Длинные стены комнат были словно специально предназначены для того, чтобы на них висели картины, и хотя, безусловно, приятно выбирать полотна в галереях на Мэдисон-авеню или Пятьдесят седьмой улице, каждый раз, когда Тео выписывал очередной чек и радостно нес еще одно сокровище к машине, сердце у нее падало. Собственно, именно Тео не стал возражать, а, напротив, всячески поддерживал ее отца, когда тот решил изменить первоначальный проект, увеличив размеры дома. Он же настоял на постройке террасы и теннисного корта и пригласил дорогого дизайнера для декоративного оформления сада. Простая лужайка и естественная рощица были бы ничем не хуже, который раз подумала она.
Стив с Джимми и трое их друзей из шестого и седьмого классов играли в баскетбол на боковом дворе. На секунду прервав игру, они помахали матери.
Какое-то время она наблюдала за ребятами. Хорошие у нее сыновья. Голые по пояс, потные от палящего солнца, дочерна загоревшие в летнем лагере, мальчики являли собой пример неустанной заботы родителей и дедушки с бабушкой. Счастливые дети. Они и не подозревают, как им повезло. Господи, благослови их, подумала она вдруг, и ей захотелось крепко обнять обоих сыновей прямо здесь, на глазах у всех.
Разница в возрасте между ними составляла всего десять с половиной месяцев. В первый год супружеской жизни Айрис с Тео не осторожничали. Тео был пылким любовником, не думающим о возможных последствиях, а она, со своей стороны, нисколько не возражала. Воспоминания заставили ее слегка улыбнуться. Да, она совсем не возражала.
Так у нее появилось двое сыновей. Мальчики были во многом похожи друг на друга и очень дружны. Ни один еще не стал таким же красивым, как Тео, но это наверняка придет позднее. Уже сейчас в них ясно угадывался их будущий облик: они будут высокими и гибкими, с широкими плечами и узкой талией. Глаза у обоих – ясные и честные. Большие золотисто-карие глаза Стива полны солнечного света.
Оба были отличными спортсменами, хорошими друзьями и способными учениками. Джимми, младшему, приходилось больше заниматься, чтобы сделать то, что Стиву давалось быстро и без усилий. Возможно, поэтому иной раз казалось, что Джимми – старший и более собранный. Подчас он даже защищал Стива. Стив всегда избегал применения физической силы не из трусости, а просто потому, что в глубине души у него сидел ужас перед насилием, который Джимми понимал, хотя и не разделял. Джимми в случае необходимости мог пустить в ход кулаки, главным оружием Стива был язык. Стив был полон самых разных идей, которые отстаивал с пеной у рта. Такой живой, такой любознательный, подумала Айрис, он весь прямо искрится.
Оставив мальчиков за игрой, Айрис вошла в дом.
В кухне Лаура в фартуке, доходившем ей почти до щиколоток, вырезала имбирное печенье. Она склонилась над тестом с сосредоточенным выражением лица, закусив нижнюю губу. Рыжевато-каштановые волосы свободно падали ей на щеки; она была копией Анны. Даже незнакомые люди отмечали это сходство, видя их вместе. Образец возродился, минуя одно поколение.
На дальнем конце стола Элла Мэй лущила горох.
– Сегодня у нас большая готовка. Я еще сделаю из этой девочки первоклассную повариху, – сказала она с любовью.
Лаура уже обнаруживала задатки хорошей хозяйки. Опять гены Анны. Ее комната, обитая розовой тканью, была уютным гнездышком. В подарок ко дню рождения – в этом году ей исполнилось девять – она попросила переоборудовать свою комнату, и Тео, к некоторому неудовольствию Айрис, согласился обставить комнату новой мебелью, заменить ковер, лампы, занавеси. Тео согласился бы достать луну с неба, если бы Лаура попросила. На туалетном столике в комнате Лауры стоял подносик для косметики. Когда мне было девять, я вообще мало что знала о косметике, подумала Айрис и вновь подивилась, каким разным с самых детских лет бывает у человека жизненный опыт. Слава Богу, что Лаура – разумная девочка, и на полках у нее стоят книги, которые она читает.
– Лаура мне очень помогла с яблочным пирогом, миссис Штерн, очень помогла.
– Я почистила половину яблок, – сказала Лаура с важным видом.
– Пирог? А по какому случаю?
– Да ни по какому. Просто доктор Штерн очень любит яблочный пирог.
Даже Элла Мэй обожала ее мужа. И Айрис вдруг проговорила:
– Ты так хорошо к нам относишься.
– А как же иначе? Вы тоже хорошо ко мне относитесь. Вы – моя семья.
У Эллы Мэй было двое детей, которые жили у бабушки в Южной Каролине. На Рождество она уезжала к ним на две недели, и к этому сводилось ее общение с детьми за год, так что она с полным основанием могла называть этих чужих людей своей семьей. Айрис была тронута до глубины души.
В первую встречу с Эллой Мэй Айрис назвала се «мисс Браун», но Элла Мэй поправила ее, попросив называть се по имени.
«Она называет меня «миссис Штерн», – сказала Айрис Тео в тот вечер. – Правильно было бы и мне обращаться к ней соответственно».
«Так уж устроен мир, и ты тут ничего не изменишь, – ответил Тео с легким удивлением в голосе. – В любом случае, если она не возражает, то чего тебе волноваться?»
– Филипп в гостях у своего друга, – напомнила сейчас Элла Мэй. – Звонили его родители, сказали, что вам не нужно за ним ехать. Они сами позже привезут его. Ваша почта на столе в холле.
На узком мраморном столике в холле лежали учебники, новый свитер Стива, который он уже успел порвать, и рядом с вазой с красными осенними цветами – пачка счетов. Застывшие изогнутые ветки и плоские красные лепестки точно повторялись в зеркале, висевшем над столиком, но ее собственное лицо, отраженное в нем между изогнутых веток, состояло, казалось, из отдельных геометрических фигур, как на картине художника-кубиста; отдельные части лица нервно подергивались, сдвигались, наползали друг на друга.
Ни с того ни с сего из глубин подсознания всплыли воспоминания, ошеломившие ее: она вспомнила собственное лицо в детстве и запах – точно такой же, какой и сейчас доносился из кухни – солоноватый запах жарящегося мяса, который наполнял квартиру в тот зимний вечер, когда, стоя за дверью, она услышала мягкий, полный сожаления голос матери: «Но ты должен признать, Джозеф, что она некрасивый ребенок».
Отвернувшись от зеркала, Айрис прошла через холл в гостиную и некоторое время стояла, делая глубокие вдохи, словно желая заполнить легкие чем-то чистым и успокаивающим.
Это была ее комната, выдержанная в спокойных серых и кремовых тонах, изящная и создающая ощущение простора, как японский гравиевый садик. Она была обставлена светлой датской мебелью, пол покрыт сизым ковром. На окнах висели веселые узорчатые занавеси. Солнечные лучи падали на высокие торшеры из шведского хрусталя, отражаясь на паркете радужным многоцветьем. Красная лакированная ширма – до чего же хорошо сочетаются элементы скандинавского и восточного декора! – притягивала к себе взгляд, как пламенеющий костер, и тогда в поле зрения оказывался кусочек внутреннего дворика за стеклянной стеной комнаты, где росла в большой каменной кадке норфолкская сосна. В октябре ее внесут в дом, и она будет зеленеть всю зиму.
В дальнем конце комнаты стоял рояль – «Мини-Стейнвей», который она привезла из дома родителей после замужества. На стене, напротив рояля, висели в два ряда гравюры, тоже привезенные из родительского дома: кулики, бегущие по пустынному берегу во время отлива; далекие, окутанные туманом холмы; болиголов, занесенный снегом.
Созерцание всех этих предметов успокоило Айрис.
Она легко пробежала рукой по клавишам. В тишине пустой комнаты звук получился неожиданно громким. На подставке для нот стояла рабочая тетрадка Филиппа. В прошлом году, когда ему было четыре, он часто стоял у рояля, наблюдая, как мать играет. В этом году она начала заниматься с ним. Объясняла ему все довольно быстро, но он всегда успевал за ней.
«Какая мама, такой и сын», – сказал Тео в прошлое воскресенье, после того как Филипп сыграл для них.
Айрис была счастлива в прошлое воскресенье, счастлива вплоть до сегодняшнего утра, когда вернулись и вновь стали терзать ее старые страхи.
Она прошла через холл в спальню. В дальнем конце холла, так, чтобы на нее падал свет, висела фотография в красивой рамке. Рамку купила мама, а Тео повесил фотографию на это видное место.
«Какое замечательное лицо было у твоего брата, – заметил тогда Тео. – Жаль, что я не знал его. Светловолосый. Должно быть, это он унаследовал по материнской линии».
Золотой ребенок, подумала она сейчас. Так всегда называла его мама. Соседи по кварталу дали ему это прозвище. Айрис видела улицу, на которой жили родители, когда были бедны. Женщины выносили на тротуар складные стулья и сидели, качая младенцев в колясках и наблюдая, как играют дети постарше.
«В школе его все любили, – ответила тогда Айрис. Бедный погибший Мори. Надо воздать ему должное – он был членом баскетбольной и теннисной команд».
«О! У меня был бы партнер по теннису в семейном кругу».
А она подумала: я знаю, что я неуклюжая и плохо играю в спортивные игры, я это знаю.
Она остановилась перед фотографией. Глаза живые блестящие, будто он смотрит на что-то новое и чудесное. А затем ее пронзила мысль – это же Стив.
Лица и голоса периодически повторяются в течение жизни поколений, исчезают в одном, вновь появляются в другом! Это великая тайна, почему мы такие, какие есть. Почему ребенок становится таким, как Мори, золотой мальчик, или как Стив, или как Тео? Или как я?
Странная тяжесть словно легла ей на плечи, пригибая книзу. А ведь начался день так обычно, так приятно.
Жара в доме была удушающей. Возможно, Тео прав, и им следует обзавестись кондиционером. Многие сейчас приобретают кондиционеры, а в новых домах их монтируют сразу при постройке. Но на это уйдет столько денег. В прошлом году Тео пристроил к дому небольшую теплицу, но времени заниматься ею у него почти никогда не хватало. Помимо основной работы он еще бесплатно вел занятия у студентов-медиков и однажды даже ездил в Японию для оказания помощи жертвам Хиросимы. Оттуда, кстати, он привез ей в подарок ожерелье из черного жемчуга. Он не сказал ей, сколько оно стоило, но она случайно увидела страховую оценку и была поражена. Тео гордился своей благотворительной деятельностью, тем, что не заламывает за операции непомерную цену, и это, безусловно, было благородно, честно и справедливо. Он и так получал немало, но несмотря на все его заработки, состоятельными они не были, и это ее пугало. Все-таки у них было четверо детей, а вдруг он заболеет. В уме Айрис начала складывать знакомые цифры: налог на недвижимость, страховка…
Зазвонил телефон.
– Сегодня мы обедаем в клубе. Мы за вами заедем. – Это была соседка. – В семь часов, хорошо?
– Да, – ответила Айрис. – В семь, спасибо.
Она совсем забыла. Опять клуб, на сей раз другой, загородный клуб, где их мало кто знал.
Незнакомые люди, не знающие, что Тео мой муж, обычно удостаивают меня лишь мимолетным равнодушным взглядом, подумала Айрис, но стоит им понять, что я его жена, о, тогда совсем другое дело. Его репутация хорошо известна; к тому же он прекрасно играет в теннис и бридж, и у него неизменно светские манеры. Рядом с ним даже я становлюсь более жизнерадостной, что мне совсем несвойственно.
Но куда же он ехал с этой женщиной?
– Прекрати это! – она сама себя раздражала. – Иди прими ванну, поспи, почитай, приготовь костюм к вечеру, делай что угодно, но возьми себя в руки и прекрати это.
В стенном шкафу висело платье, купленное к торжественному обеду в честь отца. Черный бархатный лиф с низким квадратным вырезом, позволяющим любоваться открытыми шеей и плечами, которых ей нечего было стыдиться, и колье тоже было недурно – золотое с кораллами и бриллиантами, изящное и оригинальное. Юбка на белой атласной подкладке пышными складками ниспадала вниз, подчеркивая талию – лучшее, что было в ее фигуре. Следовало признать, что Леа знала свое дело. Тео настаивал, чтобы она всегда одевалась у Леа. Он любил дорогие туалеты, и она подозревала, что даже шуршание оберточной бумаги, снимаемой с коробок, доставляло ему чувственное наслаждение.
«Обед пришелся на осень, и мне бы хотелось, чтобы ты была в бархате», – посоветовал он в этот раз.
Он-то и научил ее тому немногому, что она знала о моде. Мама отказалась от всяких попыток в этом отношении много лет назад, хотя сейчас подала ей совет, которому Айрис ни в коем случае не собиралась следовать: сделать прическу a-la Джеки Кеннеди.
Айрис не успела разглядеть женщину в машине, заметила только, что у нее были длинные черные волосы, распущенные по плечам – значит, она была молода.
– Прекрати это! – снова приказала она себе. Она должна преодолеть это настроение. Должна. Она пошла в ванную и открыла кран.
– Какая-то ты сегодня притихшая, – заметил Тео, когда они возвращались домой вечером.
Верх автомобиля все еще был поднят. Откинув голову назад, Айрис могла видеть звезды, мерцающие среди деревьев по обеим сторонам дороги. Какое облегчение, что обед с его бесконечной болтовней остался позади. После дневной жары сейчас в воздухе чувствовалось дыхание осени, освежающее кожу и, казалось, делавшее ее чище. Земля отворачивалась от солнца, готовясь к встрече с зимой.
– Разве тебе не было весело? – упорствовал Тео.
– Нет, почему же, все было очень мило.
– По тебе это не заметно. Временами казалось, что твои мысли витают где-то далеко. Ты была такая безрадостная, когда все вокруг шутили и смеялись.
Она выпрямилась.
– Что ты имеешь в виду под «все время»?
– Я этого не говорил. Я сказал «временами», разве не так?
– Да я способна находить больше радости в жизни, чем любой из этих людей, с которыми мы сегодня обедали. Ну, почти любой. Ты только посмотри на звезды. Я чувствую…
– Я говорю не о звездах. Скажи мне, что случилось. Не притворяйся, что ты не понимаешь, что я имею в виду, Айрис. Почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе?
Она не ответила. Невозможно было объяснить, что случилось, без того, чтобы не выглядеть жертвой, неуверенной в себе, сломленной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55