Изабелла положила отрубленную голову возлюбленного в цветочный горшок и ухаживала за выросшим базиликом. На глаза Эннабел навернулись слезы.
– Это стихотворение образумит критиков, которые называют «Гиперион» подражанием старику Мильтону. Ей-богу, Джон, ты один из величайших поэтов наших дней!
«И умерших», – добавила про себя Эннабел. Вновь печаль сжала ее сердце. Когда Китс скромно отклонил их похвалу, девушка подумала о том, как далека от истины эпитафия на его надгробном камне:
«Здесь покоится тот, чье имя неизвестно.
23 февраля 1821».
И тут Эннабел едва не совершила серьезную ошибку.
– Вы непременно должны написать стихотворение в честь Фанни Браун.
Молодые люди удивленно взглянули на Эннабел, и она поняла причину недоумения на лице Китса. Поэт познакомится с Фанни и влюбится в нее только будущей осенью.
– Простите, – сказал Китс, – эта особа, с которой я должен быть знаком, англичанка?
«О, Боже! А что, если я вторглась в будущее этого человека и нарушила что-нибудь? Например, сдвинула во времени встречу Китса и Фанни?»
– Я… это имя из какого-то романа. О, Джереми, мне неприятно говорить об этом, но нам, к сожалению, пора, если мы не хотам опоздать на ужин.
Джереми вспомнил о плане, который они с Тримейном выработали на этот вечер.
– Дорогая, я совсем забыл тебе сказать. Придется поручить тебя заботам Тримейна. Я приглашен на ужин к Джозефу Северну. Необходимо посмотреть его новые работы.
– Они просто великолепны! – перебил его Китс. – Мы все приедем. Соберется такая пестрая компания несостоявшихся художников и поэтов, среди которых я…
– Чарльз Дик и твой друг Браун, – обращаясь к Эннабел, добавил Джереми. – Не позволяй обманывать себя, кузина. Несмотря на некоторые нелестные отзывы завистливых критиков, настоящие друзья Китса считают его одним из талантливейших людей своего времени.
– Хочу добавить, что не только его старые друзья считают так, но и новые. Остается только молиться, чтобы меня зачислили в их ряды.
Эннабел была немного разочарована, что не может провести вечер в такой замечательной компании, однако мысль о предстоящем ужине с Тримейном Шеффилдом была не менее волнующей.
– Джереми, ты поедешь в Шеффилд Холл завтра утром?
– Нет, мне необходимо закончить кое-какие дела. Я вернусь домой завтра или послезавтра.
Эннабел поцеловала его.
– Я буду скучать по тебе, дорогой. Пожалуйста, мистер Китс, не позволяйте ему надоедать вам беседами всю ночь.
– Зовите меня Джон. Если не возражаете, я тоже поцелую вас как сестру.
Сев в карету, Эннабел приложила руку к щеке, вспоминая поцелуй Китса, и не отнимала ее всю дорогу до самой гостиницы. Ей хотелось сохранить этот бесценный поцелуй. Свою встречу с величайшим поэтом-романтиком английской литературы она запомнит на всю жизнь.
Сердце Тримейна бешено забилось, когда он увидел Эннабел, спускающуюся по лестнице гостиницы «Чаринг-Кросс». Ее темные шелковистые волосы, заколотые блестящим гребнем с левой стороны, каскадом падали на правое плечо. Декольтированное белое платье туго охватывало талию, облегало стройные бедра и пышным веером расширялось книзу. Словно луч света на ночном небе, Эннабел привлекала взоры присутствующих. Многие с завистью посмотрели на Тримейна, когда красавица направилась к нему и взяла его под руку.
– Вы просто восхитительны! Поспешим, иначе мне придется драться из-за вас на дуэли.
Эннабел заметила, что многие женщины были просто поражены внешностью ее спутника. Действительно, в строгом, нарядном черном костюме Тримейн был настоящим красавцем.
– Куда мы едем?
Тримейн помог Эннабел сесть в коляску с откидным верхом и устроился рядом с девушкой.
– Скоро узнаете, – Тримейн наклонился и прошептал адрес кучеру.
Эннабел была так занята созерцанием жизни, кипящей на Странде, что не заметила удивления на лице мужчины.
Она подумала о том ужасном зрелище, которое открывалось всякому, кто выходил из старого Темпла и ступал на Странд, где и начинался настоящий город. Отрубленные головы казненных за государственную измену служили напоминанием всем живым о грехе предательства. Однажды за «предательские произведения» к позорному столбу приговорили Даниеля Дефо. Поклонники писателя забросали его букетами вместо принятых в таких случаях гнилых фруктов, а столб украсили гирляндами цветов.
– Извините, Тримейн. Вы что-то сказали?
– Кажется, город просто очаровал вас. – Эннабел не знала, что все время, пока она рассматривала Лондон, Тримейн не отрываясь изучал ее лицо.
«Может быть, ее мать и была незаурядной актрисой, – цинично думал Шеффилд, – однако ее дочь просто в совершенстве овладела искусством лицемерия».
– Я говорил, что, с одной стороны, нам будет не хватать Джереми. А с другой – все время, пока мы в Лондоне, я еще ни разу не был с вами наедине.
От его взгляда Эннабел задрожала.
– Трудно остаться вдвоем в таком большом городе. Здесь так много людей, жизнь кипит вокруг. Лондонцы когда-нибудь спят?
– Обычно они отводят специальное время для такого скучного занятия, как сон. Но сегодня им стало известно, что вы удостоили своим посещением их город.
Его тон удивил девушку. В его голосе слышалась горечь. Может быть, его недавняя перемена к ней была всего лишь инсценирована ради Джереми?
– О, как красиво!
Они остановились у одного из великолепных старинных домов на Мэнсон-Хаус-стрит. Выходя из кареты, Эннабел заметила, как в одном из окон заколыхалась штора.
– Это самый лучший ресторан в Лондоне. Мадам Шарлотта Имз готовит обеды для высокопоставленных особ.
Лорд Дерек Лансфорд вкладывал в пухлую руку хозяйки особняка пятьдесят фунтов.
– Они здесь. Запомни, Лотта, необходимо сделать все тонко. Шеффилду известна твоя репутация благовоспитанной дамы. Если ты скажешь ему, что видела эту девушку много раз со мной, то он станет ее подозревать. Скажи как-нибудь невзначай, а потом сделай вид, что сожалеешь о сказанном.
Деньги были надежно спрятаны за вырезом платья мадам Шарлотты.
– Не волнуйтесь, мой дорогой. Доверьте это мне. Девчонка ни о чем не догадается.
Дерек спускался по черной лестнице, в то время как Тримейн и Эннабел входили через парадную дверь. Мадам Шарлотта окружила гостей вниманием. Она принялась на все лады расхваливать Эннабел, а девушке прошептала достаточно громко, чтобы Шеффилд тоже слышал, как и было договорено с лордом Лансфордом:
– Это белое платье идет вам больше, чем красное, в котором вы были в последний раз. И этот мужчина, – Шарлотта кивнула в сторону Тримейна, который делал вид, что рассматривает картину, а на самом деле ловил каждое слово мадам Имз, – намного красивее.
– Простите, – удивленно сказала Эннабел, – наверное, вы путаете меня с кем-то.
Тримейн увидел, как Шарлотта заговорщицки подмигнула Эннабел и произнесла невинным голоском:
– Конечно, я ошиблась. Что прикажете?
– Для начала принесите шампанского и клубнику, если она у вас есть.
– Для вас все, что угодно. Идите за мной, дорогие мои.
Эннабел была уверена, что никогда раньше не обедала в такой роскошной комнате. Перед мягким диваном стоял изысканный столик на двоих, накрытый парчовой скатертью, на диване в изящном беспорядке лежали отделанные бахромой подушки. Запах сирени заполнял комнату.
– Просто невероятно, – Эннабел не знала, что сказать.
Теперь они были одни. На столе стояло шампанское и клубника, поданные незамедлительно. Эннабел не знала, куда сесть, но эту проблему решил Тримейн, подведя девушку к дивану.
– Выпьем шампанского. – Он налил напиток в бокалы и сел рядом с Эннабел. – Вам удобно? – Взяв клубнику, Тримейн не сводил глаз с белоснежной груди девушки. – Превосходно! – прошептал он, затем наклонился к Эннабел и прижал ягоду к ее губам.
Почти в оцепенении Эннабел ела клубнику, желая лишь одного – чтобы Тримейн перестал смотреть на нее, как на следующее блюдо в меню.
– Жаль, что Джереми не смог приехать с нами, но он, конечно, предпочитает общество своих друзей. Тримейн, пожалуйста, больше не надо. Я не хочу испортить аппетит. Ведь ужин подадут с минуты на минуту.
Шеффилд засмеялся. Маленькая обманщица прекрасно знала, ведь она уже была здесь несколько раз, что ужин подают не раньше полуночи, если подают вообще.
– Еще одна ягода не повредит. Сделайте это для меня. – Он поднес клубнику ко рту Эннабел и, касаясь ею влажных губ девушки, прошептал. – Оставьте мне половинку. – Не отпуская ягоду, он приблизил свое лицо к лицу девушки.
Нервозность Эннабел нарастала с каждой минутой.
– Тримейн, может быть, нам следует вернуться в гостиницу, ведь завтра утром рано вставать. Я совсем не голодна.
– Я уже заказал ужин. Расслабьтесь, Изабелла. Вы смотрите на меня так, словно думаете, что я собираюсь укусить вас.
Именно об этом Эннабел и думала. Она чуть не вскочила с дивана, когда Тримейн внезапно наклонился и положил голову ей на колени.
– Она здесь. Ну же, наклонитесь, возьмите ее и можете считать себя победительницей. – Тримейн зажал клубнику зубами и наклонил к себе голову Эннабел.
– Тримейн, а если кто-нибудь войдет и увидит нас?
– Никто не войдет. Поверьте мне. Не только клубника является отличительной чертой этого заведения. Мне оно нравится еще и за уединенность. Ну же, будьте настоящим игроком. Вы обвиняли меня в том, что я слишком строг и официален с вами. Ну вот, сейчас я пытаюсь развлечь вас, а вы ведете себя так, словно попали в плен к Чингисхану.
Эннабел неохотно приблизила губы к клубнике. Но в тот момент, когда она взяла зубами ягоду, Тримейн проглотил ее и завладел губами девушки.
Поцелуй длился долго, хотя Эннабел изо всех сил пыталась освободиться из объятий Шеффилда. Тогда, в лабиринте, его ласки нравились ей, но сейчас он был совсем не похож на того нежного влюбленного мужчину.
Тримейн еще ниже опустил и без того глубокий вырез платья и стал целовать ее почти обнаженную грудь. Девушка попыталась вырваться, но диван был мягкой ловушкой, и Эннабел была совершенно беспомощна перед настойчивостью и силой своего не слишком скромного кавалера.
– Пожалуйста, не делайте этого. Вы так нравитесь мне. Я всегда чувствовала себя в безопасности рядом с вами. Вы ведь джентльмен, а не какой-нибудь Фалькон, который силой добивается расположения женщин.
– Кажется, вы говорили, что я и есть Фалькон.
– Джереми сказал, что этого не может быть, а он не стал бы мне лгать.
Тримейн выпрямился. С чувством, близким к жалости, он смотрел на Эннабел. Впервые ему пришло в голову, что она не так уж изобретательна, как казалось, скорее наивна.
– Изабелла, послушайте меня и запомните: каждый человек лжет, когда у него нет выхода… Я не говорю о брате. Джереми самый честный человек на свете. Но большинство мужчин не таковы.
С растрепанной прической, в смятом платье Эннабел была так восхитительна, что Тримейну пришлось усмирять свои инстинкты, поддавшись которым, он и заманил сюда девушку.
Эта девушка, кем бы она ни была, волновала Тримейна и заставляла сильнее биться его сердце. Он желал ее, мечтал о ее теле. Что его останавливало? Ведь он же не соблазнял невинную девушку. Настоящая Изабелла утонула, защищая свою честь от посягательств этого ничтожества, капитана Поллака. А эта женщина была шпионкой, она работала на самого известного в Лондоне ловеласа и, без сомнения, спала с ним, а также со всеми его друзьями.
И все же Тримейн не мог заставить себя силой взять эту девушку, как поклялся до прихода сюда. Ему вдруг захотелось на воздух.
– Вы правы. Здесь и в самом деле плохо обслуживают. Вернемся в гостиницу и закажем в комнаты пирог со свининой и пиво. Пожалуй, я закажу себе двойную порцию.
Облегчение на лице Эннабел поразило Тримейна и заставило его задуматься. Неужели она считает его хищником? Шеффилд был несколько удивлен. Кажется, в объятиях Фалькона она сопротивлялась не так неистово.
А он-то думал, что клубника придаст встрече романтический шарм. Когда губы Тримейна встретились с губами Эннабел, он не думал ни о чем, кроме того, как сильно хочет эту девушку и жаждет ее взаимности.
Когда путешественники вернулись в Шеффилд Холл, всюду только и говорили о том, что прошлой ночью в окрестностях Лидса Фалькон устроил митинг. Тримейн в душе посмеялся над Эннабел, на лице которой увидел изумление.
Два часа спустя появился Джереми в дорожном костюме. Братья обменялись красноречивыми взглядами и мысленно поздравили друг друга. Получилось!
Позже, когда Джереми и Тримейн встретились, чтобы обсудить происшествие, новоиспеченный Фалькон признался брату, что ему нравится играть эту роль.
– Приятно видеть, что каждое слово люди встречают с одобрением, что они смотрят на тебя, как на героя.
– Ну что ж, я напомню тебе о желании носить маску Фалькона, когда его подстрелят или отправят в Ньюгейт.
Мрачная шутка Тримейна не понравилась Джереми. Он знал, что играет в опасную игру. Когда-нибудь его брату придется ответить за то, что он поднял на мятеж тысячи людей.
«Когда это время придет, – поклялся Джереми, – я буду рядом с Фальконом!»
Глава 11
Лондонские приключения утомили Эннабел, и она с удовольствием вернулась к безмятежной жизни в Шеффилд Холле. Как прежде, Джереми каждое утро приходил к своей кузине. Они мило болтали, а после завтрака устраивали пешие или конные прогулки вдоль реки. Иногда они пили чай в башне, и Джереми читал девушке свои новые стихотворения.
Как ей хотелось прочесть милому кузену известные оды Китса, знаменующие собой расцвет его гения на закате жизни! Однако Эннабел понимала, что на нее возложена ответственность перед будущим, она не имеет права открывать секреты, известные ей одной.
Тримейн держался от Эннабел на почтительном расстоянии, однако все время внимательно наблюдал за ней. Казалось, вечер у мадам Лотты был всего лишь дурным сном. После того, как Тримейна Шеффилда и Фалькона видели одновременно в двух местах, слухи о том, что лорд Шеффилд и знаменитый мятежник – одно и то же лицо, понемногу стали утихать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36