 франков своему первородному сыну Леону, он выражал волю: «Если этот ребенок умрет до совершеннолетия… состояние получает Александр Валевский», а в последнем пункте добавил: «Желаю, чтобы Александр Валевский служил Франции в рядах армии».
После смерти Наполеона его завещание было конфисковано и хранилось в архиве британского правительства. По случайности, тридцать два года спустя этот документ от имени Франции принимал не кто иной, как Александр Валевский, который представлял в Лондоне правительство его императорского величества Наполеона III. 19 марта 1853 года Александр писал из Лондана своему парижскому начальству: «Адвокат Воден выедет отсюда в понедельник, везя с собой драгоценный документ, возвращение которого Франции будет величайшей честью и благодеянием, которое могла мне оказать моя дипломатическая карьера».
Но до того, как сын Марии и Наполеона стал французским послом в Лондоне, в жизни его произошло много других событий, о которых стоит упомянуть. Когда ему исполнилось десять лет, дядя Лончиньский послал его учиться в Швейцарию. Обучение в солидном женевском пансионе длилось четыре года, в 1824 году молодой Валевский вернулся на родину. Ему еще не было пятнадцати лет, но он был не по годам развитый, образованный и очень привлекательный мальчик. Кроме того, вокруг него витала наполеоновская легенда, поскольку происхождение его не было тайной для варшавских нотаблей. Благодаря этим достоинствам, его быстро заметили в «свете». Но заинтересовались им и шпионы великого князя Константина. Сын Бонапарта, носящий, кроме того, историческое польское имя, встревожил царского правителя. Сначала Константин пытался привлечь его к себе и, невзирая на его молодой возраст, даже предложил ему должность личного адъютанта. Но поскольку Александр решительно был против военной службы под командованием «цесаревича», отношение к нему властей круто переменилось, и над несостоявшимся адъютантом великого князя был установлен полицейский надзор Сыну Наполеона быстро надоело это стеснение, и он стал хлопотать о выезде во Францию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30