Велвирт обернулся. — Где? — коротко спросил он.
— Там. — Гембра кивнула на проклятый домик с колоннами.
Монах уверенно двинулся вперёд. Гембра с трудом поспевала за ним. Она понимала всю авантюрность своего поведения. «Пусть поможет спасти Ламиссу, а там будь что будет», — думала она, понимая, что от тяжёлого разговора не уйти.
Теперь, в комнатах, следовавших за подземным коридором, сидели какие-то люди, но никто из них не отважился остановить вошедших. Одного, не более чем в четверть силы удара ноги Велвирта в дверь было бы достаточно, чтобы та не только открылась, но и слетела с петель. В тускло освещённой комнате ритуалов продолжалась безумная пляска. Не менее тридцати мужчин и женщин, большинство без одежды, кружились в сомнамбулическом танце, декламируя и распевая бессвязные обрывки стихов и гимнов. Кто-то разбрызгивал по сторонам жидкие краски из деревянных мисок, и их разноцветные разводы причудливо играли на обнажённых телах. Ламисса лежала на каменной плите посреди комнаты, и старик в синем плаще что-то шептал, склонившись над ней, то и дело касаясь жезлом её лба.
— Она? — спросил Велвирт.
— Она!
Монах невозмутимо прошагал в центр действа, словно пушинку подхватил Ламиссу на руки и направился к выходу. Старик проводил его немного удивлённым взглядом. Остальные просто ничего не заметили.
В третий раз за эту нескончаемую ночь Гембра шла по постылому подземному коридору. Теперь тусклый свет ближайших впереди светильников заслонялся широкой спиной Велвирта, несущего её бесчувственную подругу. Теперь она обязана будет ответить на его вопрос. Но ответить — значит предать Сфагама. Ведь речь шла о смертельном поединке. «Это человек из моего мира… Мне его почти что жалко… фигура в чужой игре», — вспомнились ей слова Сфагама. «Хоть бы никогда не кончился этот проклятый коридор!» — подумалось ей.
В саду Велвирт осторожно положил Ламиссу на траву, положил под голову свёрнутый плащ, брошенный кем-то из незадачливых насильников, и смочил лицо водой из фляги. Женщина открыла глаза, но взгляд её был затуманен. Она явно не сознавала, что происходит вокруг неё.
— Куда он поехал? — спросил Велвирт.
— Кто поехал? — безразлично-автоматическим голосом переспросила Ламисса.
— Сфагам.
— Он поехал в Гвернесс. К гробнице Регерта. Это опасно… Ой… — вздохнула она, потянувшись к фляге. Она пила долго, время от времени отрываясь от горлышка и тяжело дыша, а затем вновь припадала вновь.
Велвирт повернулся к стоящей рядом Гембре.
— Мы выручили её, а она, кажется, выручила тебя. Ей надо сделать промывание желудка и, может быть пустить кровь. Есть поменьше, пить побольше. Пару дней отдыха — глядишь, и выйдет эта гадость. Поняла?
Гембра машинально кивнула.
— Ну, а мне пора — дорога длинная. Прощай.
Велвирт быстро зашагал прочь, и вскоре его огромная фигура скрылась в темноте сада. А со стороны дома с факелами уже бежали ребята-охранники, которые, в конце концов, заметили таки неладное.
— Что с ней? Жива? — ещё издали крикнул Тифард.
— Порядок! — иронически ответила Гембра. — Вы, ребята, как всегда, вовремя. Значит, так, двое — готовьте лошадей. Один — в дом за вещами… постой, и воды питьевой прихвати. Остальные — несите её в повозку. Осторожно только! Уматываем отсюда. Повеселились, и хватит. Нечего здесь торчать!
Парни бросились выполнять распоряжения. Гембра ещё некоторое время стояла, бессмысленно вертя в руках оставленную Велвиртом флягу, а затем, зашвырнув её в кусты, зашагала к флигелю, чтобы узнать у прислуги, где находится ближайший постоялый двор.
Глава 30
— Эй, стойте! Стойте же! — в доносившемся сзади срывающимся голосе дребезжали нотки отчаяния.
Сфагам развернул коня. Он давно чувствовал, что кто-то спешит им вдогонку, но говорить об этом не стал.
— Стойте! Стойте!
Молодой парень на хилой полузагнанной лошадёнке, тяжело дыша и хлопая круглыми испуганными глазами, сорвал с головы бесформенную шапчонку, ещё не успев поравняться с остановившимися путниками.
— Я из деревни! — сбиваясь, начал он. — Скорее надо… такое там…
— Что, сгорела деревня твоя? — спросил Олкрин.
— Да нет… Вот когда ты говорил… — он лихорадочно кивнул на Станвирма, — Ну, про колдунов-то. Так вот… Все как с ума сошли… Ну и сжечь решили!
— Кого сжечь? — невозмутимо спросил Сфагам.
— Старуху одну. Колдует она… Все знают. На отшибе она живёт. И внучку её тоже… того.
— А ты что, их родственник? — спросил Олкрин, заметно заражаясь беспокойством.
— Я-то? Да не… Какой там родственник! Но ведь нельзя колдунов убивать — то! Плохо потом будет. Всем плохо будет! Колдун ведь проклятье нашлёт. А главное-то, главное! Рыжий и брат его в управу поскакали. А там если узнают… Накажут тогда! Всю деревню накажут!
— Да, наши законники самосуд не любят, — согласился Сфагам.
— Надо спасти этих женщин! — твёрдо сказал Станвирм, — я же не призывал их ни с кем расправляться. Нельзя же всё так понимать!
— А ты ожидал другого понимания? Вполне обычные выводы из благородных устремлений. Впрочем, я этих людей в чём-то понимаю.
— Поехали скорей, а! Остановить их надо! Тебя они, может, и послушают. А то всем плохо будет. Это я точно чувствую!
— Надо их остановить! Вы с нами?
— Поедем! — воскликнул Олкрин. — Нельзя же так бросить!
— Поедем, пожалуй, разберёмся, — спокойно кивнул Сфагам, — а то, в самом деле, не завидую я вашим, когда чиновник с солдатами из управы приедет.
Станвирм о чем-то коротко переговорил со своими товарищами. Один из них уступил ему своего коня, пересев на осла. Вскочил в седло и Ирсинк. Община последователей Пророка продолжала свой путь, а пятеро всадников, повернув назад, быстро поскакали в сторону недавно покинутой деревни.
— На отшибе они. Напрямки ехать надо. Через лес. Так быстрее будет, — Объяснил деревенский.
Свернув с главной дороги, всадники углубились в лес. Лошади с трудом двигались по узким тропкам. Позади осталось густо затянутое ряской озерцо. За ним — ещё одно и полусгнившие развалины деревянного строения. А из-за деревьев уже слышалось гудение возбуждённых голосов.
Поляна была вся заполнена сельскими жителями, окружившими небольшой, но крепкий и добротно выстроенный домик. Здесь была едва ли не вся деревня, за исключением, быть может, дряхлых стариков. Тут и там поверх голов воздевались зажжённые факелы, испуская в небо змеистые нити чёрной копоти. Маленькая сухонькая старушонка и её внучка — крепкая коренастая девушка лет семнадцати с прямыми зачёсанными назад волосами стояли на пороге дома. Девушка что-то выкрикивала, пытаясь быть услышанной сквозь несущиеся со всех сторон нестройные вопли. Старуха угрюмо молчала, теребя седую прядь. Дюжий молодец уже грубо держал её сзади за плечо.
— Слава богам, не зажгли ещё! — с облегчением выкрикнул деревенский, соскакивая с коня. Остальные тоже спешились и стали пробиваться к центру поляны сквозь плотную людскую массу. Узнав недавних визитёров, крестьяне немного притихли.
— Что вы делаете? Кто сказал вам, что именно они виноваты в ваших бедах? — громко заговорил Станвирм, спеша воспользоваться паузой и завладеть вниманием крестьян.
— А не ты ли говорил, что колдуны несут зло?
— А если не от них вред, то от кого же?
— Давно мы их знаем!
— Они, они вредят! — посыпались со всех сторон озлобленные голоса.
— Послушайте! — продолжал Станвирм, — Если колдун несёт зло, то ему за это отвечать перед Богом. И не уйти ему от ответа! Мы же вправе осуждать, но не вправе судить! Если они служат злу, то Бог накажет их. Если же они не виновны, то Бог накажет вас.
Некоторые из собравшихся смущённо зашепталась между собой, ввергнутые словами Станвирма в сомнения. Но другие, напротив, распалилась ещё больше.
— Бог-то их, может, и накажет, после того. как они нас всех изведут! — пронзительно прокричал какой-то бойкий старичок, тыча кривой клюкой в сторону пленниц.
— От твоего бога милости не дождёшься! — подхватил чей-то молодой голос.
— Уж больно он добрый!
— Выйди, покажись! Я хочу тебе ответить! — Станвирм вытянул свою худую шею, ища глазами автора последней реплики.
Тем временем решительно настроенная часть крестьян, главным образом крепкие рослые мужики и галдящие за их спинами крикливые жёны, стала сжимать кольцо, тесня Станвирма и стоявшего рядом с ним Ирсинка к дому. Брошенный кем-то из дальних рядов факел описал над головами плавную дугу и приземлился у ног старухи. Та, встрепенувшись, стала отчаянно затаптывать огонь, но карауливший сзади мужик оттащил её назад. Старуха заизвивалась в его крепких негнущихся руках, вырываясь с неестественной силой.
— Ну, ладно. Будем считать, что мирный разговор почти закончился, — тихо сказал Сфагам Олкрину. — Пошли.
Всё это время стоявшие в стороне монахи подошли к дому и поднялись на крыльцо.
Быстро затоптав факел, Сфагам повернулся лицом к наступающим крестьянам.
— Отпусти её, — сказал Олкрин мужику, продолжавшему хватать старуху за широкие складки чёрных одежд.
Тот замахнулся было на него, но, мгновенно получив резкий короткий удар в бок, судорожно вскинул руки вверх и кубарем скатился с крыльца. По толпе прокатилась волна возбуждённого гула. Кольцо сжалось плотнее. Олкрин стоял уже в боевой позиции, держась за рукоятку меча. Сфагам, не оборачиваясь, подал ему успокаивающий знак рукой. Сам он стоял в своей обычной уверенно-расслабленной позе, похоже, и не собираясь прикасаться к оружию.
— Опомнитесь! Ваше насилие неправедно! Подумайте о ваших душах! — продолжал выкрикивать Станвирм, но его уже никто не слушал и не слышал.
— Отойди в сторонку, пока они тебе шею не свернули, — негромко сказал Сфагам.
В этот момент над головой проповедника уже взметнулась поднятая сильной рукой тяжёлая мотыга. Ирсинк успел стать под удар, защитив своего товарища. Удар оказался размазан, но старый воин, схватившись за плечо, повалился на землю. Мотыга поднялась снова, но молниеносный прыжок-выпад Сфагама предотвратил второй удар. Мотыга упала на землю, а её владелец ещё не успел в неподвижности распластаться на земле, когда монах уже вновь вернулся в свою прежнюю невозмутимую позу. Люди машинально отпрянули.
— Давай враз… С трёх сторон, — послышались негромкие переговоры в первых рядах нападавших.
Олкрин встретился глазами с девушкой. Его поразило, что во взгляде её чёрных круглых глаз вместо ожидаемой тоски и отчаяния светилась какая-то странная отчуждённо-холодная уверенность. Впрочем, это наблюдение лишь на миг завладело мыслями Олкрина. Всё его внимание было приковано к учителю.
— А теперь послушайте меня, — спокойно проговорил Сфагам. — Этот малый, — он кивнул на распластавшегося на земле крестьянина, — скоро очухается, но тот, кто как-нибудь неправильно шевельнётся, пока я не кончу говорить, будет убит на месте. Это первое. Теперь второе… — Цепкий взгляд спокойных серых глаз скользнул по лицам крестьян. Топоры, колья и мотыги медленно опустились к земле.
— Теперь второе. Если уж вы точно хотите устроить самосуд, то вам придётся иметь дело с нами, а это значит, что большая часть из вас будет убита, а у остальных надолго пропадёт желание махать кулаками. — В голосе Сфагама не было ни злобы, ни угрозы, ни, тем более, страха. А уверенность интонации походила даже не на твёрдо-военную, с вызовом и подавляющим волевым нажимом, а скорее, на спокойно-обыденную, с которой знающие люди обсуждают качество товара на базаре или виды на урожай. Именно это в немалой степени оказало на нападавших парализующее действие.
— Ну, а если вы как-нибудь нечаянно нас всё же убьёте и сожжёте дом, то что будет дальше? Дальше вы не успеете даже похоронить ваших убитых, а их, смею заметить, будет немало, как здесь появится чиновник из управы с солдатами, за которым уже давно послали. Ох, и тяжёлый у вас будет с ним разговорчик! Вам придётся отвечать не только за сожжение этих двух женщин, вину которых вы ничем не можете доказать, но и за убийство пилигримов-проповедников, не говоря уже о наших скромных персонах. И что в итоге останется от вашей деревни? Так что подумайте: нужно ли вам всё это? Ну, а кому надоело жить и обидно уходить без драки — милости прошу сюда. — Сфагам вынул меч и, пару раз со свистом крутанув его в воздухе, вновь застыл в невозмутимо-расслабленной позе.
И Станвирм, и Ирсинк, и Олкрин разом почувствовали, как в этой напряжённой, чреватой взрывом тишине что-то произошло. Ничего вроде бы не изменилось, но всем сразу стало понятно, что эта толпа обозлённых, вооружённых чем попало людей рассыпалась ВНУТРЕННЕ. Это была уже не единая слепая, устремлённая в одну точку сила, не единый организм, рвущийся к победе, не считаясь с ранами, а просто группа людей, каждый из которых отчётливо осознал, что в следующее мгновение он наверняка может быть убит. И убит спокойно, умело, с невозмутимой правильностью, без ослепляющего транса ярости, без обоюдного экстатического скачка вон из времени, когда убитый ныряет в вечность, а убивающий возвращается из запредельности боя к обычному состоянию ума. Никто из стоящих в замешательстве крестьян, разумеется, не пускался в такого рода рассуждения, но пелена скрепляющей их всех вместе отчаянной смелости разорвалась в клочки, уступив место богу страха, явившемуся, как всегда, во всеоружии своих инструментов — цепей, ошейников и гирь.
— Что, нет желающих? — сдержанно, без малейшей иронии и вызова в голосе спросил Сфагам, оглядывая стоящих в нерешительности крестьян.
— Верно, — пробасил кто-то сзади, — чего это мы… с колдунами власти должны разбираться, а не мы.
— Наше дело — рассказать, кому следует.
— Во-во!
Лежавший на земле мужик вяло зашевелился, с трудом поднялся и на полусогнутых ногах, прижимая руки к животу, заковылял прочь.
— Ну, а теперь… — Сфагам вложил меч в ножны.
— Едет!
— Чиновник едет!
Крестьяне возбуждённо загудели.
Ещё до того, как толпа расступилась, освобождая дорогу прибывшим, Сфагам понял, что это никак не мог быть чиновник из управы, который в любом случае не успел бы добраться в эту глушь раньше завтрашнего полудня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47