Но все началось именно тогда. Коралл не отступил, как приказал Венява, а продержался в карьере. После того как они отбили атаку, их засыпало взрывом, и, выбравшись из песка, Коралл увидел, что у Аполлона лоб, лицо и грудь залиты кровью, а он бормочет: «Ничего, ни хрена они нам не сделают, это ничего…» Коралл крикнул Мундзе, чтобы тот брал Аполлона и чтобы они бежали в лес, а сам сноза вцепился в гашетку пулемета, огляделся и неожиданно перенес огонь на перекресток, где из придорожного рва замаскированный зеленью гранатомет бил по взводу Сечкобряка, окруженному в молодом лесочке.
Был же такой момент! Коралл словно остановился на миг; земля под ним и вокруг него, гравий, сивые лишайники, деревья, синева неба и запах пороха предстали в какой-то пронизывающей гармонии; краски, звуки, запахи стали резче, острее, гравий – горячее, синева – гуще, отлетавшие рикошетом пули свистели пронзительнее, а он сам, такой, каким он себя вдруг увидел, свободный от позорного страха, сросся с этим миром и в то же время так отчетливо выделялся, словно именно в тот момент появился на свет.
И вот он опять такой, как тогда. Это не было мимолетным впечатлением; он так же спокоен, в нем та же стойкость, которая хоть и изменила ему ненадолго, но, однажды завоеванная, живет в нем и ни при каких испытаниях не покинет его. Нет, не в этом дело; он сам не может предать того, кто стоял у ручного пулемета в карьере, стоял и вел огонь, пока не пробил дорогу взводу Сечкобряка.
Скорее. Небо уже потускнело, и теперь от земли поднимается теплый, сухой угар. И еще одно: если поступить так подло, тот момент будет зачеркнут, станет каким-то низким обманом, даже все те люди будут нереальными тенями.
Пушки умолкли. И моторы затихли… Венява ведь смог… «Венява добил Хромого», – Мундзя бросил эти слова между двумя пулеметными очередями. Такое нужно брать на себя. Все надо брать на себя. Или взять на себя все, или все предать… Нужно брать на себя все… Скорее… Сколько времени ушло на эти терзания? И далеко ли он углубился в лес? Между кронами сосен почти перпендикулярно пробиваются порозовевшие полосы света; внизу уже ползут тени… Тишина. Ни выстрела, ни звука мотора, все затихло; лес дышит тишиной, только слабый треск под ногами и шелест задетых ветвей. Когда Коралл выбрался из ельника, он увидел зеленые грузовики на дороге и жандармов в касках. Они стояли метрах в ста перед ним. Безбрежная, невероятная тишина лишила смысла все происходившее, на мгновение загипнотизировала Коралла, вышедшего прямо навстречу опасности.
Было все так же тихо, когда он, лежа за кустом, рассматривал три пустых грузовика, неуклюже покосившихся набок на краю дороги, жандармов, редкой цепью, с интервалами в несколько метров, стоявших спиной к лесу. Тихо. Коралл понял, что произошло. От напряжения стучало в висках, из перелеска не доносилось ни звука. «Мацек, Мацек, Мацек! – билось в нем. – Я не хотел этого, боже, – повторял он, – Мацек…» Он уже знал, что все кончено. Эта тишина могла означать только одно – он опоздал. Конец, на этот раз все…
По-прежнему была тишина. Жандармы уже выглядели совсем обычно; тот, что стоял напротив Коралла, чуть расставив ноги, с винтовкой наперевес, державшейся на ремне, то и дело поднимал согнутые руки, разминаясь.
Коралл мог только смотреть и слушать… Он встал и под прикрытием кустарника дошел до того места, где кончался перелесок, заметил гранатомет во рву, нацеленный на лес, и вторую цепь жандармов. «А может, ему удалось проскользнуть?» – подумал он о Мацеке. Когда Коралл вернулся в ельник напротив грузовиков, из перелеска высыпали жандармы с автоматами и люди в черных мундирах с винтовками, над которыми поблескивали плоские лезвия штыков. До него доносились обрывки лающей речи. Зарычал включенный мотор. Они карабкались по колесам и спрыгивали в кузова грузовиков. Некоторые снимали каски, вытирали пот со лба. Они никого не несли – никого. Что это значит? Все вышли из леса, никого больше не было. Что это значит? Их нет в живых… А может, их вытащили с той стороны? Первый грузовик тихо пополз по песку.
Уже наступили сумерки, когда Коралл вошел в перелесок. Тишину нарушали только его шаги и громкое, прерывистое дыхание. Чем ближе Коралл подходил к месту, где лежали Ястреб и Венява, тем медленнее он шел; он раздвигал еловые ветви, оглядывался вокруг, ища каких-нибудь следов борьбы. Но ничто не изменилось, все было, как и раньше. А может, их не нашли, может, прошли стороной, может… Он побежал. Это здесь, он узнал ель, за которой лежал Ястреб. Коралл остановился, потом медленно приблизился, прислушиваясь.
– Ястреб… – повторял он. – Ястреб…
Молчание. Он только отодвинул ветви и сразу все понял, а сделав два шага, представил, как это произошло. Он прошел к Веняве. Та же неподвижность, молчание… Коралл остановился в нескольких метрах от тела. «Конец, конец». Только это слово стучало у него в голове. «Теперь я свободен», – сказал Коралл сам себе. Услышав шорох за спиной, он повернулся, рывком вытаскивая пистолет.
– Ты здесь, Коралл…
– Мацек!
Мацек стоял перед ним; в душном полумраке взгляды их встретились.
– Ты вернулся, Коралл…
– Как видишь…
– Он умер раньше… – быстро сказал Мацек, кивнув в сторону Венявы.
– Раньше?
– Прежде, чем все это началось. Ты был прав, Коралл, он все-таки пришел в сознание.
– А ты как отсюда выбрался?
– Она меня вывела.
Коралл увидел девушку в светлом платье и рядом с ней мальчугана с коротким кнутовищем в руке.
– Он уже был здесь, – сказал Коралл.
– Мы проскочили под самым носом у этих сукиных сынов, да, Эвка? Главное – знать местность…
– А Ястреб? – спросил Коралл.
– Ястреб?
– Ты видел, что они с ним сделали?
– Нет. – Мацек поморщился, его передернуло, он уставился на Коралла жестким, откровенным взглядом. – Они ничего не могли уже с ним сделать…
Коралл опустил глаза.
– Понимаю, – сказал он. «Насколько же легче, я не рассчитывал на это, не мог рассчитывать…»
– Хорошо, что ты вернулся, Коралл, – повторил Мацек.
– Теперь это ни к чему, – выкрикнул Коралл. – Мацек, я не убегал, ты мне веришь?
– Ну-у-у, – протянул Мацек, – раз ты здесь…
– Ты думаешь, я все это время прятался в кустах? Я возвращался, Мацек. Я слишком далеко забрался и не успел, просто не успел…
– А что бы ты тут делал? – буркнул Мацек. – Тут работы было немного.
– Но я хотел вернуться…
– Ты все равно не смог бы ничего сделать…
– Я хотел взять это на себя. Поверь мне.
– Ладно… А я разве что-нибудь говорю?
– Можешь.
– Нет, – оборвал его Мацек. – В лесу святым не станешь… – и добавил: – Почему бы мне не верить тебе?
Он сказал это так искренне, что Коралл сразу замолчал.
– Черт бы побрал эту войну, – заговорил снова Мацек, лицо его исказила гримаса, казалось, он вот-вот расплачется.
– Черт бы ее побрал, – повторил Коралл с сердцем, – ты прав.
К ним подошла девушка, мальчуган все время держался за ее платье.
– Пойдем, – сказала она, – ночью приведу своих товарищей, мы выроем могилу.
– Поставьте хоть какой-нибудь крест, – попросил Мацек. – Поручик Венява, кавалер ордена Виртути Милитари, и партизан Ястреб, семнадцати лет. Больше мы ничего не знаем, да?
Коралл покачал головой.
– Венява пришел в себя перед самой смертью, – рассказывал Мацек. – Хорошо, что ты вернулся, Коралл. – Он протянул руку. – Покажи свой пистолет.
– Зачем?
– Не понимаешь?
Коралл пожал плечами, вынул пистолет из-за пояса.
– Он с секретом. – Мацек взял пистолет, хлопнул ладонью по ребристой рукоятке. – Хитро придумано… Внутри должно быть кое-что для нас…
– До свиданья, Эвка!
Пожатие маленькой сильной руки, а на щеке – легкий поцелуй, и близко-близко – темные глаза.
– Я вернусь, – говорит Мацек. Он наклоняется с воза, обнимает и прижимает к себе девушку. – Держись, ты еще увидишь ребят Априлюса…
– Пока! – Мальчуган протягивает Кораллу руку.
– Пока, брат!
– Но-о-о! – погоняет сгорбившаяся на передке воза тень.
…Запомни этот дом у леса, запомни этот двор с открытыми воротами овина, запомни этого мальчугана и эту девушку, никогда не забывай этой девушки, которая стоит сейчас посреди дороги; издали еще видно белое пятно ее платья.
– Ну и ночь, – произносит Мацек, – им будет светло могилу копать…
Воз подскакивает на колдобинах, от каждого толчка рука болит все сильнее.
– Черт побери, – ворчит Мацек, – смотри-ка, мы так ждали этого приказа, а оказалось – загадка; ты так и не расшифровал?
– Нет, – беззаботно отвечает Коралл, – но это не беда.
– Конечно, – соглашается Мацек. – Кто-нибудь разберет.
– Ну как, хлопцы? – Возница поворачивается к ним боком, виден его острый длинноносый профиль. – Ну как?
– Что «как»? – спрашивает Мацек.
– Тяжело, хлопцы… – Из-под надвинутого на лоб козырька кепки возница смотрит на Коралла, останавливает взгляд на его руке. – Это ничего, – говорит он. – Огнестрельная? Это ничего…
Он наклоняется и вытягивает из-под соломы пыльную поллитровку, осторожно обтирает горлышко рукавом.
– Выпьем?
Мацек поднимает бутылку, лунный свет мерцает в желтоватом самогоне.
– За то, что будет… – говорит он.
– Но-о, пошел…
Конь протяжно всхрапывает, мотает головой, неспокойно стрижет длинными, резко очерченными в лунном свете ушами. Мацек запрокинул голову, приставив ко рту бутылку; вот он отрывает горлыыко от губ, передергивает плечами, протягивает бутылку вознице.
– Ваше здоровье, хлопцы, – говорит возница, переводя взгляд с Мацека на Коралла, и торжественно поднимает бутылку. – За польских героев, – говорит он.
– Эх, брат, – откликается Мацек, – героев нет в живых…
Конь все время беспокойно позванивает упряжью.
«Героев нет в живых», – повторяет про себя Коралл.
1960

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10