Ну, я, хотя от меня мало проку. Ты. Жалко, что нет с нами Орниччо. Как ни странно, но мне думается, что он имел бы большое влияние на адмирала. Голубок так часто о нем говорит.
Мне пришло на ум, что я должен посвятить секретаря в наш заговор с синьором Альбухаро, но я побоялся огорчить доброго человека.
Мы оба долго молчали.
– Нельзя, чтобы великий человек совершал низкие поступки. – произнес наконец секретарь.
На этой его фразе и закончился наш разговор.
Только наутро, увидев на столе секретаря разорванную на мелкие клочки инструкцию Педро Маргариту, я решился спросить:
– Почему же вы дали мне ее переписать? Может быть, и мне следует вырвать последние листки из своего дневника?
– Как хочешь, – ответил секретарь. – Я несколько раз пытался заговорить с тобой об этой позорной инструкции, но не мог. Ты бы все равно мне не поверил. Поэтому я дал ее тебе переписать.
Действительно, я бы ему не поверил. А последних страниц из своего дневника я так и не вырвал.
ГЛАВА V
В поисках страны Офир
Удрученный последними событиями и отсутствием известий о моем друге, я начинаю думать, что никогда в жизни мне не придется с ним свидеться. Это лишает меня доброго настроения, и работа, которая выпадает на мою долю, теперь кажется мне карой господней, несмотря на то что я вырос в семье, где все трудились не покладая рук и где слово «лентяй» считалось самой оскорбительной бранью.
Я не отлыниваю от своих обязанностей, как другие, ежедневно отправляюсь на склад, где мы занимаемся перелопачиванием зерна, и работаю по десять часов подряд, задыхаясь от пыли и плесени, забивающей мои легкие.
Если бывает надобность, за мной присылают с мельницы, и я сгружаю там зерно или подаю мешки муки на подводы.
Синьор Марио, встречаясь со мной, провожает меня взглядом, с сожалением покачивая головой. Он находит, что вид у меня болезненный и утомленный, но так выглядят четыре пятых всего населения.
Вести, которые к нам доходят из форта святого Фомы, тоже малоутешительны. Разбойничье поведение солдат форта вывело из себя окружающих индейцев, и И апреля трое испанцев, отправившихся в Изабеллу, подверглись по дороге нападению целого индейского племени. Один из солдат был избит в драке, а у другого было отнято бывшее с ним имущество.
Синьор Охеда, узнав о случившемся, немедленно догнал индейцев, захватил в плен касика того племени и его семью, а у индейца, ограбившего испанца, отрезал нос и уши, несмотря на то что сам пострадавший солдат и его товарищи подтверждали, что индеец только отобрал у испанца свое же, похищенное у него ранее добро. Педро Маргарит и его подчиненные хорошо усвоили инструкцию адмирала!
Девять индейцев в оковах были им посланы в Изабеллу на суд самого адмирала.
Согласно полномочиям, данным господину монархами, ему предоставлялось право суда в новой колонии, однако до сих пор он этим правом не пользовался. Как я был рад, что рыцаря Охеды не было в Изабелле! Я сидел в зале и прослушал весь допрос от начала до конца. Индейцы были приговорены к смерти за восстание против белых. Но тут же на суде господин объявил, что по настоянию дружественных касиков они помилованы. И у меня и у синьора Марио стояли в глазах слезы умиления, когда мы возвращались домой.
Но, к нашему глубочайшему сожалению, это был последний случай милосердия, проявленного к индейцам.
Люди Охеды, перенявшие свирепость у своего начальника, без труда нагнали страх на окружающих их индейцев, и господин пришел к выводу, что все окрестные племена можно держать в повиновении, имея армию, в половину меньшую, чем сейчас, излишек же людей можно будет с пользой обратить к мирным трудам.
Однако и то и другое оказалось ошибочным.
Заняв внимание недовольных синьоров приготовлениями к предстоящему походу, устранив слабовольного Маргарита и заменив его Охедой, устроив, таким образом, дела Изабеллы и форта святого Фомы, господин решил заняться дальнейшими исследованиями вновь открытых земель.
Прежде всего он имел в виду отправиться исследовать берега Кубы, которые, по всем имеющимся у него сведениям, представляли не что иное, как прибрежную часть материковой земли. Особенно полагался он на свидетельство англичанина Таллерте Лайэса, которого во второе плавание он так и не взял.
Передав все полномочия по управлению островом брату своему Диего, господин сам занялся приготовлениями к плаванию. В хунту входили патер Буйль, Педро Эрнандес де Коронель, главный альгвасил, Алонсо Санчес де Корвахаль и Хуан де Лухан.
Когда синьор Марио позвал меня, чтобы сообщить, что он вымолил для меня у адмирала разрешение отправиться в экскурсию вдоль берегов Эспаньолы и Кубы, я не выразил ни малейшей радости по этому поводу. У меня не было сил, мне трудно было даже пошевелить пальцем. Добрый секретарь стал уговаривать меня, обещая, что здоровье мое окрепнет, как только я покину эту нездоровую, болотистую местность, а, больной, как буду я пригоден для розысков Орниччо! Только после этого я решил принять участие в походе. И вот 23 апреля 1494 года мы на «Нинье» и трех небольших караках, специально предназначенных для береговых разведок, вышли в море.
Два дня мы плыли вдоль берегов на запад и на третий день очутились напротив того места, где когда-то воздвиг нули форт Рождества.
И тут, у берегов залива Покоя, ко мне вдруг снова вернулись надежда и охота жить. Я расскажу подробно, каким образом это случилось.
25 апреля мы вошли в залив у форта Рождества.
Так как наши суда сидели в воде неглубоко, мы имели возможность не останавливаться далеко на рейде, как это делали раньше, а подойти вплотную к берегу.
Не знаю, разрушительная ли сила ветра, дожди или люди потрудились над обломками Навидада, но от них уже почти ничего не осталось, а местность поразила нас своим безлюдьем.
Матросы при нашем приближении к этим местам стали беспокойно переглядываться, а когда адмирал отдал распоряжение спустить лодки, к нему была отправлена делегация из трех человек с просьбой не тревожить души умерших, которые бродят здесь по берегам залива.
Адмирал, рассчитывавший встретить здесь людей касика Гуаканагари и возобновить с ним дружеские отношения, не видя ни одной лодки в заливе и ни одной живой души на берегу, решил отправиться дальше, чтобы не волновать понапрасну свою команду.
Мне же, в виду развалин Навидада, пришла в голову мысль еще раз побывать в заливе Покоя и навестить хижину моего друга. Не внимая уговорам товарищей, я взял лодку и один отправился к этим дорогим и печальным местам.
Я пристал у берега, привязал лодку в колючем кустарнике и бегом бросился вверх по тропинке. Через минуту я уже был в хижине Орниччо.
Мне достаточно было одного взгляда, чтобы удостовериться, что после того, как я побывал здесь, кто-то уже в ней похозяйничал.
Козьего меха на полу не было, полка была снята со стены и стояла прислоненная к столу. Двумя деревянными колышками к столу был прибит пожелтевший листокбумаги. Дрожа от волнения, я, схватив бумагу, бросился с ней к двери.
Просочившаяся ли с потолка вода была тому причиной, или бумага вообще была уже негодной к употреблению, но коротенькая надпись, сделанная буро-красной краской, была неразборчива.
Я вертел листок перед глазами в разные стороны, и мне наконец стало казаться, что я различаю слова: «Я жив. Орниччо». Но уже в следующую минуту я придумывал другие, и расплывшиеся буквы покорно, по моему желанию, складывались в любую фразу.
Но как бы то ни было, если это Орниччо побывал здесь после меня, то он несомненно жив. А чего мне было еще желать? Увидеться с ним? Но раз мой милый друг жив, я несомненно с ним еще увижусь.
Никакие голоса мертвых теперь не могли бы меня испугать. И я бросился осматривать местность вокруг хижины, надеясь, что это даст мне какие-нибудь сведения об Орниччо. Но тщетны были мои поиски. Белая козочка уже не бродила за домом, исчезла бадья над колодцем и бочка с просоленной кожей. Друг мой, очевидно, обосновался в другом месте, если позаботился взять отсюда свое несложное хозяйство.
Сердце мое сильно билось. Кто знает, быть может, не дальше как месяц, не дальше как неделю или даже день назад здесь ступала нога моего друга. Адмирал отпустил меня на короткий срок, и я медленно стал спускаться по тропинке к берегу.
– Франческо Руппи! – вдруг крикнул надо мной резкий голос, и это было так неожиданно, что я чуть не слетел вниз.
Страх охватил меня. Неужели эти несчастные души еще скитаются здесь, взывая о погребении? И не ужас ли перед ними заставил моего друга так стремительно покинуть насиженное место?
– Куба! Куба! – пронзительно крикнул над моей головой тот же голос.
И, подняв глаза, я вдруг в припадке безудержного смеха повалился на землю.
Так вот кто напугал храбрецов нашей команды и смутил спокойствие адмирала. На ветке надо мной сидел красивый серо-красный попугай. Чистя лапой толстый клюв, он посматривал на меня, светя желтым, как бы стеклянным глазком.
– Орниччо! Орниччо! Куба! – крикнул он пронзительно и, сорвавшись с места, шумно взмахивая крыльями, исчез в зелени дерева.
Как, услышав этот резкий голос, я не догадался сразу, что это кричит птица? Видя в домике синьора Томазо перед собой ежедневно дрозда, который говорил «Добро пожаловать», или скворца, который отлично выговаривал наши имена, как я не догадался раньше, что тот же Орниччо обучил говорить и этих тропических птиц? Но почему попугай крикнул «Куба»?
Немедленно я вытащил из кармана бумагу с расплывшейся надписью, и услужливые буквы теперь совершенно явственно стали слагаться в новую фразу: «Я на Кубе. Орниччо». Тогда, чтобы проверить себя, я стал подбирать любую фразу: «Я в Испании», «Я нашел золото». И в расплывшихся черточках и точках отыскивал все необходимые для этого буквы. Нет, конечно, надпись стала совсем неразборчивой, и не она укажет, где мне искать друга.
Когда я подплывал к кораблю, несколько встревоженных лиц выглянуло мне навстречу.
– Ну что, Франческо, как? – услышал я сразу несколько голосов.
И, чтобы подразнить их, я, отвернувшись в сторону, резко, как попугай, крикнул:
– Орниччо! Куба! Орниччо жив!
– Фу-ты господи! – сказал Эрнандо Диас. – Это в точности, как те голоса, что мы слыхали на острове!
– Это попугаи, это попугаи, – кричал я, танцуя по палубе, – а не голоса мертвых, глупые вы люди!
– О чем ты говоришь? – спросил вышедший на палубу адмирал.
Услышав мой рассказ о птицах и о записке, оставленной Орниччо, он немедленно принялся рассматривать желтую, в бурых пятнах бумагу.
– Мне очень жаль, – сказал адмирал наконец, – нашего милого Орниччо. Не имея под рукой чернил, он вскрыл себе жилу и написал кровью, поэтому-то и расплылась так надпись. Но не напрасно же он обучил птицу слову «Куба». Не означает ли это, что он отправился сам к берегам Катая? Как часто птицы приносили людям добрые известия! Кто знает, не предвещает ли нам попугай встречу с Орниччо?
Среди матросов известие об Орниччо произвело переполох.
– Да, верно, кто его знает, – говорил Хуан Роса мечтательно. – Может быть, Орниччо уже накопал целую гору золота.
Но я, представляя себе встречу с моим другом, меньше всего, конечно, думал о золоте.
ГЛАВА VI
Дорога в Золотой Херсонес
В воскресенье 1 мая мы наконец пристали к берегам Кубы. Наше появление спугнуло индейцев, которые расположились пировать на берегу.
Бывший с нами индеец из окрестностей Изабеллы убеждал кубинцев не бояться белых людей, но никакие уговоры не помогали.
Так как все мы были голодны, то нам не осталось ничего другого, как воспользоваться остатками пиршества, и мы до отвала наелись рыбы и прекрасных ароматных плодов.
После этого мы разложили на прибрежном песке бусы, цепочки и колокольчики и стали дожидаться, что произойдет дальше.
Увидя, что у нас нет враждебных намерений, индейцы мало-помалу стали приближаться к нам.
Через индейца-переводчика мы убедили их взять наши подарки в уплату за съеденный обед, и их радости не было конца. Затем господин поручил переводчику расспросить у индейцев, известно ли им что-нибудь о человеке с белой кожей. К нашему удивлению, все индейцы тотчас же стали указывать на запад.
Наш переводчик плохо владел языком кубинцев, но, если он их правильно понял, наши поиски Орниччо должны увенчаться успехом. И так как задуманный адмиралом путь также лежал на запад, то, подняв паруса, мы отправились дальше, не отходя далеко от берега.
Еще никогда мы не совершали такого приятного путешествия. Привлеченные рассказами туземцев о нашей щедрости, к нам навстречу съезжались десятки лодок местных жителей, в обилии снабжая нас рыбой и фруктами. Я с радостью следил за повеселевшим лицом адмирала. Как непохоже было его обращение с кубинцами на жестокость, которую он проявлял в отношении туземцев Эспаньолы! Не потому ли он мягок, что с нами нет воинственного и нетерпеливого рыцаря Охеды?
Слухи о виденном белом человеке сопровождали нас в пути, а 2 мая кубинцы сообщили нашему переводчику, что к югу от Кубы лежит обширный остров, где в большом количестве находят золото. Это было слишком соблазнительно, и 3 мая мы взяли курс прямо на юг.
Гористый остров, встреченный нами, был густо заселен, и жилища дикарей спускались по берегу почти до самой воды.
Местное население совсем не походило на добродушных обитателей Эспаньолы или Кубы. При первой же попытке высадиться мы были встречены градом стрел. Десятки лодок со страшными на вид дикарями угрожающе преградили путь нашей небольшой флотилии. Дикари швыряли в нас дротиками и оглашали воздух воинственными криками. Это напомнило нам карибов, встреченных во время первого путешествия.
Так как господин считал необходимым здесь высадиться, то мы и сделали это под прикрытием ломбарды. Хозе Эрнандес предложил употребить для устрашения индейцев бывшего с нами пса, который свои громким лаем и свирепой мордой действительно немедленно обратил местных жителей в бегство. Убедившись в нашей силе и численности, касик этой области на следующий день прислал к господину послов с дарами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42