– Положение было всегда так важно для Тео, – продолжала она. – Хотя, вероятно… – Она мгновение помолчала. – В Европе врач всегда личность или, во всяком случае, был таким, когда Тео там жил. Так что во многих отношениях перемена для него чрезвычайно болезненна. Некоторые из наших знакомых, которые постоянно приглашали нас к себе в гости и прямо-таки стлались перед Тео, сейчас даже не звонят.
– Ну и Бог с ними!
– Да, конечно. Но даже друзья, которые относятся к нам по-прежнему, а таких, должна сказать, много, и те, наверное, испытывают жалость, приходя к нам с визитом туда, где мы сейчас живем.
– Ну, я бы не сказала, что твой дом – трущоба.
– Нет, но, вероятно, это для них большая неожиданность, и они, уверена, с сожалением говорят об этом между собой.
Если даже я, подумала Айрис, которую никогда особенно не волновали подобные вещи – или мне только так казалось – чувствую это, то насколько же сильнее это должен чувствовать Тео?
Но, понимая, что Анна хотела, чтобы этот день, день рождения дочери, стал для нее настоящим праздником, она жизнерадостно произнесла:
– По крайней мере, мы избавились от многих забот. Раньше, при всем том, что зарабатывал Тео, мы всегда волновались, хватит ли нам денег, тогда как сейчас мы каждый месяц можем рассчитывать» на определенную сумму. Конечно, когда-нибудь придется возвращать этот долг банку. Я так до сих пор и не понимаю, как они могли предоставить Тео ссуду без всякого обеспечения… – И вновь она мысленно себя одернула, напомнив себе, что сегодня у нее праздник, и не время сейчас поднимать такую серьезную тему.
– Полагаю, – заметила Анна, – они просто поверили, что Тео способен со временем вернуть этот долг.
– Не вижу в этом никакого смысла.
Анна в ответ лишь пожала плечами. У Айрис вдруг мелькнула мысль, которая довольно часто ее посещала, что Анна вполне могла подписать Тео вексель. И сделала это в тайне от нее, боясь ее встревожить, что, несомненно бы и произошло, узнай она об этом. И все-таки… Мама, конечно, была богата, но не настолько же!
Она бросила взгляд через стол на руку матери, где сверкало бриллиантовое кольцо – подарок отца. Он любил дарить, ее отец, как и мама; покупки и подарки были для них одним из способов показать свою любовь.
Словно прочтя ее мысли, Анна вдруг сказала:
– Стив так и не получил деньги по тому чеку, что я ему послала.
– Думаю, это противоречит его принципам. – Айрис явственно услышала в своем голосе печаль. – Мы уже целых два месяца не получаем от него никаких известий. У меня сердце заходится, когда я читаю в газетах о столкновениях студентов с полицией или смотрю это по телевизору. Все боюсь увидеть лицо Стива, или прочесть, что его избили или арестовали. Я не могу говорить об этом с Тео. Он приходит в настоящую ярость. Может, таким образом» он пытается скрыть свое горе.
– Думай о хорошем, – постаралась успокоить ее Анна, – например, о свадьбе Джимми.
Лицо Айрис мгновенно просветлело.
– Удивляюсь я смелости Джэнет. Впереди еще два года учебы, а она уже беременна!
– Ты знаешь, – проговорила Анна, – я догадалась, что она беременна, на свадьбе. Была в ней какая-то округлость, сияние на лице, что и навело меня на эту мысль. Конечно, все это бабские сплетни… На что это ты смотришь?
– Смотрю? Я? Ни на что. Так ты говорила, что все это бабские сплетни…
Этот человек!.. О Господи! Он не сводил с нее глаз. За три столика от них сидел Джордан, который сейчас повернулся и, не отрываясь, смотрел на нее. Этот человек…
По какой-то необъяснимой причине ей вдруг совершенно отчетливо вспомнилось, как он стоял тогда, совершенно обнаженный, в дверях спальни, сначала весь горящий от нетерпения, затем охваченный яростью… Ее бросило в жар, потом в холод.
– Было что-то необычайно трогательное в их свадьбе в той маленькой квартирке. Тарелки, расставленные на журнальном столике, и тетушки, хлопочущие на кухне.
Сделав над собой невероятное усилие, Айрис уняла дрожь в сжимающей вилку руке. Она не представляла себе, что можно так дрожать.
– Они могли бы все устроить в моем доме, который, Бог свидетель, достаточно велик. Я им это предлагала, – продолжала Анна.
Что она могла на это ответить?
– Джэнет очень независима. Она бы чувствовала себя не в своей тарелке…
Джордан был с молоденькой девушкой. Вероятно, подумала она, не старше моей Лауры. Вульгарного вида девица, с пронзительным голосом, слышным издалека. На ее свитере сверкали искусственные бриллианты. Разговаривая с ней, он продолжал бросать взгляды на Айрис. Невозможно было избежать этих взглядов, не уткнувшись носом в тарелку.
– Я думаю о твоем отце и о том, как он был бы доволен тем, что церемония была традиционной.
– Мне кажется, папа так никогда и не принял реформы и ходил в синагогу только ради нас, – механически ответила Айрис.
Я, должно быть, единственная женщина, которая когда-либо ему отказала, мелькнула у нее мысль. Он могущественный человек, во всяком случае, это видно по его манерам и богатствам, собранным в этом его изумрудно-белом орлином гнезде. И мое бегство от всего этого, от него самого, обнаженного, нетерпеливого, было оскорблением, которого он никогда не забудет. Надеюсь, мне не придется остаться с ним наедине, если мы когда-нибудь встретимся! Он, конечно, мне ничего не сделает, но страшно подумать, что он может сказать. Анна печально улыбнулась.
– Однако он вне всякого сомнения был бы шокирован, узнав, что невеста беременна… Твои мысли где-то витают, Айрис. Мне кажется, ты ни слова не слышала из того, что я здесь говорила.
– Ты сказала, что папа был бы шокирован, – думай, приказала она себе, сосредоточься. Смотри прямо на маму. – Да, он чрезвычайно снисходителен, но этого он бы, несомненно, не простил, – как и меня, подумала она, за то, что пошла в «Уолдорф» к Джордану.
– Это правда, – сказала Анна. – Нарушение приличий не вызывало у него никакого сочувствия. Потому что он сам их никогда не нарушал.
«Я должна сосредоточить все свое внимание на Анне. Со стороны должно казаться, будто я поглощена разговором с нею и не вижу никакого Джордана».
– Папа действительно соблюдал все заповеди, – сказала она, чувствуя, что Джордан разгадал ее маневр. Сейчас он явно над ней смеялся. Уголки его рта были слегка приподняты в издевательской усмешке.
– С тобой все в порядке? – В голосе Анны звучала неприкрытая тревога.
– Все отлично. Почему ты…
– Человек за тем столиком все время смотрит на тебя. Он что, тебя знает?
– Нет. Кажется, нет.
– Очень странно! Похоже, он все-таки тебя знает. И он с девушкой, так что он вряд ли собирается к тебе подойти.
Я остановился в «Уолдорфе». Почему бы вам не зайти и не выпить со мной чего-нибудь.
«О, мама, – взмолилась Айрис про себя, – может, ты перестанешь говорить и мы уйдем отсюда?»
– Айрис, ты красная, как помидор. Что происходит?
– Ничего. Я… здесь очень жарко. «Скажи «да», – продолжала она мысленно умолять мать, – и мы уйдем… Но нам ведь придется пройти мимо его столика… и в последний момент я могу испугаться и сбежать».
Руки Айрис, лежащие на коленях, непроизвольно сжались в кулаки.
– Со мной все в порядке. Не смотри ты на меня с таким испугом.
Но Анна была напугана, чрезвычайно напугана, хотя голос ее и звучал ровно, когда она заговорила:
– Если ты только позволишь мне тебе помочь…
В эту минуту до нее донесся громкий язвительный смех, который на мгновение заглушил стоявший в зале шум, так что многие даже обернулись, ища глазами его источник. Это был смех Джордана, и Айрис поразило, как она могла об этом догадаться; ведь, по существу, она совершенно не знала этого человека. Шок, должно быть, отразился на ее лице, так как Анна утратила все свое спокойствие.
– Айрис! Это все тот человек, не отрицай! Ты его знаешь. Кто он такой? Ты должна мне сказать!
Это было невыносимо. Какой ужасный ланч. Сколько он может еще продолжаться? Час? Два часа?
– Я… не могу сейчас говорить, – с трудом выдавила она из себя. – Не могу, пока он здесь.
– Он уходит. Не смотри в ту сторону. Ему явно хочется» привлечь твое внимание. Возьми нож и отрежь цыпленка, даже если ты не можешь сейчас проглотить ни кусочка.
Мама разговаривала с ней как с ребенком. Хотя, нет, скорее как с человеком, попавшим в автокатастрофу, и нуждавшемся в помощи. Послушно Айрис склонилась над тарелкой, уголком глаза увидев, как исчезла за дверью, вслед за свитером, обтянутая темной тканью широкая спина Джордана. После этого она положила вилку и прижала обе ладони к горящим щекам.
Мгновение помолчав, Анна спокойно произнесла:
– Я беру свои слова обратно. Ты совсем не обязана мне что-либо рассказывать, если тебе не хочется.
Слова матери, свидетельствующие о ее всегдашней тактичности и доброте, оказали на Айрис прямо противоположное действие, вызвав в ней неодолимое желание тут же все рассказать.
И она начала застенчиво:
– Я встретила его однажды в салоне «У Леа». Я пришла туда купить платье для торжественного обеда, на котором собирались объявить… – в этом месте голос ее на мгновение прервался. – Я ужасно сердилась на Тео. Это было после нашей ссоры из-за Стива и до того, как я захлопнула эту злосчастную дверцу. – Она снова остановилась и вынуждена была прикрыть глаза, чтобы прогнать невольно подступившие к ним слезы.
– Я вижу, тебе тяжело говорить, – подала голос Анна. – Может, мы отложим на время этот разговор?
– Нет, я хочу все рассказать, – и она могла бы добавить: мне это необходимо. Встретив внимательный взгляд Анны, она выпрямилась и твердым голосом продолжила свою исповедь: – Мы вместе вышли из магазина и пошли по улице. Как оказалось, нам было в одну сторону. Он пригласил меня к себе выпить. Он живет в «Уолдорф Тауэрс».
– И ты пошла к нему? – спросила Анна ровным голосом.
– Не тогда. Ему приходилось бывать во многих местах, и он показался мне таким умным, интересным, вежливым… Затем, через несколько дней после той встречи я поднялась к нему наверх. Не знаю, сознавала ли я тогда, что делаю. По существу… Хотя, думаю, что да… Конечно, да.
Айрис внутренне содрогнулась. Тогда в течение нескольких минут она испытывала к нему откровенное желание.
– Но ничего не произошло, так как я не смогла этого сделать. Он страшно рассердился, и я убежала. Это было ужасно. Поэтому-то ему и хотелось сейчас надо мной поиздеваться.
– Кто он?
– Его имя тебе ничего не скажет. Он, судя по всему, невероятно богат. Могущественный человек, в этом я не сомневаюсь.
– Да, – проговорила задумчиво Анна, – он производит такое впечатление. Он также красив, правда, какой-то холодной красотой.
– Мне он тоже вначале показался красивым, но потом он стал мне просто омерзителен, и я пришла в настоящий ужас.
– Скорее, ты пришла в ужас не от него, а от того, что ты собиралась сделать.
– Да, ты, наверное, права.
Элегантная, с изысканными манерами дама в сером шерстяном платье, украшенном изумительным кружевным воротником, дама, принадлежащая другому поколению, другому миру… что она могла знать о таких вещах? Она ведь никогда не «собиралась сделать» что-либо подобное…
Айрис глубоко вздохнула; признание принесло облегчение, сняв с души неимоверную тяжесть.
– Мы столь многого не понимаем в себе самих, – заметила она вслух, – и, наверное, никогда не поймем.
– Не думай об этом. Маловероятно, что ты когда-нибудь еще встретишься с этим человеком. А если такое и произойдет… Анна пожала плечами, дав понять, что воспринимает подобную встречу, как нечто совершенно несущественное.
– Я знаю. С этим теперь покончено. Хорошо, что я тебе все рассказала. – Айрис вновь взяла вилку и принялась за еду, которая вдруг показалась ей невероятно аппетитной. – И я рада, что все так вышло. Только представь – всю жизнь таить в себе подобный секрет! Это же камень на сердце, медленно убивающий яд внутри тебя!
– Да-да, ты, разумеется, права. – Мгновение лицо Анны выглядело задумчивым, даже печальным. Затем оно просветлело. – А теперь – шампанское! – И коснувшись слегка своим бокалом бокала Айрис, она с чувством произнесла: – Все хорошо, что хорошо кончается! С днем рождения тебя, дорогая!
Айрис закончила записи, которые готовила к сегодняшней встрече с родителями, и откинулась на спинку английской скамейки. В теплых лучах заходящего солнца, освещавших маленький дворик, ярко пылали посаженные Анной рододендроны, за которыми она все еще приходила время от времени ухаживать. Дворик казался теперь уютным и каким-то даже родным; Айрис давно уже не испытывала к нему чувств, которые он вызвал у нее в тот черный день, два года назад, когда они сюда переехали.
Здесь, мелькнула у нее мысль, ты не чувствуешь себя отрезанным от других, как там, где мы жили прежде. И это совсем не означало, что соседи ежеминутно вмешивались в твою жизнь; для этого все они были слишком заняты. Но как-то так получалось, что они всегда оказывались рядом, когда ты в них нуждаешься, например, в те дни, когда она болела гриппом и они по очереди приглашали Тео с Филиппом к себе обедать. А эта процессия в канун Дня Всех Святых, вечеринка в квартале в День Независимости, да всего и не перечесть.
Задняя дверь в доме отворилась, и появился Тео.
– А ты уютно устроилась, как я погляжу, – весело заметил он.
– Да, здесь чудесно работается.
Он сорвал голубую астру и вдел ее себе в петлицу.
– Похож на шафера, правда? – Он рассмеялся. – Ты знаешь, я никогда не думал, что полюблю этот маленький дворик. Но сейчас я чувствую себя здесь дома, а не как во временном пристанище на пути наверх.
На пути наверх, подумала Айрис. Через год его ждало серьезное испытание: открытие собственного кабинета и начало новой карьеры. Надеюсь, его не постигает разочарование. Он выглядит таким измученным. Под глазами пролегли новые морщины…
– Памятуя, с чего мы начали, мы многого добились за это время, ты согласна? – спросил он.
– Да, – ответила она, радуясь тому, что он сказал «мы».
Ей припомнилось то время, когда в ответ на ее вопрос о деньгах или о чем-либо еще, столь же важном, он обычно отвечал, что это его забота, не ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55