- Принесла нелегкая… - проворчала она, - лучше бы вообще не приходил, сволоч
ь подзаборная.
Нечай улыбнулся и промолчал. Печь не остыла, и сухой, колышущийся жар шел н
аверх Ц малые разметались во сне, отбросив тулуп, которым накрывались. Н
ечай подтянул тулуп к себе: тепла не бывает много. Он так застыл Ц снова з
астыл! А мечтал никогда больше не мерзнуть.



День второй


Грязные, истертые до жирного блеска доски пола качаютс
я перед глазами.
- Ну? Целуй сапог! Ц хохочет рыжий Парамоха.
Нечай стоит на коленях, а его голову за уши пригибают вниз двое ребят, Пара
моха подставляет ногу, и Нечая тычут в нее лицом. Нечай верит, что это в пос
ледний раз, что если он поцелует перепачканный сапог со всем подобострас
тием, на которое способен, то его отпустят. Но Парамоха снова медленно обх
одит Нечая с другой стороны, Нечай захлебывается плачем, умоляет, пробуе
т вырваться, а Парамоха со всей силы лупит его сапогом в зад, снова подходи
т спереди и снова требует:
- Целуй сапог.
Чем громче Нечай кричит от боли, тем громче гогочут мальчики вокруг. Он жа
лок, растоптан, унижен, и он снова целует сапог, потому что надеется, что Па
рамоха перестанет. Уши ломит так, что боль доходит до самого затылка, чего
уж говорить о том месте, по которому Парамоха бьет сапогом! А Парамоха счи
тается мастером в этом деле и знает, куда ударить. Парамохе Ц четырнадца
ть лет, он третий год учится на приготовительной ступени. Нечаю Ц десять,
и это его второй день в школе.

Нечай проснулся в липком поту и с твердым болезненным спазмом в горле, пр
огоняя от себя мучительное сновидение. Он не любил спать, но обычно любил
просыпаться. После таких снов ему и просыпаться не очень хотелось. Перед
глазами застыло лицо рыжего Парамохи, с веснушками, сливающимися в одно
пятно, покрывающее нос картошкой и воспаленные щеки. Ресницы у Парамохи
были рыжими, и брови, и руки его тоже покрывали веснушки. Его лицо с оттопы
ренными ушами Нечай до сих пор помнил во всех его отвратительных подробн
остях. И веснушки на ушах помнил. И голос.
Отец привез его в школу с опозданием на два месяца, когда жизнь приготови
тельной ступени уже вошла в колею. Он оказался на год младше остальных, и о
тец Макарий, настоятель школы, уговаривал отца приехать на следующий год
. Но отец побоялся, что на следующий год у Афоньки не получится выхлопотат
ь место.
Прошло пятнадцать лет, но Нечай так и не смог простить себе первых двух не
дель в школе. Он убеждал себя в том, что был тогда совсем ребенком, что любо
й мальчик на его месте вел бы себя так же, что он физически не мог справитс
я с четырнадцатилетним парнем, что Ц в конце концов Ц он не ожидал таког
о приема… Не помогало. Он старался забыть эти дни, никогда не возвращатьс
я к ним, но вспоминал, особенно засыпая, и испытывал мучительный стыд. Не б
оль, не обиду Ц только стыд. Особенно стыдно ему было вспоминать самого с
ебя по дороге в школу Ц он хотел туда, он рисовал в мечтах совсем другое. О
н не мог спать от радости, он крутился всю дорогу, и видел счастливое лицо
отца: не каждому выпадает такой случай Ц отправить сына учиться. Унылый
монастырь на краю унылого города казался ему тогда величественным, полн
ым загадок и тайных знаний. Он вошел в монастырский двор восторженным ду
рачком, ему понравилось сразу все Ц высокие белые стены, два каменных хр
ама с золотыми главами, чисто выметенные дорожки, монахи Ц серьезные, ст
рогие, одетые в черное.
Он не мог простить себе этих мечтаний и этой глупой радости. Потому что ре
альность оказалась чересчур отвратительной по сравнению с его фантази
ей. Грязной и унизительной.
Парамоха любил издеваться над маленькими, а Нечай оказался самым малень
ким. Остальные мальчики тоже боялись Парамоху, поэтому с радостью превра
тили Нечая в козла отпущения. Две недели. Он был козлом отпущения всего дв
е недели, но эти дни впечатались в память несмываемым позорным клеймом, и,
наверное, определили всю его дальнейшую судьбу.
Нечай убегал и прятался от Парамохи под кроватью, а Парамоха вытаскивал
его оттуда за ноги. Со стороны это было смешно, и все смеялись. Парамоха кр
утил ему уши, таскал за нос, бил по лбу двумя пальцами, хлестал по щекам Ц и
менно от него Нечай узнал, что, получив пощечину, надо подставить щеку для
второй. Нечай плакал и просил его отпустить. А все вокруг хохотали над ним
. Хохотали над его унижением и болью.
Когда Парамохи рядом не было, Нечай еще надеялся разжалобить «товарищей
», договориться, объяснить, что, на самом деле, он не так смешон. Ведь в Рядке
ребята его любили Ц теперь он, конечно, сомневался в этом, просто дома ни
кто не мог обидеть его безнаказанно, ведь у него был старший брат. Он надея
лся, что его возьмут играть, пытался быть полезным, старался всем угодить,
но это вызывало только новые насмешки. Это потом он догадался, что не стол
ько сам Парамоха, сколько эти злые, трусливые насмешники Ц причина его н
есчастий.
В школу принимали в основном детей иереев, иногда Ц дьяконов. Детей Афон
ька не имел, поэтому Нечаю и «посчастливилось» оказаться в стенах монаст
ыря Ц кто-то же от их прихода должен был учиться.
Монахи оказались жестокими ненавистниками своих учеников, их, похоже, то
лько развлекали «игры» подопечных. Половина из них искренне считала, что
грамоту можно вбить в головы ученикам только розгой, а вторая половина о
ткровенно наслаждалась, наказывая мальчиков. В первый раз Нечая подвели
под розги в конце второй недели в школе Ц свои же «товарищи»: Парамохе хо
телось послушать, как Нечай будет визжать. И он визжал, потому что и предпо
ложить не мог, как это больно.
После этого он прожил еще один день: плакал и прятался, и мечтал умереть. А
потом в нем что-то надорвалось. Вообще-то дома он был добрым и спокойным ма
льчиком, старался со всеми дружить, никого не обидеть, не любил ссориться
и не лез в заводилы, с радостью принимал игры, которые ему предлагали ребя
та. А тут… Сначала он возненавидел самого себя. Он чувствовал отвращение
к себе, он считал себя распоследней мерзкой тварью, гадким слизняком, о ко
торого не зазорно вытереть ноги. А потом, в ответ, как щит, как прикрытие, ка
к оправдание, пришла злость на всех остальных.
И однажды ночью, глотая слезы, Нечай поклялся самому себе, что больше нико
гда не заплачет. Пусть Парамоха делает, что хочет, пусть его забьют розгам
и до смерти, пусть его прибьют к кресту, как Иисуса, он больше никогда не за
плачет. Он никогда ни о чем у них не попросит. Он никогда не посмотрит в их с
торону. Он вычеркнет их из своей жизни. Вместо страха и отчаянья он ощутил
ненависть, которая едва не прожгла его грудь насквозь.
Это было одно из немногих обещаний, которое он выполнил. Он ни разу не запл
акал Ц ненависть его оказалась столь сильна, что Нечай не чувствовал жа
лости к себе. Себя он ненавидел и презирал не меньше, чем всех вокруг. И чем
более страшные «пытки» выдумывал ему Парамоха, тем сильней Нечай презир
ал себя за те первые две недели Ц он мог бы сразу догадаться, и вытерпеть,
и не позволить унизить себя до такой степени. Конечно, Парамохе быстро на
доела эта игра Ц теперь она ни у кого не вызывала смеха, скорей смесь стра
ха и неловкости. И через несколько дней к Нечаю подошли двое ребят с предл
ожением сыграть в ножички. В ножички Нечай играл отлично, но теперь предл
ожение их встретил молча Ц ему не пришлось ничего изображать, он не испы
тал никакой радости от своей победы, и ненависть на его лице напугала мал
ьчишек. Через несколько месяцев ему никто ничего не предлагал Ц вокруг
него образовалась пустота, и Нечай надежно эту пустоту оберегал.
Единственный раз он позволил себе пустить слезу, на рождество, когда к не
му приехал отец. Он умолял забрать его домой, он никогда в жизни никого бол
ьше так не умолял, как отца тогда. Отец погладил его по голове, поцеловал в
лоб и отказался. Его Нечай тоже ни о чем больше не просил.
После этого и мысли о доме стали ему неприятны. Он не сомневался Ц там его
тоже ненавидят. Разве что мама… Мысль о том, что мама его ненавидит, оказа
лась для него непосильной. Мама бы увезла его из этого отвратительного м
еста. Только куда? Нечаю казалось, что в любом месте все будут его ненавиде
ть и презирать.
Как ни странно, учился Нечай отлично. Он не прикладывал к этому никаких ус
илий, просто на уроках, когда все остальные ученики развлекали друг друг
а или спали, ему ничего больше не оставалось, как слушать. Спал он по ночам,
потому что ночью ему тоже нечего было делать. Но учителя его все равно не л
юбили, и розги доставались ему не реже, чем остальным. Теперь, когда он зна
л, как это больно, ему хватало сил терпеть наказания молча Ц их это выводи
ло из себя. Однажды его секли до потери сознания Ц один из учителей заста
влял мальчиков вслух читать молитвы под розгой: как только кончалась мол
итва, так сразу прекращалось наказание. Нечай не стал читать молитву и вы
держал больше полутора сотни ударов, пока кровь не побежала на пол ручье
м, и учитель не испугался. Нечай две недели пролежал в монастырской больн
ице, рядом со старыми, немощными убогими, жившими при монастыре, и больше у
читель с ним не связывался Ц ему влетело от отца Макария.
Иногда сверстники предпринимали попытки задираться к нему, но на Нечая н
акатывала бешеная, совершенно сумасшедшая злоба, и справиться с ним никт
о не мог Ц его стали бояться. Он всегда оставался один, за шесть лет обуче
ния не подпустил к себе никого. Ни разу. Но кто бы мог представить, насколь
ко ему было плохо! Он не завидовал другим мальчикам, он продолжал презира
ть себя, ему казалось, что все помнят те первые две недели и тоже презирают
его. Презирают и потихоньку смеются. Если бы он сразу догадался не плакат
ь, если бы не позволил хотя бы смеяться над собой…
Пятнадцать лет ничего не изменили. Умом Нечай понимал, что все это глупос
ть, его собственные выдумки, но так и не простил себе тех двух недель. И как
только вспоминал о них, так сразу старался избавится от этих воспоминани
й, не думать, забыть навсегда. Но мысли сами собой возвращались в стены шко
лы за монастырской стеной, и лицо Парамохи не давало уснуть.
Он старался думать о теплой печке, все еще излучающей жар, о ночном походе
в лес, и когда, наконец, снова задремал, до самого утра бежал вдоль полураз
рушенной стены, и не успевал подхватить девочку на руки. Просыпался от тя
желого удара тела об землю, обливался потом Ц теперь уже горячим Ц и сно
ва бежал вдоль стены.
Его разбудила мамина рука, вытирающая пот с его лица Ц для этого ей пришл
ось встать на табуретку.
- Мама, ну что вы с ним возитесь? Ц ворчала из своего угла Полева, - так ему и н
адо, пусть хоть во сне помучается. У него же вообще совести нет! Вчера опят
ь пьяный явился среди ночи, перебудил весь дом.
Нечай, еще не открывая глаз, подумал, что в утреннем шуме чего-то не хватае
т, и только потом догадался Ц не стучал молоток Мишаты. Ну да, он же сам ему
вчера руку сломал… Вот зараза…
- Сыночек… - ласково прошептала мама, - что ж тебе такое снится каждую ночь?..

- Это от пьянства, - фыркнула Полева.
Нечай приоткрыл один глаз и взял маму за руку, а потом, блаженно потягивая
сь, потерся лбом о ее мягкое плечо.
- Все со мной хорошо, мам. Снится ерунда всякая.
Он не мог ей объяснить, что счастлив только оттого, что проснулся здесь, до
ма, от ее прикосновения. Нечай не видел ее пятнадцать лет, и не сомневался,
что давно стал для нее чужим за это время. Но они встретились так, словно р
асстались лишь накануне, и снова чувствовать себя любимым, балованным мл
адшим сынком было необыкновенно приятно. В десять лет Нечай этого не цен
ил.
- Хлебушка хочешь горяченького? Только из печки, - улыбаясь во весь рот, спр
осила мама.
- Хочу, - Нечай ничего не ел со вчерашнего утра, только пил.
- Мама, Мише этот хлеб в поте лица достается, между прочим… - вставила Полев
а.
- Пока я в доме хозяйка, - строго ответила ей мама. От ее строгости Ц беспомо
щной и добродушной Ц Полева все равно не замолкала.
Нечай неохотно слез с печи Ц все давно поели, мама успела испечь хлеб, и в
ыяснилось, что руку Мишате он вовсе не сломал, подвернул только: сосед вст
авил сустав на место и сказал, что через три дня болеть перестанет. Так что
Мишата со старшими ребятами уехал в лес Ц самое время валить деревья: со
ки по ним уже не идут, но и зимней сухости еще не появилось. Для клепок, из ко
торых сделают бочки Ц в самый раз.
Груша сидела и покачивала люльку с младенцем, беспокойно заглядывая том
у в лицо. Нечай подмигнул ей, а она снова прижала палец к губам и улыбнулас
ь Ц вчера в темноте Нечай не разглядел, а она, оказывается, выбила передни
й зуб. Наверное, молочный.

Позавтракав Ц хотя время явно шло к обеду - теплым хлебом с молоком, Нечай
снова пошел в трактир Ц забрать три рубля. Но встретили его еще на улице:
приветствовали, хлопали по плечам, даже те, кто не бился об заклад, и те, кто
проиграл деньги, и те, кто вчера не был в трактире. Нечай испытал некоторую
неловкость от столь теплого к себе отношения, а вслед за неловкостью Ц н
едоверие.
Хозяин трактира выставил принесенный кирпич на полку Ц грязный, с одной
стороны поросший жестким лишайником, а с другой Ц раскрошившийся от вр
емени.
- Ну как? Ц спросил он, - видел оборотня?
- Неа, - ответил Нечай.
- Я ночью-то и не понял, что это ты приходил. Думал Ц приснилось. Утром просн
улся Ц кирпич лежит! Ц хозяин расхохотался, - опять ты Афоньке нос утер! С
начала доход у него отобрал, а теперь и вовсе на посмешище выставил!
- Я это… три рубля хотел забрать… - Нечай опустил голову Ц восторг хозяина
вовсе его не радовал.
- Забирай, конечно, - хозяин полез в ящик с деньгами, а потом не удержался и с
просил, - ну как там, в лесу-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9