Этого хотят все нынешние люди – быть самими собой, свободно удовлетворять свои естественные потребности. Культурная революция – вот что это такое, – закончил он.
– На мой взгляд, твоя культурная революция не имеет ничего общего с взрывом телефонной станции, – заметила Люси.
– Уверяю тебя, лично я не делаю никаких бомб. Но должен сказать, что те, кто их делают, часто оказываются самыми талантливыми, самыми идейными, самыми большими идеалистами. Они готовы на все, даже рискнуть собственной жизнью, лишь бы остановить эту войну. Я преклоняюсь перед ними.
– Чушь собачья, – сказала Люси.
– О, Боже! – пробормотала ее мать.
Пол встретился взглядом с Виктором Джорданом, которого эта словесная перепалка, видимо, очень забавляла. Пол счел такую реакцию признаком бездушия, поскольку столь откровенная неприязнь между братом и сестрой едва ли может казаться забавной. Нехорошо, что спор разыгрался за этим чудесным столом. Его раздражала причина спора, раздражал Тим, сидевший, как и тогда в Иерусалиме, с видом пророка, уверенного в своей правоте. Внезапно Пол подумал о докторе Штерне и его сыне Стиве.
– Виктор, – обратился Тим к другу, – а ты что молчишь?
Джордан, по-прежнему сохраняя вид человека, которого что-то забавляет, спокойно ответил:
– Я слушаю. Я ведь европеец. Вьетнам меня не касается. Это вам, американцам, надо беспокоиться.
– Если гости сыты, – громко сказал Ларри, – то самое время подавать плам-пудинг.
Внесли горящий пудинг, украшенный веточкой остролиста, а затем пироги. Напряжение постепенно спало, и возобновился обычный застольный разговор: кто-то рассказывал о своих планах съездить на Карибские острова, кто-то о том, что в феврале представит своих собак на выставку Вестминстерского клуба собаководов.
После обеда все вышли из-за стола и разбрелись кто куда. Одни прошли через холл в гостиную к роялю, на котором кто-то начал играть, другие уселись возле телевизора, решив посмотреть рождественскую программу, кто-то вышел на улицу – поразмяться после сытного обеда. Пол, Лия и Мег остались одни в маленьком кабинете хозяйки дома.
– Извините, что все так получилось, – начала Мег. – Меня беспокоит то, что происходит с Тимом, все эти его увлечения.
Никто не ответил, потому что отвечать, в общем-то, было нечего, и Мег, слегка вдохнув, продолжала:
– Дети вырастают и идут своим путем. Самое лучшее, как повторяет Ларри, не задавать вопросов. Может случиться, что ответы тебе не понравятся, а сделать ты все равно ничего не сможешь.
Наступившее вслед за этим молчание нарушила Лия.
– Люси должна служить тебе утешением. Вот в ком я не сомневаюсь.
Мег кивнула.
– Я рада. Она совсем не похожа на меня, но нам всегда хорошо вместе.
После этого разговор перешел на нейтральные темы. Мег сказала, что молодая миссис Донелли хорошеет с каждым днем, а Лия сообщила, что какая-то другая миссис заходила к ней, чтобы купить платья для поездки во Флориду. Пол, не интересовавшийся дамскими сплетнями, заговорил о другом:
– Этот Виктор Джордан несколько озадачил меня. Кто он?
– О, это просто знакомый Тима. Он снимает этот огромный дом с необыкновенным садом и закрытым бассейном. Говорит, что, возможно, купит его. Должно быть, он очень богат. Понятия не имею, как Тим с ним познакомился. Такие люди его никогда не привлекали, так ведь? – Мег пожала плечами. – Но, с другой стороны… – Она помолчала минуту, потом продолжила: – Знаете что? Возможно, я потому чувствую себя в его присутствии как-то неловко, что он напоминает мне Донала.
Пол не мог вспомнить, когда Мег последний раз упоминала имя первого мужа, так давно это было.
– А тебе не напоминает?
– Может быть. Немного, – ответил Пол.
И тот, и другой были красивыми мужчинами с тонкими чертами лица, у обоих был высокомерный вид, свойственный людям, добившимся завидного положения в обществе. Но проводить параллель дальше было бы несправедливо: Пол презирал, даже ненавидел Донала за его пронацистские симпатии и за то, что он причинил Мег столько горя. Что до Джордана, то этот человек вызвал у него мимолетное любопытство, не более.
– Кстати, он швыряет деньгами, – заметила Лия и объяснила Полу: – Я еще раньше познакомилась с ним у Мег. Он зашел к ним и, узнав, что я та самая Лия, владелица «У Леа», забросал меня вопросами. Я даже удивилась. Он знает все лучшие магазины в Европе, да и у нас тоже. С тех пор он приходит ко мне покупать подарки для своих дам. – Лия наслаждалась собственным рассказом. – Люси может прикинуться простушкой и самым невинным и ненавязчивым способом вытянуть из человека кучу информации. Так вот, она выяснила, что он женат. Может, был когда-то, но сейчас у него либо есть женщина в каждом городе, где он бывает, либо его романы очень непродолжительны, потому что он покупает вещи самых разных размеров. Он пригласил Люси провести с ним вечер, но она отказалась, говорит, он не в ее вкусе.
– Хотела бы я, чтобы она наконец определила, кто в ее вкусе, и снова вышла замуж, – пожаловалась Мег. – Я молюсь, чтобы ей повезло так же, как мне.
Но Лия еще не закончила рассказ о мистере Джордане.
– А какие вещи он покупает! Умереть можно! Какая-то девица наверняка умерла, получив в подарок то, что он купил у меня в свой последний приход. Пальто нежнейшего кремового цвета из ткани мягкой, как масло, отделанное черной норкой.
– А мне его подарок не понравился, – сказала Мег. – Не в обиду тебе будь сказано, Лия, но он не для меня, хотя и очень красивый. Да и вообще, это уж чересчур – дарить такую вещь только потому, что Тим пригласил его к обеду. Обычно приносят коробку конфет или цветы, что-то в этом роде.
Лия, конечно же, захотела узнать, что это за подарок.
– Вечерняя сумочка темно-красного цвета из кожи ящерицы с застежкой в форме лебедя. Чудесная вещь, но мне в моей жизни такая ни к чему. Я уверена, она страшно дорогая.
– А, я помню эту сумочку. Значит, она предназначалась тебе? Он в тот день сделал шесть разных покупок. Сказал, что едет в Рим на уикенд и не хочет появляться с пустыми руками. Можешь вернуть, если хочешь. Получишь деньгами, – засмеялась Лия.
– Нет, нет, я лучше куплю что-нибудь полезное. Например, какой-нибудь симпатичный свитер, я из них не вылезаю.
– Ну, тебе придется купить много свитеров, чтобы истратить столько, сколько стоит сумочка.
Вернулись с прогулки любители свежего воздуха, потирая замерзшие руки. Все снова собрались вместе перед тем, как разойтись по домам. Мег усадили за рояль, кое-кто стал напевать мелодии из «Оклахомы» и «Моей прекрасной леди», другие просто слушали. В конце Пол и Мег насмешили всех, спев забавную бессмысленную песенку о продавце льда. Мег объяснила:
– На заднем крыльце у нас обычно стоял коричневый холодильный шкаф. Продавца льда, я помню, звали Элмер, и однажды он…
Пока Мег рассказывала эту историю, Пол размышлял о том, как же он завидует ей и Ларри. Только что они радушно приняли гостей, которые скоро разойдутся, сытые и довольные, и когда за ними закроется дверь, эти двое останутся вместе.
Уже садясь в машину Билла, он еще раз оглянулся на дом. Парадная дверь, на которой висел огромный венок, украшенный красным атласным бантом, была закрыта. В окна видно, что во всех комнатах – внизу и наверху – горят свечи. Мороз был таким свирепым, что какая-то ветка сломалась с треском, похожим на звук выстрела. Но там, в доме, этом светящемся островке в океане мрака, тепло и уютно.
Он скучал по Ильзе, находившейся за тридевять земель от него. Наверное, в Иерусалиме сейчас идет дождь, упорный холодный зимний дождь, как и в тот день, когда она сказала ему, что не вернется «с ним домой.
Ну да ладно.
– Чудесный был день, – сказал Билл, когда они выехали на шоссе. – Они все такие славные люди.
– Все они из разного теста. Семья Мег, я имею в виду. – Голос Лии был задумчивым. Наверное, хорошо иметь такую большую семью. Впрочем, мне трудно судить, у меня ее нет. Но все ее дети так не ладят друг с другом, что им лучше оставаться, как они есть – разбросанными по всей стране. Я заметила, Пол, что ты с Тимом почти не разговаривал.
– Да, после Израиля нам стало нечего сказать друг другу. Ему от меня мало пользы, да и мне от него тоже.
– Его имя приобретает общенациональную известность, – вставил Билл. – Если вся Их братия ограничится речами и призывами, то вреда от этого не будет, может, что-то даже изменится к лучшему. Я и сам сторонник свободы слова, чем больше свободы тем лучше. Но мне совсем не нравится, когда они прибегают к насильственным действиям. Все обязаны соблюдать законы. Мне не нравятся столкновения молодежи с полицией.
Пол снова подумал о сыне доктора Штерна, своем внуке. Говорил ли Штерн, в каком университете учится сын? Может, в том самом, где преподает Тим? Но как бы там ни было, а Пол надеялся, что мальчик не попадет под влияние Тима и ему подобных, не даст сбить себя с толку. В конце концов, в университетах огромное число преподавателей и студентов с самыми разными убеждениями и взглядами. Неизвестно, чье влияние перевесит. Ничего нельзя предсказать заранее. И все же мальчик не выходил у него из головы. «Он доставляет нам массу беспокойства», – сказал Штерн.
Значит, у Айрис далеко не безоблачная жизнь, приходится волноваться из-за сына и из-за самого Штерна.
Билл с Лией продолжали болтать о пустяках, а Пол, сидевший на заднем сиденье, некоторое время предавался своим мыслям, а потом задремал. Его разбудил голос Билла.
– Я не знаю, что это. Не могу точно определить, почему, но Виктор Джордан не вписывался в нашу компанию, а ты как считаешь, Пол?
– Да, мне тоже так показалось, – пробормотал проснувшийся Пол.
Позднее ему суждено вспомнить этот обмен репликами.
7
Сидевший в последнем ряду амфитеатра в лекционном зале Стив посмотрел вниз на сотни неподвижных голов. Все они, как и его собственная, повернуты в сторону человека на кафедре.
Это был молодой, лет тридцати–тридцати пяти, мужчина с румяными щеками и густой копной светлых волос. У него продолговатое, линкольновского типа, лицо, которое, увидев однажды, уже не забудешь. До сегодняшнего первого дня нового семестра, Стив видел профессора Пауэрса всего два или три раза, да и то мельком. Но он запомнил его, и вдобавок, он столько о нем слышал, что при первой же возможности записался на один из его Курсов.
Сочный приятный голос Пауэрса разносился по всей аудитории, в которой сегодня царила мертвая тишина, не нарушаемая обычным покашливанием, скрипом стульев, шелестом страниц.
– Два месяца назад я ездил в Ханой и, уверяю вас, моральный дух тамошнего населения невероятно высок. Простые люди, особенно молодежь, проявляют чудеса мужества. В сравнении с ними я почувствовал себя ничтожным. Посмотрите на свои руки, – внезапно с пафосом воскликнул Пауэрс, – да, поверните их ладонями вверх и посмотрите на них!
Озадаченные, ничего не понимающие студенты тем не менее послушно посмотрели на свои руки.
– Будущее Вьетнама да и всего мира находится в таких вот молодых руках. – Пауэрс наклонился вперед, словно хотел обратиться или даже прикоснуться к каждому в отдельности. – Ну и что же, скажете вы, – продолжал он со страстью, – я молод, я полон энергии, я понимаю, что совершается величайшая несправедливость, но что конкретно я могу сделать? Джонсон принял решение подвергнуть Северный Вьетнам бомбардировкам, жертвами которых станут миллионы невинных крестьян, но как я могу помешать этому? Единственное, что в моих силах – это выразить свой протест против происходящего. Но если люди будут открыто выступать с протестами, если они пересмотрят свой взгляд на мир и перестанут ставить во главу угла личные интересы, то и этого будет достаточно для того, чтобы в конце концов изменился мировой порядок. Не сомневайтесь, так оно и будет. Верьте в это!
Стив почувствовал, что его охватывает необычайное волнение. Кто бы мог подумать, что курс «Проблемы современности в американской литературе» окажется таким живым и интересным. Да, одно дело слушать отзывы знакомых о профессоре Пауэрсе и совсем другое – услышать его самого. Теперь понятно, почему он пользуется такой популярностью и симпатией, почему все стремятся попасть на его лекции. В нем были убежденность, энергия, энтузиазм. Они чувствовались в каждом слове, произнесенном им сегодня утром. Чем-то он напоминал Джона Кеннеди, хотя это поверхностное сходство, потому что Кеннеди по сути своей был политиком, а этот человек – просветителем. Даже не будь профессор Пауэрс так известен, размышлял Стив, любой с первого взгляда распознал бы в нем благородную натуру. В облике каждого человека есть какие-то не поддающиеся определению черты, которые помогают понять, что он из себя представляет, еще до того, как тот заговорит. А этот человек… этот человек был настоящим.
– Во Вьетнаме происходит народная революция, – говорил тем временем профессор, – к которой противоборство великих держав не должно иметь отношения. Если бы мы оставили вьетнамцев в покое, предоставив им самим решать свою судьбу, они бы установили справедливый экономический и общественный порядок и…
Прозвенел звонок. Пауэрс взглянул на часы и улыбнулся.
– Как всегда, не уложился во время. Я хотел рассказать вам о своих семинарах, но времени уже нет, поэтому скажу в двух словах. По вторникам я буду проводить дополнительные часовые семинары, своего рода углубленные дискуссии для студентов, желающих расширить круг программного чтения. Они не имеют никакого отношения к обязательным занятиям, студенты вольны посещать или не посещать их, исходя лишь из собственных интересов. Захотите получить подробную информацию, заходите ко мне в кабинет.
Пробравшись через галдящую в коридоре толпу, Стив вышел на улицу и, улизнув от друзей, с которыми он обычно шел на следующее занятие, кружным путем отправился в одиночку к корпусу естественных наук. Зима Среднего Запада, поразившая его своими свирепыми морозами, в начале января решила устроить себе передышку, и сегодня на улице была оттепель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55