Орниччо водил меня по Палосу целый день, но я не чувствовал усталости – так занимало меня все в этом мавританско-испанском городе.
Домой мы вернулись в самом хорошем расположении духа.
Орниччо уложил меня на полу в прихожей, где всегда спал сам, и зажег свет, поджидая своего господина.
Утомленный дорогой и впечатлениями длинного дня, я немедленно уснул.
Проснулся я оттого, что кто-то, распахнув дверь, больно ушиб мне бок.
Я тотчас же узнал голос адмирала и с бьющимся сердцем стал дожидаться, когда Орниччо заговорит обо мне.
Но мой друг принес адмиралу умыться и подал есть, не говоря ни слова. Очевидно, адмирал был в дурном настроении, и Орниччо не решался начинать беседу.
Я слышал, как скрипнула постель адмирала, когда он улегся. Воцарилась тишина.
– Доброй ночи, мессир адмирал, – сказал друг мой. И адмирал ответил ему:
– Доброй ночи.
– Я могу уже ложиться? – спросил Орниччо. Он, вероятно, чувствовал, как волнуюсь я здесь, рядом, за стеной, и оттягивал свой уход.
– Орниччо, – вдруг сказал адмирал, – сегодня все как будто сговорились вывести меня из себя. На «Нинье» поставили латинские паруса вместо прямых, как я распорядился, а под вечер прибыло письмо от королевы. Ее величество предписывает мне, выйдя в Море-Океан, держаться подальше от Гвинейского побережья, чтобы не раздражать португальцев. Неужели мои враги при дворе опять берут верх и королева перестала верить в то, что я отплываю на запад? Иначе для чего им было предостерегать меня от пути вокруг Африки?. Ты хочешь спать, мальчик?
– Нет, я слушаю вас, господин, – с готовностью сказал Орниччо. – А может быть, ее величество плохо знакома с картами или сама путает восток и запад? – вздумал он пошутить. Господи, он все напортил!
– Не болтай ерунды! – сказал адмирал.
Опять молчание. Боже, дай мне силы все это перенести!
– Так чем же окончилось твое приключение в балагане? – вдруг спросил адмирал уже другим тоном. – Удалось ли тебе побить того дурака?
– Господин мой адмирал, – ответил Орниччо, – если вам не спится, я могу рассказать более интересное приключение.
Сердце мое забилось с такой силой, что я боялся, как бы его биение не услышали за стеной.
– Расскажи, – с интересом сказал адмирал.
– Это случилось в одном приморском городе, ваша милость, – начал мой друг, – ну примерно, как Палос или Генуя. В одной мастерской работало двое товарищей, страстно любивших море.
Мне казалось, что Орниччо говорит слишком медленно, так как моя мысль обгоняла его слова.
Называя меня другим именем, он описал адмиралу все мои приключения. Он так подробно рассказал об одноглазом капитане, о мастере Тульпи и о хозяине «Калабрии», как будто сам присутствовал при этом. Даже о моем новом платье и о сундучке с бляшками он не забыл упомянуть. Закончил Орниччо свою повесть моим прибытием в Палос.
– Вы не догадываетесь, мессир адмирал, о чьих злоключениях я вам рассказывал? – спросил он. – Мой милый друг Франческо Руппи, за которого я просил вас уже неоднократно, приехал в Палос. Бедняга лишился сна и перестал есть, он бредит Индией. Он мечтает после этого путешествия отправиться с вами отвоевывать гроб господень.
В этот момент, согласно нашему плану, я должен был появиться и броситься на колени перед адмиралом. Дрожа от волнения, я поднялся с полу и ждал.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?! – услышал я раздраженный голос адмирала. – Разве у меня мало своих дел и неприятностей? Туши огонь и укладывайся спать, так как завтра мы поднимемся до рассвета. И не надоедай мне больше со своим Франческо Руппи!
ГЛАВА XI
Злой старик
Нет горя, которого нельзя перенести. Так говорят старые люди. И я с помощью моего милого Орниччо перенес свое горе. Он ежеминутно ободрял и поддерживал меня.
– Может быть, синьор Томазо был прав, – говорил он, – и тебе действительно еще рано пускаться в такое плавание. Мы вернемся в Геную, чем несказанно обрадуем нашего доброго хозяина. Титто Бьянки честный человек и, конечно, возвратит синьору Томазо сундучок с платьем и деньги за твой проезд. А так как мы уже повидали свет, то теперь хозяин, возможно, пошлет нас куда-нибудь по своим делам. Орниччо так убедительно меня уговаривал и так удачно смешил, что я начал считать себя совсем уж не столь несчастным, как это мне казалось в первую страшную ночь в Палосе.
Последние дни июля стояла прекрасная погода, дул благоприятный ветер, но адмирал отложил отплытие флотилии на пятницу, 3 августа, ибо пятница, сказал он, это день, благоприятный для всех начинаний.
Поэтому мы с Орниччо решили дождаться отплытия, а затем договориться с кем-нибудь из прибывших из Генуи, чтобы нас взяли в обратный путь.
Капитан-венецианец взялся нас доставить в Италию, но отплывал он 25 июля, и, так как других кораблей не было, мы договорились отправиться с ним, не дожидаясь отплытия флотилии.
Как часто бывает в таких случаях, когда миновала надобность в матросах и лоцманах и экипаж эскадры был подобран, к адмиралу стали обращаться различные люди с предложением своих услуг.
Здесь побывали и дряхлые, разбитые болезнями старики, и пылкие юноши, и люди, вполне пригодные для путешествия. Для всех у адмирала был один ответ: «Божьей милостью у меня уже имеется команда, и больше людей мне не понадобится».
Поэтому, когда однажды к нам постучался сгорбленный старик, я, взглянув в его красные, слезящиеся глаза, сказал:
– Адмиралу не понадобятся ваши услуги, отец, идите с миром.
Старик грубо оттолкнул меня и открыл дверь. Мы с Орниччо до прихода старика сидели на пороге и чинили плащи, но тотчас же встали и вошли вслед за ним.
Увидев старика, адмирал велел ему остановиться у порога, а нас выслал из комнаты.
Спустя минуту он вышел на крыльцо и приказал нам оставить работу, перейти на другую сторону улицы и ждать его зова.
Для того чтобы наши плащи не унесло ветром, мы положили на одежду камни, сами перешли улицу и сели на ступеньках, следя за окнами адмирала.
Почти тотчас же мессир открыл окно и крикнул:
– Эй, мальчик. как тебя. Франческо Руппи, ступай сюда!
Я думал, что ослышался, так как никогда до этого господин не называл меня по имени.
Стремглав кинулся я на его зов. Когда я вошел в комнату, старик стоял на том же месте, а адмирал в волнении большими шагами ходил по комнате.
Щеки его были багрового цвета, а волосы, которые в Палосе он отрастил до самых плеч, летали за ним по комнате, точно пламя.
– Мне помнится, что ты умеешь чертить морские карты. – сказал мне адмирал. – Разверни карту, – обратился он к старику.
Тот тряхнул свиток, развернувшийся почти до полу.
– Сможешь ли ты перерисовать такую карту? – спросил адмирал, не скрывая своего восхищения.
Я бросил беглый взгляд на карту. Да, она была достойна восхищения адмирала. Вся она была вычерчена с тщательностью гравера, надписи были сделаны красивым крупным шрифтом, краски были такие нежные, что она походила на картину.
– Я могу ее перерисовать, мессир, – ответил я, – но такой труд отнимет много времени, так как здесь полно надписей.
– Надписи меня не интересуют, – возразил адмирал, – Европу перерисовывать не надо. Мне нужны все обозначения, начиная от острова Святого Брандана до Катая, и все эти водные течения, и всюду точные обозначения широт и долгот. Садись сейчас же за работу и сделай ее как можно тщательнее. Я заплачу тебе так, что ты останешься доволен.
– Мессир адмирал, – возразил я, – я не успею кончить работу, потому что мы сговорились с капитаном, который отплывает на рассвете.
Адмирал молча опять зашагал по комнате.
– Подходят вам мои условия, адмирал? – спросил старик хриплым голосом. – Если да, я оставляю карту и ухожу.
– Подожди!. – крикнул адмирал. – Повтори, что ты сказал, мальчик.
– Мессир адмирал, – сказал я, сам удивляясь своей смелости, – хорошо, я не уеду в Геную. Я сяду сейчас же за работу и не отойду от нее, пока не закончу карты. Но мне не нужно платы. Мессир адмирал, – воскликнул я, складывая руки, как на молитве, – возьмите меня с собой в плавание!
Адмирал внимательно посмотрел на меня.
– Ты так сильно хочешь поехать? – спросил он.
– Решайте сейчас, адмирал, – сказал старик. – Мне надоело ждать. Капитан Пинсон сегодня даст мне такую же цену.
– Молчать! – крикнул адмирал. – Карта – моя. – Он продолжал ходить по комнате. – Я возьму тебя. – обратился он ко мне как бы в раздумье. – Мне самому уже трудно обходиться без Орниччо. И хотя их высочества приставили ко мне пажа – Педро из уважаемого кастильского рода Сальседа, да еще слугу – тоже Педро – де Торресоса, мне думается, что их я переведу в грумето, хотя навряд ли и там, на палубе, из них будет толк. А вдали от родины мне будет приятно иной раз поговорить с вами по-итальянски. Будет все так, как мы с тобой договорились, – повернулся он к старику. – Иди с миром. До отъезда я с тобой расплачусь.
Положив карту на пол, старик, прихрамывая, вышел из комнаты.
– Теперь слушай меня внимательно, – сказал адмирал. – Ты никому ни слова не должен говорить о карте. Я запру тебя здесь на замок, и тебе никто не будет мешать. Окончив работу, ты немедленно бросишь в огонь карту старика, а руки хорошенько вымоешь. Пол, где лежала карта, место, где стоял старик, дверь, которой он касался, также вымоешь горячей водой. Орниччо я пошлю в монастырь ла Рабида за отцом настоятелем, и ты можешь работать на свободе.
– Орниччо тоже не должен знать о карте, мессир? – спросил я.
– Никто из матросов и капитанов не должен знать, – ответил адмирал, – а Орниччо – мой слуга, и ему известны все мои дела. Вот в ящике пергамент, краски, тушь и перья – все принадлежности для черчения. Я сам на досуге часто занимался этим искусством.
Я тотчас же принялся за работу. Но, как только на двери загремели засовы и плащ адмирала промелькнул мимо окон, я тотчас же вскочил с места и принялся танцевать от радости.
– Миленькая карточка, – кричал я, прижимая ее к себе и целуя, – дорогая карточка, ты принесла мне такое счастье, что я тебя сделаю очень красивой!.
Адмирал не вернулся ночевать, и я проработал всю ночь напролет. Мне не хотелось сжигать карту, я бы предпочел оставить ее себе на память, но я не решился ослушаться адмирала. Я развел в очаге огонь и осторожно положил туда карту. Золотая с черным ободком полоска побежала по ней, но даже на пепле еще можно было разобрать очертания морей и материков. Но вот на моих глазах она побелела и распалась. Согрев воды, я вымыл пол, стол, дверь и умылся сам.
Орниччо только к вечеру вернулся из ла Рабиды. Это большой монастырь, настоятель которого дон Хуан де Маррочена интересуется предприятием адмирала. Орниччо побывал в библиотеке монастыря и с восторгом принялся мне рассказывать о книгах и картах, которые он там видел. Какова же была его радость, когда на его вопрос, для чего я понадобился адмиралу, я рассказал ему о перемене, которая произошла в нашей судьбе.
Узнав о том, как тщательно я обмывал стол, дверь и свои руки, друг мой весело расхохотался.
– Адмирал суеверен, как сицилианец. А тут еще эти монахи поддали ему жару, – сказал он. – Карта, вероятно, принадлежит какому-нибудь мавру, или еврею, или еретику, а господин боится соприкасаться с неверными.
Адмирал возвратился в отличном расположении духа.
– Я переговорил с синьором Алонсо Пинсоном, – сказал он. – Тебе будет выплачено жалованье вперед за четыре месяца, как взрослому палубному матросу, а поселитесь вы с Орниччо напротив, в комнате моего секретаря, синьора Марио де Кампаниллы. Ну, Орниччо, доволен ты, что твой Франческо Руппи едет с нами?
Пообедав, мы стали дожидаться синьора Марио де Кампаниллу, чтобы перетащить к нему наше добро.
Поднялся сильный ветер, вскоре перешедший в бурю с дождем. Так как со дня на день ждали отплытия, то всех крайне беспокоило состояние погоды.
Господин два раза уходил и два раза возвращался, а дверь секретаря все еще была на замке.
Наконец через окно мы заметили синьора Марио, поднимающегося вверх по нашей улице, и тотчас же выскочили ему навстречу.
Мы остановили его и под проливным дождем передали распоряжение адмирала.
Синьор Марио нисколько не удивился и, пожалуй, даже был рад этому. Тут, стоя подле его двери, мы убедились, что секретарь адмирала, возможно, и ученый, но крайне странный человек.
Подойдя с нами к двери, он сунул руку в карман, желая найти ключ. Ему попался вместо ключа клочок бумаги; он тут же развернул его и стал читать вслух при свете уличного фонаря. Это были итальянские стихи. Ветер поднимал плащ над его головой и закрывал лицо волосами. Шляпу он, ради предосторожности, держал под мышкой. Мы с Орниччо, без плащей, терпеливо ждали, продрогшие и мокрые до костей.
Прочитав стихи, синьор Марио сунул руку в карман вторично, вдруг вскрикнул, как женщина, наступившая на мышь, и немедленно выдернул руку обратно. В руке его что-то извивалось.
– Ах, это ты, Бригитта! – вздохнул он с облегчением. – Бедняжка, я и забыл тебя покормить.
Это была длинная голубая ящерица, каких много в окрестностях Генуи.
В третий раз засунув руку в карман и не найдя ключа, он, хлопнув себя по лбу, сказал:
– А ведь дверь-то я и не запер, так как ключ потерял еще третьего дня.
Кроме секретарских обязанностей, адмирал полагал возложить на синьора де Кампаниллу еще труды по собиранию и определению растений и злаков в Индии и на островах, а также по наблюдению за обычаями тамошних животных, птиц и рыб.
Войдя в комнату секретаря, я убедился, что лучше нельзя было выбрать человека для этой цели. Столы, кресла и подоконники были завалены осколками разноцветных камней, засушенными живыми цветами и различными гадами, сохраняющимися в банках. На блюде посреди стола лежал, очевидно забытый хозяином, комок корней или засохших стеблей какого-то растения.
– Приведите все в порядок, – распорядился синьор Марио, – и устраивайтесь поудобнее.
Я немедленно схватил безобразный комок корней, желая выбросить его в окно, но синьор Марио ухватил меня за руку.
– Осторожнее, дружок, это иерихонская роза, привезенная из Святой Земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42