И маги, по-видимому, тоже сознавали это. Какая ирония! Уголок рта Тристана искривился в невольной улыбке. Однако это возможно лишь в том случае, если четвертый приступ не начнется еще до того, как он достигнет Врат Рассвета, — Птица в этом случае доставит к их подножию его закоченевший труп.«Это, без сомнения, немало позабавило бы Скрунджа», — подумал принц.Закашлявшись, он плотнее намотал на руку поводья и нащупал за голенищем сапога «мозговой крючок». Сжимая его в руке, Тристан навалился на шею летящей сквозь ночь Птицы и незаметно для себя уснул.
Его разбудили первые лучи солнца. Волосы и ресницы покрылись ледяной коркой. Не чувствуя собственных прикосновений, принц с трудом протер глаза и глянул вниз.Птица кружила над Вратами Рассвета, по своей форме напоминающими гигантскую подкову из изумительного черного эфирского мрамора с яркими лазурными прожилками. «Это — кровь Еретиков», — вспомнил Тристан.Когда Птица опустилась ниже, он разглядел мириады Жуков, кишащих у основания Врат, словно черная река. И вдруг сердце принца упало. В этой живой, беспрерывно двигающейся массе там и сям виднелись разодранные человеческие трупы, во внутренних полостях которых поблескивали белые яйца. Повсюду валялись окровавленные обрывки серо-голубых одеяний. Тристан понял, что перед ним тела мертвых «магов резерва».И потом он заметил одинокую фигуру, стоящую на самом верху Врат.Николас… С лицом, обращенным к восходящему солнцу, в развевающихся белых одеждах, с летящими по ветру длинными темными волосами, он, казалось, не замечал холода. На мраморе у его ног покоились несколько странных предметов.Птица Тристана опустилась рядом с Николасом. Замерзшими пальцами принц после нескольких неудачных попыток все же сумел отстегнуть ремни, удерживавшие его в седле. С трудом подняв ногу, он перекинул ее через спину Птицы, сполз на открытую всем ветрам вершину Врат и рухнул на четвереньки, хотя и прилагал все усилия, чтобы удержаться на ногах. Опустив голову, Тристан набирался сил, чтобы подняться на ноги. И наконец сумел сделать это — пошатываясь и едва снова не упав.Николас безмолвно наблюдал за его действиями, не делая никаких попыток помочь. Тело юноши излучало мерцание магии такой невероятной силы, какая не снилась ни Сакку, ни даже Фейли.«С тех пор как я видел его в последний раз, он мог вытянуть из Парагона всю энергию, — подумал принц. — Неужели Камень окончательно угас? Если так, тогда Виг, Феган и Селеста тоже мертвы? »Прерывистое дыхание с хрипом вырывалось из груди, пот струился по лицу, почерневшая, не повинующаяся ему рука висела плетью; Тристан прикладывал неимоверные усилия, чтобы устоять на ногах под порывами ледяного ветра. Заглянув в непроницаемую глубину глаз сына, он понял: «Сейчас ничто его не остановит».Несколько долгих мгновений принц и Николас молча смотрели друг на друга. Юноша заговорил первым.— Итак, ты все-таки вернулся ко мне, отец, решил стать одним из нас. Я рад этому. — Из складок своего одеяния он достал небольшой сосуд. — Если ты позволишь мне убедиться в искренности твоих намерений, я дам тебе противоядие.— Нет, — хрипло ответил Тристан. — Я пришел сюда не ради того, чтобы торговаться за свою жизнь.Николас спрятал сосуд.— Тогда зачем ты здесь, Избранный? Уж наверное не ради того, чтобы доставить мне удовольствие, скончавшись у меня на глазах. Если так, тогда ты зря проделал столь долгий путь. Мне нет никакой нужды любоваться тем, как ты умираешь, поскольку я и так знаю, что это вскоре произойдет. Ведь не обязательно собственными глазами видеть восход солнца, чтобы не сомневаться, что оно взойдет на рассвете.— Я пришел, чтобы в последний раз попросить тебя остановить это безумие, — покачиваясь под порывами ветра, произнес принц. — Позволь магам попытаться помочь тебе. Верни силу Парагону, и тогда мы вместе сможем найти способ… — Силы неудержимо покидали Тристана, и слова замирали у него на губах. — Сын мой… Прошу тебя…— Ты просишь меня! — прогремел юноша. — Ты, Избранный, в чьих жилах течет лазурная кровь, отвергший своего сына не один, а целых три раза? Сына, которого ты вырезал из утробы его матери и оставил гнить в чужой земле? И все это ради того, чтобы позже, в Пещере Парагона, отвергнуть милосердно протянутую тебе руку, предлагающую вечный экстаз Каприза? И потом отвергнуть отпрыска своего семени в третий раз, в этот самый момент, на Вратах Рассвета? А заодно и оскорбить, предлагая отказаться от невероятного могущества и прибегнуть к помощи твоих бессильных, жалких магов и согласиться практиковать лживый Закон! Ты осмеливаешься просить меня придти к тебе? То есть отвергнуть тех, кто дал мне новую жизнь? — С каждым словом глаза Николаса все более наливались яростью. — Нет, Избранный. Ты предлагаешь мне рабство! Поистине тебе надо было позволить Верховному магу сжечь мое тело вместе с останками моей матери. Тогда твоя жизнь сложилась бы гораздо удачнее. — Юноша шагнул к Тристану и вытянул вперед правую руку. — С тобой все ясно, отец. Ты не прислушался к моим словам.Белый, совершенный по форме палец едва не коснулся груди Тристана, и тут же неведомая сила толкнула принца, и он упал на гладкий, холодный мрамор. Все тело Тристана раздирала невыносимая, жгучая боль. Возникло ощущение, будто его внутренности вспарывают раскаленным ножом.Отчаянно желая прервать свои мучения, принц попытался дотянуться до «мозгового крючка», однако руки отказали ему. Каким-то чудом он умудрился приподнять голову и прошептать:— Все твои Птицы погибли… и Скрундж тоже… По крайней мере, это мне удалось…Николас воспринял это известие с совершенно невозмутимым видом.— Меня это не слишком-то беспокоит, — заявил он. — Хотя, конечно, любопытно было бы узнать, как вам это удалось. Птицы нужны были мне с целью выиграть время. Время, необходимое для того, чтобы соорудить Врата. Птицы должны были держать на расстоянии твоих Фаворитов, если бы ты направил их сюда. А в том, что ты это сделаешь, я не сомневался. У тебя просто не было выбора. Так что ты оказал мне услугу, поскольку теперь мне не придется тратить время и силы на то, чтобы самому избавиться от Птиц. Ни они, ни Скрундж, ни твои Фавориты не достойны жить в нашем новом мире. Как и Рагнар, если уж на то пошло. Он, кстати, уже получил по заслугам. То же самое относится и к «магам резерва», посмевшим воспротивиться моей воле. — Юноша посмотрел вниз, на беспрерывно движущуюся черную массу у основания Врат. — После «слияния» Жуки тоже будут не нужны, поскольку выполнят то, что от них требовалось. Как и все мои слуги, они — просто орудие. Заклинание, которое уничтожит их, уже задействовано.Боль по-прежнему немилосердно терзала Тристана.— Расскажи мне о… детях, — стуча зубами, сказал он, вспомнив, о чем недавно говорил ему Скрундж. — Что… ты собираешься делать… с ними?— Ах да, дети… — Николас улыбнулся. — Дети — ключ ко всему происходящему, без которого ничего бы не получилось. — Он наклонился, глядя в лицо принца. — Как же ты не догадался, Избранный, что их нужно было спасать в первую очередь? Если бы твой слепой, эгоистичный Верховный маг не старался сохранить в тайне, что они начали обучать девочек магии, ты бы с легкостью мог предотвратить все последующее. Способ остановить меня все время находился прямо у тебя под носом!— А… остальные «маги резерва»… Что… будет с ними?— Они живы и здоровы, — ответил юноша. — Непокойно дожидаются «слияния».— Не верю, что от моего семени в мир могло прийти столь злобное существо. — Уверенный, что это последние слова в его жизни, принц в изнеможении уронил голову на мрамор.Николас наклонился, внимательно вглядываясь в лицо Тристана, словно тот неожиданно сообщил ему нечто новое.— Злобное, говоришь? — с любопытством переспросил он. — Историю ведь пишут победители, это тебе известно? И наша история — в смысле, твоя и моя — со временем будет выглядеть как история отца, не сумевшего понять истинной сути не только прошлого, но и будущего. — Юноша перевел взгляд на спокойно стоящую рядом Птицу, принесшую Тристана к Вратам. — Я чувствую в ней воздействие другой «одаренной» крови. Кто бы мог подумать? Не знаю точно, как это проделано, однако теперь уже все равно…Он медленно поднял правую руку и выставил указательный палец в сторону Птицы: лазурная молния разнесла ее тело на куски. Юноша опустил руку и учтиво улыбнулся.— А теперь я должен перейти к делу. Придется оставить тебя умирать в одиночестве. Впрочем, может быть, ты и дотянешь до того, чтобы стать свидетелем их прихода.Он повернулся и зашагал по мраморной поверхности Врат туда, где стояли сверкающие серебряные предметы.Превозмогая боль, принц перевел взгляд вдаль, на заснеженные поля своей любимой Евтракии. Может, ему удастся свести счеты с жизнью, не прибегая к «мозговому крючку»?Внизу безостановочно копошилась черная масса мерзких Жуков. А что, если просто скатиться с Врат? Он умрет от удара, прежде чем до него доберутся эти твари. Так ли, эдак ли, исход один. По крайней мере, он больше не будет испытывать боли.Не обращая больше внимания на отца, Николас подошел к трем серебряным кубкам. Тристан догадывался, что в них находилось то, без чего невозможно осуществить «слияние». В одном — вода Пещеры, в другом — «одаренная» кровь детей, и в последнем — кровь его самого, собранная Тенями. Четвертая составляющая — лазурная кровь Еретиков — заключенная внутри мрамора самих Врат, молчаливо ожидала своего часа. Закрыв глаза, юноша повернулся в сторону восходящего солнца, наклонил голову и воздел руки.Первый кубок поднялся в воздух и начал медленно вращаться, проливая свое содержимое. Однако вместо того, чтобы растечься по поверхности Врат, вода Пещеры прямо в воздухе образовала нечто, похожее на лист тонкого стекла квадратной формы.Затем так же медленно взлетел второй сверкающий кубок, и «одаренная» кровь детей образовала второй квадратный «лист», опустившийся поверх первого. В свой черед их накрыл третий «лист», полученный из крови Тристана.Боль по-прежнему затуманивала разум, и, превозмогая ее, принц попытался вспомнить объяснения Фегана по поводу «слияния». Прежде всего, необходимые для него жидкости требуется каким-то образом соединить. Потом… Потом Николас с их помощью откроет Врата. Небеса разверзнутся, и появятся Еретики. Их тысячелетиями заключенная в мраморе кровь пробудится к жизни, и, пройдя сквозь Врата Рассвета, они снова станут существами из плоти и крови, какими были когда-то.Точно зачарованный, Тристан смотрел, как странная субстанция из трех составляющих поднимается над головой юноши, разворачивается в воздухе и начинает вращаться все быстрее и быстрее, постепенно превращаясь в окутанный сиянием куб со сторонами цвета аметиста.Потом куб начал разрастаться. Этот процесс сопровождался звуком, похожим на скрип, одновременно издаваемый тысячами несмазанных дверных петель.Николас поднял руки и соединил их над головой. Вращение куба замедлилось, а затем и вовсе прекратилось, и из него начала истекать жидкость. Дождь из ее капель, падающих на поверхность Врат и на лежащего Тристана, быстро превратился в ливень, а затем стал подобен бурному потоку.Юноша воспарил в воздух и заговорил.Тристан не понимал языка, но не сомневался, что это древнеевтракийский.Врата начали излучать мерцание магии, и это было нечто невероятное по сравнению с тем, что принцу когда-либо доводилось видеть. Казалось, каждая точка Врат испускает лазурные молнии. Их сверкающие, похожие на пальцы щупальца, сопровождаясь раскатами грома, охватили все небо. Солнце скрылось за темно-синими, почти черными тучами.Тристан с удивлением отметил, что его боль начала уменьшаться по мере того, как сгущалась тьма. «Возможно, потому, что все могущество Николаса сосредоточено сейчас на Вратах», — подумал он.Внезапно грохотание молний прекратилось, и воцарилась мертвая, противоестественная тишина. Мрак разгоняло лишь мерцание Врат Рассвета.«Он открыл Врата, и теперь, наверное, в Парагоне больше не осталось силы, — понял принц. — Впервые в истории мира вся невероятная мощь Камня сосредоточилась в одном существе».Николас вновь вскинул руки, и к небесам устремилась одна-единственная молния, но не исчезла, как предыдущие, а прочертила в небе яркий луч, который словно раскроил черные тучи пополам, и в образовавшуюся брешь сверху хлынули лучи мягкого лазурного света.Юноша взглянул на своего чуть живого отца и возвестил:— Смотри, Избранный! Это мои небесные родители возвращаются на землю!В разрыве туч начали проступать лица Еретиков. Тысячи человеческих лиц, мужских и женских, освещенных поразительным небесным светом. По выражению лиц можно было понять, что они наполнены ожиданием. До ушей Тристана донесся тысячеголосый гул. Разобрать в нем хоть слово было невозможно, но в движениях губ угадывалась мольба. С каждым мгновением вырывающиеся из их ртов стенания становились все жалобнее и громче.Внезапно Николас закричал, точно от невыносимой боли, перекрывая стенания Еретиков. Принц в ужасе смотрел на сына, который стал истекать кровью. Ее лазурные ручейки, которых становилось все больше и больше, хлынули на Врата. Через некоторое время юноша рухнул неподалеку от отца и поднял к нему умоляющий взор. Потом его глаза, так напоминающие глаза Сакку, медленно закрылись, и мерцание, окружавшее тело Николаса, начало затухать и, наконец, совсем перестало быть заметно.Лица Еретиков медленно отступали, теснимые тучами, голоса постепенно затихали. Через несколько мгновений тучи сомкнулись, полностью скрыв их лица. Вновь засверкали молнии, освещая все вокруг эфемерным, призрачным светом. Раскаты грома нарастали.Тристан почувствовал, что боль, которая терзала его тело, слегка уменьшилась, и, превозмогая ее, он заставил себя встать, сосредоточившись на том, что следовало сделать без промедления — дотянуться до сосуда с противоядием и выпить его.От Врат стал подниматься темный, едкий дым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51