Мне на самом деле надо идти на работу. Ты же сам это понимаешь, правда?
Молчание.
– Это все из-за денег. Ты же понимаешь это, да? Нам надо держаться, понимаешь? – Она выпрямилась. – Пока, дорогой.
– Пока, – громко и с явным облегчением сказал Алистер.
Когда Лиззи ушла, Роберт спустился из офиса в торговый зал, чтобы увидеться с Дженни. Она протирала стекла на картинах какой-то жидкостью изумрудного цвета. Дженни посмотрела на Роберта, но продолжала свое занятие.
– Уверена, что покупатели и не подозревают, что большая часть работы в магазине приходится на уборку, – сказала она.
– Ты видела Лиззи?
– Мельком. Бедняжка, она опаздывала, летела, словно ветер, и мы успели только сказать друг другу „привет" и „пока". Как Алистер?
– Весь покрыт сыпью и, конечно, страдает.
– Бедный мальчик. – Она нанесла жидкость на очередную картину. – У меня тоже была ветрянка примерно в его возрасте. Это было ужасно. Боюсь, что и другие дети могут заразиться.
– Только не это, – простонал Роберт.
– К сожалению, это очень даже возможно. Но зато уже переболеют все сразу.
– Как мы с этим справимся? Дженни посмотрела на Роберта.
– Что вы имеете в виду?
– Если младшие дети заболеют, то как мы справимся с ними и с „Галереей"?
Дженни отошла на шаг от картины, наклонив немного голову, чтобы убедиться, что на стекле не осталось пятен и потеков.
– Я не думаю, что тогда будет время на полировку стекол, но вдвоем мы с вами в „Галерее" управимся. Если же и Тоби заболеет, то я просто присоединю его к вашим детям.
Ее голос звучал так спокойно и уверенно, что Роберт подумал: „Она одновременно и ангел, и гений". Он спросил:
– Ты никогда не теряешь хладнокровия?
– Стараюсь. Я боюсь потерять контроль над собой и жизненными перспективами.
– Этого, я думаю, боятся все.
– Может быть, – сказала Дженни, – но я – тем более, ведь я во многом хуже других.
– А по-моему, ты замечательная, – проговорил Роберт.
Дженни вспыхнула. Ее лицо залила краска.
– Вы не должны так говорить.
– Почему?
– Потому что это не так. Я практична, приношу пользу и на меня можно положиться. Но это и все.
Роберт улыбнулся ей.
– В данный момент твою практичность, надежность и полезность я и определяю словом „замечательная". Никаких громких фраз, никаких криков, никаких капризов…
– Потому что у меня нет никаких проблем, – коротко вставила Дженни, переходя к следующей картине.
– Дженни…
– Нет, – твердо сказала она, – вам пора приниматься за работу. Я не настолько наивна, чтобы не понимать, что вы хотите сказать. И вам не следует это говорить. Тем более когда ее нет здесь. И я уже говорила вам об этом.
– Извини, – пробормотал Роберт. У него вдруг странно заныло сердце, как будто туда перекинулась головная боль. – Ты совершенно права. Я буду в офисе, если понадоблюсь.
Она кивнула, и ее волосы мягко качнулись. Дженни боялась встретиться с ним глазами.
– Хорошо… Когда он открыл дверь офиса, внутри уже заливался звонком его прямой телефон, номер которого был известен только в школах, где учились дети, Фрэнсис, Барбаре и Уильяму, а также самым близким партнерам и клиентам.
– Роберт Мидлтон, – сказал он в трубку.
– Мистер Мидлтон? О, мистер Мидлтон! Это миссис Кернс из начальной школы Ленгуорта. Боюсь, вам нужно сейчас же подъехать сюда и забрать Сэма. У него сыпь. По-моему, это ветрянка. Он говорит, что у его старшего брата сейчас тоже ветрянка.
– Да, это тан.
– Мистер Мидлтон, вы знаете, требования карантина такие жесткие…
– Да.
– В соответствии с ними все дети, имевшие контакты с Сэмом…
– Я понимаю, миссис Кернс. Мне жаль, что так получилось.
– Значит, вы сейчас подъедете?
– Я постараюсь приехать как можно скорее.
– Думаю, будет лучше, если вы заберете и Дэйви.
– Да, миссис Кернс.
Когда Лиззи вернулась домой, Алистер все еще оставался по-прежнему укутанным, как мумия, а Сэм лежал голый на диване. Он сказал, что не может надеть ни пижаму, ни даже футболку, поскольку все тело у него чешется. По его словам, он не мог сдвинуть ноги или прижать руки к телу, потому что тогда боль становилась невыносимой и ему приходилось стонать. Он и стонал, чтобы, видимо, подкрепить свои слова перед Лиззи. На кухне Гарриет ела морковку и читала журнал для подростков. На ней были темные очки, поскольку у нее болела голова (а разве не с головной боли начинается ветрянка?). В ванной Роберт купал Дэйви, который уверял, что нашел язвочку у себя на коленке, и поэтому просил, чтобы его не оставляли одного в темноте, закутанного в простыни, полотенца и платки.
Лиззи села в ванной на закрытую крышку унитаза и сняла туфли.
– Что же нам делать?
– Перемочь все это, – глухо проговорил Роберт, намыливая Дэйви спину.
– Давай, я домою, – предложила Лиззи. – Ты мог бы заняться ужином.
– Нет.
– Тогда ужином займусь я. Что у нас там есть?
– То, что ты купила.
– Я ничего не купила. Я работаю до половины шестого, и ты знаешь об этом. А все магазины именно в это время и закрываются.
– Значит, у нас ничего нет.
– Нет продуктов? – прошептал Дэйви. Он посмотрел на свою коленку. – Там правда дергает.
– У тебя нет ветрянки, – терпеливо сказал Роберт.
– Там должно быть немного пиццы, – проговорила Лиззи, вставая.
– Раз ты говоришь, значит, должно быть.
– Что у тебя с настроением?
Роберт ничего не ответил. Он поднял Дэйви, чтобы помыть ему попку.
– Я весь день звонила по телефону с напоминанием об оплате счетов за семестр, – попыталась объяснить Лиззи. – Как проклятая, весь день. Больше ничего не успела. Это было милое занятие – выдавать звонок за звонком родителям, которые постоянно заняты на совещаниях, или же их телефоны просто не отвечают. – Она переступила через ноги Роберта и вдруг почувствовала такую усталость, что чуть не упала. – Я не виновата, – сказала она, и ее голос задрожал, – что все подхватили ветрянку.
– Я этого и не говорил.
– Но ты подразумевал это.
– Иди и займись ужином. – Роберт вынул Дэйви из ванны, держа его, как младенца, а не как мальчика. Так подумал Дэйви. Он вывернулся из рун отца и схватил полотенце.
– Я сам!
– Как хочешь.
– Роберт, – проговорила Лиззи, глядя на них сверху вниз, – ну чего мы с тобой все время пикируемся?
Он посмотрел на нее без всякого сочувствия. Затем отвернулся к Дэйви и, вытирая тому ноги уголком полотенца, сказал:
– Что за дурацкий вопрос? Как будто ты сама не понимаешь.
На следующий день Лиззи позвонила в Уэстондэйл и сказала, что не выйдет на работу, потому что двое ее детей заболели ветрянкой, а еще один из оставшихся двух, если не оба, тоже может в любой момент заболеть. Миссис Дриздейл, ответившая ей по телефону, неискренне, как показалось Лиззи, посочувствовала и сказала, что попросит Фриду Мэйсон заместить ее на несколько дней. Лиззи чуть не заревела. Она представила себе Фриду Мэйсон, беспощадно губящую за три дня все, что сделала Лиззи за три семестра, вновь развешивающую те ужасные занавески, намеренно засовывающую в принтер скрепленные степлером бумаги и возрождающую к жизни скандалы с родителями, погасить которые Лиззи смогла лишь год спустя.
– А не могли бы вы взять на время кого-нибудь из агентства по трудоустройству? Не будет ли неудобно просить Фриду теперь, когда она уже уволилась?
Миссис Дриздейл твердо ответила:
– Напротив, она же – член семьи Уэстондэйла и всегда им останется. Она будет очень польщена.
„Конечно, – сказала себе Лиззи, – конечно будет!" Она закричала пустой кухне:
– Она окажется в своей проклятой стихии!
– Разве не похоже на штаны для кун-фу? – спросил Дэйви, входя в кухню в одних штанах от своей пижамы.
– Что?
Дэйви высоко пнул воздух ногой и сжал кулаки.
– Вот тан. Раз, два…
– Да, вполне. – Она взглянула на него. – Если уж ты собираешься заболеть ветрянкой, то не мог бы поторопиться с этим?
К обеду Дэйви заболел. Стоял жаркий день. Один из сумасшедших жарких дней начала лета. И, когда Лиззи раскрыла окна в квартире, шум уличного движения и гарь от автомашин ворвались в дом, словно коричневый туман. Сэм включил телевизор намного громче обычного, утверждая, что оглох от ветрянки и из-за грохота транспорта ничего не слышит. Он задернул шторы, так как Алистер сказал, что если он этого не сделает, то вдобавок ко всему еще и ослепнет. Они с Дэйви растянулись в полутьме перед мерцающим экраном и смотрели старый фильм с Гретой Гарбо, все время вздыхая и почесываясь. За одной из закрытых дверей находился в своем обычном расположении духа Алистер, хотя, как сказала Гарриет, его сыпь понемногу успокаивалась. За другой дверью сама Гарриет красила ногти поочередно черным и красным лаком и представляла, что однажды Фрейзер Прингл посмотрит на нее так же, как смотрит теперь на ее бывшую лучшую подругу, а теперь главную соперницу Хизер Уэстон. Лиззи тщательно приготовила для детей обед, состоявший из тонко нарезанной и поджаренной ветчины, молодого картофеля и зеленого горошка. Все отказались есть, тяжело вздыхая и вопрошая, почему им не предложат гамбургеров. Затем появился похожий на тень Пимлот, видимо, посланный матерью для того, чтобы заразиться ветрянкой и переболеть ею одновременно со всеми, отделавшись от нее раз и навсегда. Увидев Сэма, он немедленно разделся догола, обнажив зеленоватое, бледное тело, вид которого навел Лиззи на мысль о скрытых под землей побегах вьюна. Все это привело ее в состояние стресса. Она ясно поняла, что не нуждается в голом Пимлоте рядом с Сэмом или Дэйви, и, едва не теряя самообладание, приказала ему мигом одеться и выметаться из квартиры. Он выскользнул из дома, бурча себе что-то под нос, а его глаза с обычно отсутствующим взглядом злобно буравили ее. Когда он исчез, Лиззи, во власти инстинкта самосохранения, уселась на лестнице, чтобы не допустить его возвращения. И тут она вдруг разрыдалась – от напряжения, усталости, разочарования и смущения. В таком состоянии ее и застала Дженни, когда поднялась в квартиру Мидлтонов во время затишья в магазине, чтобы чем-нибудь помочь.
Дженни сразу же взяла все в свои руки. Она сказала, что в течение нескольких следующих дней Роберт будет заниматься магазином, она займется детьми, а Лиззи должна отправиться в Уэстондэйл.
– Но я не могу допустить, чтобы ты нянчилась с моими детьми, – ответила Лиззи.
– Почему нет?
– Потому что это несправедливо, это не твои проблемы…
– Поэтому-то мне и легче этим заниматься, – ответила Дженни.
Она вытащила Алистера из его простыни и из постели, заставила его одеться, а на Сэма и Дэйви натянула футболки, затем организовала детям регулярное питание, и, хотя ее пища не была какой-то особенной, дети съедали все с неожиданным послушанием.
Во время перерыва на ленч Роберт на час поднимался наверх, а она занимала его место в магазине. В половине четвертого каждый день она забирала Тоби из школы и возвращалась к Мидлтонам, оставаясь у них до прихода Лиззи. Роберт и Лиззи, переполненные благодарностью, едва не виляли перед ней хвостом, но она не принимала никаких „спасибо".
– Мне это нравится. Каждому человеку нравится, когда в нем испытывают нужду, разве нет? В экстремальных ситуациях всегда есть что-то захватывающее. Просто позвольте мне продолжать делать все это.
И они согласились. Они позволили ей заниматься их детьми, мыть пол на кухне, гладить рубашки и простыни и оставлять в холодильнике на ужин суп и салат. Они позволили ей все это, так что Лиззи, без всяких взаимных жалоб и обвинений, спокойно ездила в Уэстондэйл и работала там, не мучимая больше неотступным, как мигрень, чувством вины. Теперь и Роберт мог целиком посвятить себя работе в магазине, не испытывая давящего бремени домашних обязанностей и отчаяния, оттого что на них не хватало времени, которое накапливалось в нем, подобно приближению бури. Они позволили ей заниматься этим, поскольку сделать это было так просто, а они были такими уставшими и разбитыми после нескольких месяцев пребывания в состоянии стресса, и любое облегчение в жизни казалось им нежданной каплей воды в пустыне.
И вот однажды Роберт вернулся из магазина после закрытия, а Лиззи задерживалась на работе, и он, к вящему удивлению, обнаружил всех пятерых детей, Тоби и четверых собственных, мирно сидящими в гостиной перед выключенным телевизором.
– А где Дженни?
– Моет ванную, – ответила Гарриет.
– Почему ты ей не помогаешь?
– Я предложила помощь, но она отказалась, так как я переписываю для нее этот кулинарный рецепт.
Роберт вошел в ванную. Дженни стояла босыми ногами в ванне, до блеска натирая кафель на стене.
– Дженни, прекрати это, я прошу тебя, прекрати! Она с улыбкой ответила:
– Нет, я уже почти закончила. Роберт подался вперед.
– Не нужно этого, мы же не собираемся превратить тебя в нашу рабыню.
Он обнял ее и поднял из ванны. Она с трудом выдохнула:
– Прекратите, Роберт!
– Что прекратить?
Дженни посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Она опустила вниз руки, в одной из которых до сих пор сжимала тряпку, чтобы оттолкнуть его, но он оказался проворнее, притянул ее к себе и поцеловал в губы.
И тут Лиззи крикнула от двери ванной:
– Я вернулась!
– Я никогда раньше ее не целовал, – устало сказал Роберт бесцветным голосом, каким говорит человек, повторяющий одно и то же в сотый раз. – Я никогда больше не стал бы ее целовать. Я не люблю ее, я люблю тебя, просто я почувствовал себя переполненным благодарностью, потому что она поддержала меня.
Лиззи стояла у окна их спальни, выходившего на заброшенные фабричные дворы. Заходящее солнце освещало кучи битых кирпичей, прогнивший забор и островки молодых сорняков. Она оперлась на подоконник и смотрела на улицу.
– Что значит „поддержала" тебя?
Роберт сидел на краешке кровати, подперев голову руками.
– Поддержала, будучи такой, черт побери, обычной, такой упоительно, восхитительно нормальной!
– Что ты имеешь в виду? – вновь спросила Лиззи.
– Ты прекрасно знаешь.
– Она не такая, как я…
– Не такая, как ты сейчас.
Лиззи сбросила туфли и оттолкнула их назад ногой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42