тяжесть его станет гнуть тебя наяву».
Ухватившись длинными, тонкими пальцами за прутья решетки, девушка промолвила с достоинством, свидетельствующим о том, что она выше нагрянувших деспотов и находится вне пределов их власти:
— Теперь вы все здесь. Выкладывайте ваши новости.
Ужасающий Анвин произнес:
— Мое милое дитя, дипломаты еще говорят, и мы, конечно, позволили им продолжать переговоры — но они ничего не достигнут. Твоя Семья не хочет дать нам то, чего мы желаем. — Качнув головой, он перевел взгляд с Эндрю на Криспина, а потом снова на девушку. — Труды для Терамис пришли и ушли, а приемлемое для нас решение все еще не принято.
Она нахмурилась.
— Но ведь ты сказал, что дипломаты еще ведут переговоры.
Анвин улыбнулся, блеснув жуткими зубами.
— Ну конечно. Если б мы назвали твоим людям наш действительный крайний срок, они бы знали наш следующий ход. Ну а так они полагают, что мы обдумываем их возможный ответ, и не будут ожидать нашей атаки.
Даня побледнела, и вжавшийся в стену Маркуи ощутил боль за нее. Семья ее все еще надеялась вернуть девушку назад живой, но на деле ею хитроумно воспользовались, чтобы сделать родителей уязвимыми.
Даня Галвей не стала заливаться слезами, не стала она и молить о пощаде. Глянув на Маркуи, а потом опять на чудовище, она сказала:
— Предполагаю, что вы пришли убить меня.
Все трое пришельцев загоготали.
— Очаровательная девица, — произнес демон, — нам и в голову не придет убить тебя. И впрямь, убийство стало бы напрасной тратой ценных ресурсов. Да и как мы сможем вынудить себя убить существо, столь юное и прекрасное, столь сильное и полное жизни? Никогда. Мы найдем тебе место среди своих.
— Да-да, — подтвердил Криспин. — Почетное место в середине круга Волков.
Маркуи слова эти ничего не говорили — в отличие от Дани. Маска бесстрастной отваги рухнула, слезами наполнились ее глаза.
— Нет, — прошептала она, — пожалуйста. Только не это.
Эндрю снова захихикал.
— Ну конечно. Побывав в гостях у Волков, ты не можешь… не можешь остаться прежней, а нам жалко губить такую красоту. Поэтому несколько следующих дней ты будешь развлекать нас. Всех троих.
Она попятилась к стене.
— Не прикасайтесь ко мне.
Криспин с демоном расхохотались.
— Ну, брат, по-моему, мы ей не нравимся, — вякнул Криспин.
— Возможно, ты полюбишься ей, — ответил демон. — Но я точно знаю, что она мне понравится.
Эндрю приказал:
— Страж, подай мне ключ от камеры!
Маркуи вздрогнул.
«Я должен был помочь ей. Должен был. Я располагал временем, я мог отыскать возможность. Я мог что-то сделать. Может быть, я еще способен помочь ей. Может быть, я сумею вывести ее наружу, заперев всех троих внизу, — и убежать вместе с ней к Родителям, прежде чем об этом проведают. До Дома Галвеев не слишком далеко»…
— Позвольте я сам открою, — услышал он свой голос. — Замок заржавел и стал норовистым, открывать его нужно знающей рукой.
Произносимые слова вибрировали, однако Маркуи решил, что, впервые столкнувшись с демоном, имеет полное право на дрожащий голос. Кроме того, он сказал о замке чистую правду, хотя, отпирая, провозился втрое дольше, чем обычно. Задержка объяснялась отчасти тем, что руки его тряслись от страха, однако, водя ключом взад и вперед, он больше думал о том, как запереть в камере пришедших людей вместе с чудовищем, выпустив при этом девушку. Когда дверь со скрежетом отворилась, Маркуи подумал, что это неплохой способ.
— Готово, — объявил он, отступая назад, но не слишком удаляясь от двери, где в замке остался ключ.
— Очень хорошо, — бросил ему Эндрю. — Занятие действительно трудное на первый взгляд.
Маркуи кивнул и отступил еще на один шаг. Он пытался поймать взгляд девушки, но та смотрела на Эндрю, первым вошедшего внутрь. За ним последовал Криспин, и Маркуи от всей души пожалел, что вторым оказался не демон. Втолкнуть внутрь Криспина было бы много легче.
Увидев, что оба вошедших подошли к Дане, он отступил назад еще на полшага, надеясь заметить демона, самым необъяснимым образом куда-то подевавшегося. Ощущая страх всем своим нутром, неистово колотящимся сердцем, он подумал: «Иди же! Иди! Стань передо мной, сукин сын, пока еще не поздно».
И тут он почувствовал, будто в горло вонзилась игла.
— Возможно, это и получилось бы, — провещал демон из-за его спины.
Одна ладонь обхватила Маркуи за живот, другая стиснула его шею, затем чудовище запрокинуло назад голову тюремщика, одновременно и удушая его, и увлекая назад. Маркуи забился и забрыкался, пытаясь каким угодно образом сбросить с шеи эту ладонь… Проще было, наверное, согнуть руками прутья решетки. Он не мог вздохнуть, не мог выдавить звука. Демон дотащил Маркуи до стены, расположенной как раз напротив камеры, к рядам колодок… «Почему он тащит меня к колодкам?» и выпустил его горло как раз в тот миг, когда мир уже начал терять цвета, а пульс молотом забил по черепу.
Блеванув, Маркуи судорожно втянул в себя воздух; казалось, горло налито огнем. А демон расхохотался. Он взял руку тюремщика и запер ее в колодку, а потом ухватил второе запястье.
— Ты не мог спасти ее, однако, возможно, и сумел бы запереть нас троих в камере. — Он посмотрел на Маркуи со зловещей ухмылкой и прибавил: — Но ты думаешь слишком громко, да еще всем своим телом.
Маркуи смутно ощутил, что девочка визжит где-то вдали. Его взгляд скользнул мимо демона, и он увидел Даню в руках Криспина и Эндрю. Она глядела на него. И кричала поэтому.
Чудовище пристроило в колодку другую руку Маркуи. Закрыло на запор и улыбнулось пленнику.
Какие жуткие зубы! Жуткие!!!
Девочка все кричала:
— Отпустите его! Отпустите!
— Мы просто хотели забрать ее к себе наверх, — ввернул из камеры Криспин. — Собирались сделать свое дело и оставить тебя при твоем деле. Но ты, мерзкий мальчишка, позволил себе думать лишнее о заключенной, и ты заплатишь за это.
— По-моему, — заметил демон, — расставаясь с жизнью, он должен развлечься. Как тебе кажется, Криспин?
— Что это ты придумал?
— Убьем его медленно, — предложил демон, — и пусть, умирая, смотрит, как мы обойдемся с девицей. По крайней мере интереснее будет кончаться.
Эндрю хихикнул.
— А что, — брякнул он, — валяй!
Обернувшись к Маркуи, демон негромко молвил:
— В таких уединенных, беззвучных местах к каждому из нас обращается некий голос… Он приказывает нам стоять, мужаться и делать что нужно. — Он улыбнулся. — И тот, кто очень, очень умен, отыскивает источник этого голоса и умерщвляет его.
Он зацепил похожим на кинжал когтем низ одежды Маркуи; ткань куртки разорвалась, под нею звякнула кольчуга. Поцокав языком, демон вспорол снизу доверху и доспехи вместе со стеганой подкольчужной курткой, от чего обнажились грудь и живот тюремщика.
— Какая гладкая кожа, — протянул он, — некогда и моя походила на нее. И настолько походила, что я просто обязан убить тебя. Я так тоскую о себе — прежнем.
— Не надо, — попросил Маркуи. — Не надо убивать меня. Я ничего не сделал.
— Но хотел сделать. Довольно уже и этого.
— Ты не знаешь, чего я хотел. Кто может прочитать чужие мысли?
— Я могу. И делаю это.
— Отпусти меня.
— Мы позволим тебе посмотреть. Случка Волков — ее видели не многие мужчины. — Хохоча, демон в последний раз провел когтем по его животу.
Белая алая мука, агония, боль, ужас, и кровь, и вонь, и немыслимый вопль кого-то, визжащего в его голове; и чтобы прекратить этот вой, он приказал боли убить себя, но без успеха.
Нечто тяжелое, горячее, скользкое и вонючее поползло от него, ложась на ступени.
Пришла слабость и оставила его в самый последний миг в жестоких лапах этого мира.
И чей-то голос разорвал вопль Маркуи и как коготь чрево заставил его умолкнуть.
— Мы еще многое можем сделать с тобой, не убив при этом на месте, — сказал Криспин Сабир. — Так что, если не хочешь познакомиться с доказательствами, заткни свой рот и смотри. Мы делаем это ради тебя.
Маркуи открыл глаза. Он не стал смотреть вниз: он знал, что увидит там, и не мог решиться взглянуть. Не мог и оторвать глаз от того, что творилось перед ним. Мужество покинуло его. Он повис в колодках, привалившись спиной к стене, и смотрел, мечтая умереть побыстрее, умереть в первое же мгновение. Он смотрел на демона и двоих мужчин, ничем не отличающихся от него. На девушку он старался не смотреть. Он старался не слушать ее. Он еще живет для того, чтобы знать: он уже убит, он уже труп — только дышащий пока, и это было ужасно.
Ужасно!
Но то, что они делали с девушкой, было еще страшнее.
Глава 3

В коридоре пахло, и запах этот едва не бросил Кейт в неконтролируемую Трансформацию… Запах, одновременно знакомый, как Семья, и чуждый, словно другая сторона мира. Только что она волокла Типпу по длинному и пустынному боковому коридору в сторону двора, где возница оставил экипаж. И вдруг она оказалась возле стены, чувствуя, как становятся жидкими кости, как вскипает кровь, пузырясь словно игристое вино. Воодушевление наполняло Кейт, цвета и звуки становились острее и гуще… самый воздух, которым она дышала, превращался в густой и пьянящий напиток.
Пытаясь высвободить свою руку из ее руки, Типпа проблеяла тем самым испуганным голосом, который Кейт так ненавидела:
— Кейт? Кейт? Что случилось?
Тыльной стороной ладони Кейт стерла слезы разочарования и желания с глаз, стараясь сохранять внешнюю невозмутимость. Все в порядке, благодарение богам, все в порядке. Если она все еще в состоянии властвовать над собой, значит, все еще будет в порядке.
«Я хочу бежать, — подумала она. — Я хочу лететь, соперничать с воздухом. Я хочу ощущать, как усталость жжет мышцы. Я хочу слышать, как стучит в ушах кровь. Я хочу смаковать ветер, чувствовать, как высокая трава режет мне кожу. Я хочу охотиться. Я хочу свежего, горячего мяса, отдающей железом крови…» Она отодвигала подальше все, чего только что хотела. Куда-нибудь далеко-далеко, и там, в темных глубинах души, желания эти продолжали сражаться с нею, намереваясь вырваться из того места, где им положено было пребывать.
Она сказала себе негромко:
— Ничего этого мне не нужно. Я хочу служить своей Семье и зарабатывать на независимую жизнь.
Голос ее казался грубым, хриплым и слишком низким. Скверно. Очень скверно. Голосовые связки уже изменились. Повернувшись к Типпе, Кейт взяла ее за плечи и заглянула в глаза. Кузина судорожно глотнула, вдруг сделавшись трезвой и очень испуганной.
— Ступай в экипаж, — велела Кейт. — И скажи вознице, чтобы отвез тебя домой. Жди меня с Семьей. Тому, кто встретит тебя, скажи, что Три Принца устроили нечто непонятное и все твои компаньонки исчезли. Я… вернусь, когда смогу.
Типпа поежилась.
— Кейт, что происходит с тобой?
— Ничего такого, с чем я не могла бы справиться.
Ей хотелось, чтобы в этих словах не оказалось лжи. Власть над собой, и без того всегда неустойчивая, ныне ртутью ускользала из ее пальцев.
— Беги, — огрызнулась Кейт. — Беги!
Поглядев на нее еще какое-то мгновение, Типпа повернулась и бросилась прочь. Когда она исчезла под аркой, которой заканчивался коридор, и каблуки ее застучали по ступенькам, ведущим к экипажам, Кейт метнулась в первый же замеченный ею боковой ход, спряталась за огромной статуей и припала к полу. Шелковые юбки ее шелестели, а кружевной корсаж проклятого бального платья становился то слишком просторен, то тесен, то просторен, то тесен.
Кровь билась в запястьях, в висках, пульсировала за крепко зажмуренными глазами… кровь горела в венах, вскипая пузырями, как вода священного ключа. Желание становилось неодолимым. Она чуяла его, этого незнакомца — своего по крови, взрослого самца в полном расцвете сил. Как и она сама, он едва удерживался на грани самообладания; как и она, жаждал охоты. Прикрыв рот, она вдохнула чуть наморщенным носом и задней частью нёба ощутила его запах, в равной мере казавшийся чудесно знакомым и странным. Сдерживаемые чувства грозили вот-вот вырваться на свободу и превратиться в буйное ликование полной Трансформации.
Она не могла позволить себе этого. Она не могла выпустить на свободу ту, другую Кейт. Только не здесь, в Доме Доктиираков, не в стенах потенциальных врагов. Оставалось сдерживать себя и поститься.
Запах его висел в воздухе, как благоухание каберры — пряности, туманящей разум и наполняющей его видениями; ощущая этот аромат, она была готова не сопротивляясь, почти по собственной воле отправиться навстречу своей гибели. Конечно, в первую очередь следовало избавиться от этого запаха.
У нее были духи. Она всегда носила с собой крохотную бутылочку, которую ненавидела за то, что эта сладкая дрянь, как и вся парфюмерия, портила вкус воздуха — как специи и соусы губят вкус мяса. Но Кейт и прежде случалось попадать впросак с подобными запахами, и она научилась справляться с ними. Достав вонючую смесь из прикрепленной к поясу сумочки, она плеснула немножко на уголок блузки и потерла им ноздри и верхнюю губу.
Эффект оказался сокрушительным. Даже болезненным. Словно ее разбудили после дивного сна, плюхнув головой в ледяную воду. На глаза набежали слезы, хотелось чихать и кашлять одновременно, только она не смогла даже вздохнуть. Кости ныли. Кровь бурлила. Восторг Трансформации притупился, но отнюдь не столь благополучно. Кожа свинцовым пластом обтянула мышцы, болевшие, как после адских побоев.
«Теперь я способна удержать ее. Я владею собой. Я хочу бежать. Мир стал прохладным, синим, зеленым и белым словно лед: тихим, наполненным цветочными и пряными запахами. Сердце мое бьется медленно, ноги твердо стоят на земле: я ищу себе покоя».
Мир красен и жарок, он пахнет землей и кровью, густыми и терпкими ароматами мяса.
«Я отказалась от всего этого ради возможности жить человеком. Я сказала моим родителям, что сумею это сделать, обещала взять на себя всю ответственность; сказала им, если они не найдут мне работу в Семье, то я отыщу себе дело где-нибудь вовне — там, где они не будут спокойны за мою безопасность».
Ты дура.
«Я больше, чем ты позволила бы мне стать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49