Докончив спуск, она распрямилась — насколько могла. И пошла мимо раскачивающихся гамаков, как если бы именно здесь и было ее место.
И тут Кейт сделала обнадеживающее открытие: Ррру-иф не сможет почуять ее. Когда она уже отошла от трапа, свежий морской воздух сменился спертым, рожденным испарениями более чем дюжины немытых тел. Густое облако запахов пота, отрыжки, кишечных газов и обыкновенной грязи, казалось, можно было просто пощупать. Кейт подумала, что сумела бы незаметно прогнать через кубрик стадо коров, если б только ни одна из них не подала голоса.
Но вот она приблизилась к люку, и уши Ррру-иф повернулись в ее сторону. Кейт ступала уверенно и решительно, моля богов, чтобы ей удалось сохранить человеческий облик и двуногую походку, пока служанка может еще услышать ее.
— У тебя пять, — сказал кто-то из мужчин, и раздался стук игральных костей.
— Шесть. Мой ход… Девять… Снова. Одиннадцать.
— Ты три раза не угадал свой ход. Будешь псом или ястребом?
Ррру-иф произнесла:
— Если б я играла сама, то проверила бы эти кости. Ты ни разу не выиграл сегодня.
Кейт была почти возле люка. На нее не обратили никакого внимания.
В ровном голосе прозвучала скука.
— Просто ему сегодня не везет.
Вновь заговорила Ррру-иф:
— Возможно, и так. Но я еще не видела, чтоб ему так не везло.
Кейт прошла в дверь и едва не вздохнула от облегчения, когда услышала за своей спиной:
— Ладно, решайте втроем. А я схожу в гальюн.
Сердце ее подпрыгнуло. Гальюн, который она по недоразумению называла ватерклозетом, пока кто-то из развеселившихся членов экипажа не поправил ее, располагался на самой нижней палубе «Кречета», как раз в той стороне, куда она направлялась.
От страха сердце ее заколотилось… зашипел воздух между острыми зубами, в глубине горла родилось глухое рычание. Кровь зашипела в жилах, забушевала докрасна раскаленная звериная радость, и Кейт превратилась в животное…
…растворившееся в густой тени, когда из-за угла вышел мужчина…
…и скорчившееся в ней, пропуская человека мимо себя на расстоянии протянутой руки…
…и все это время ум ее ощущал ярость Карнеи, удрученной тем, что ей приходится прятаться, а не нападать; тем, что она не может непринужденно убить этого, представлявшего для нее опасность человека.
Кейт, маленькая и слабая, скорчившаяся на задворках ума зверя, все-таки удержала в покорности свое второе «я». Когда моряк прошел мимо, она скользнула во тьму, освещенную лишь двумя штормовыми фонарями, к узкому люку, уводящему в трюм. Она спрыгнула прямо в трюмную воду, закрыв за собой лежачую дверь. А потом свернулась клубком на шпангоуте, позволяя крысам приблизиться к ней; вот они наконец осмелели, и она перебила их, переламывая хребты грызунов быстрым движением лапы.
Днем, когда Трансформация закончится, ей придется выбраться отсюда и придумать объяснение своего отсутствия в каюте. И своей невероятной прожорливости. Проблемы возникнут днем, экипаж будет удивляться, а Ян получит основания для недоверия. Однако, останься она в своей каюте, даже если б никто не вошел внутрь, Ррру-иф наверняка заметила бы изменения в ее голосе, услышала стук когтей по дощатому полу и сразу заподозрила неладное. А так, пока ее не нашли в этом обличье, пусть удивляются и гадают.
Криспин Сабир вошел в Зал Инквизиции, готовясь дать ответ своим обвинителям. На нем было официальное облачение — шелковые брюки и прорезной камзол цвета лесной зелени, украшенный воротником с тончайшими белыми Сондерранскими кружевами и прикрытый плащом из серебряной ткани, в середине которого располагался огромный герб Сабиров: два дерева, вышитые на спине тысячами просверленных изумрудов. На правой его руке как живое поблескивало глазами-турмалинами золотое кольцо в виде волчьей головы. На бедре меч, на другом кинжал, украшенный его инициалами. Мягкие черные сапоги начищены до блеска, серебряная застежка плаща сверкает.
Эндрю и Анвин уже прошли допрос. Оба представили независимые алиби, объяснив, где находились в ночь предполагаемого убийства Ри. Криспин намеревался совершить нечто большее.
Грасмир Сабир, величественный в простом шелковом одеянии, с усыпанной изумрудами цепью параглеза на шее, явно был уже готов осудить Криспина за убийство кузена Ри. По обе стороны от параглеза восседало с полдюжины членов Семьи, Волков среди них не было. На самом деле Волкам просто запретили появляться в зале суда, даже в качестве наблюдателей. Этот факт порадовал Криспина, поскольку работал на него. Он отметил, что присутствовали в основном представители торговой ветви Дома, многие годы пытавшейся вытеснить Волков с любых официальных постов и ослабить их влияние в Семейном Совете. Сегодня Криспин решил нанести этой ветви сокрушительный удар. У него было алиби, доказательство и кое-что еще. Заняв место на низенькой скамье перед помостом, он позволил себе едва заметную улыбку.
— Возобновляется расследование убийства Ри Сабира, сына Имогены Валараи Сабир и Люсьена Сабира. Рассматривается участие в нем и степень вины Криспина Сабира, в соответствии с уликами, оставленными в комнате покойного и его письмом. Криспин, хочешь ли ты что-нибудь поведать суду, прежде чем мы обратимся к уликам?
— Хочу.
Криспин поднялся, вполне понимая, что царственным обличьем может посрамить и параглеза, не говоря уж обо всех прочих членах суда. Среди зрителей послышался одобрительный ропот: люди эти никогда или почти никогда не имели дела с Волками. Он улыбнулся, на сей раз открыто, чтобы видели все, и извлек из-под плаща некое устройство Древних — раму из длинных стальных нержавеющих стержней, внутри которой располагалась стеклянная сфера. На панели устройства находилось несколько стержней и переключателей, от которых к сфере тянулся ряд шестеренок.
— Не угодно ли вам воспользоваться этим предметом?
— Если он имеет какое-либо отношение к расследованию, пожалуйста. Что это такое?
— Мое алиби, — ответил Криспин, опуская устройство на край помоста. — Если вы повернете вправо синий переключатель, то поймете, что я имею в виду.
Все члены Совета Инквизиторов с подозрением уставились на него.
— Это устройство Древних, — продолжал Криспин, — обнаружил один из Волков несколько лет назад, и мы пользуемся им время от времени.
Параглез щелкнул синим переключателем и внутри стеклянной сферы затеплился огонек.
— Очень мило, — произнес параглез, — и я уже вижу, каким образом можно использовать этот предмет: владея им, нетрудно читать вечером, не зажигая огня. Однако какое отношение он имеет к доказательству твоей невиновности? И каким образом способен подтвердить ее?
— У вас есть волосы Ри и пятна, оставленные его кровью. Так?
— Ты знаешь об этом. И то, и другое было обнаружено на месте убийства.
Криспин кивнул.
— Возьми один волосок и опусти его в щель на панели.
Прищурясь, параглез ответил:
— Не вижу в этом смысла.
— Пожалуйста. Клянусь, что не собираюсь тратить понапрасну твое время.
Параглез потребовал, чтобы ему подали шкатулку с вещественными доказательствами и, надев на руки пару тонких белых замшевых перчаток, осторожно открыл металлический ящичек. Достал из него серебряную коробочку — одну из нескольких — и извлек из нее требуемый волос. Криспин указал ему на щель, куда следовало опустить вещественное доказательство, и, когда волос благополучно оказался на месте, сказал:
— А теперь последовательно, считая до пяти между щелчками, переведи вправо зеленый, желтый и оранжевый переключатели.
Параглез щелкнул зеленым.
— Один… два… три…
Сфера засветилась ровным голубым огоньком, что увидели все присутствующие, и Криспин услышал несколько возгласов изумления.
— …четыре… пять… — параглез щелкнул желтым переключателем, — …один… два…
В голубизне появилась дымная темная точка.
— …три… четыре… пять… — Параглез притронулся к последнему переключателю, и темное пятно в центре сферы превратилось в четкое изображение.
Изображение Ри Сабира — явно живого и двигающегося. Он говорил, но собеседник его так и остался невидимым.
— Вот мое алиби, — повторил Криспин, и тихий его голос словно гром прогремел в оцепеневшей палате. — Ри жив.
— Где он? Что с ним случилось? Кто будет отвечать за все это? — разнеслось над собравшимися и Советом.
Со строгим выражением лица Криспин вместо ответа повернул два циферблата, управлявшие шестеренками внутри устройства. Ри исчез из виду так быстро, что никто из присутствовавших в зале не успел заметить никого из тех, кто окружал его, хотя было ясно, что он далеко не в одиночестве. Но Криспин отвел свои руки от циферблатов только тогда, когда внутри стеклянной сферы четко обрисовался корабль.
— Это вы скажите мне, где он и кто за это в ответе, — заявил Криспин.
Параглез наклонился вперед, и на лице его начала проступать холодная ярость. Оторвавшись от зрелища, он оглядел сидевших рядом советников.
— Он на корабле, — определил Грасмир. — На одном из наших торговых судов.
Поглядев сверху вниз на Криспина, параглез заключил:
— Похоже, вы, с твоим кузеном и братом, стали жертвой заговора торговцев и Ри. Быть может, с участием и его матери. Возвращаясь к правам и обязанностям сего Совета, я объявляю тебя невиновным. И приношу извинения за то, что не могу пригласить тебя участвовать в разбирательстве обстоятельств этого заговора, целью которого было возложить на вас троих вину за несовершенное преступление. То, что враги твои участвовали в Совете, который мог осудить тебя, было досадной случайностью, но я не вправе позволить тебе судить их. Хотя, на мой взгляд, это было бы справедливо, я не могу все же думать, что в сердце твоем нет предубеждения против них.
Потом, на миг прикрыв лицо руками, он провел пальцами по вздыбившимся волосам.
— Однако, если у тебя есть какая-то просьба ко мне как к параглезу, я с удовольствием исполню ее.
Криспин кивнул.
— Прошу об одной милости, ничего для тебя не стоящей. После смерти своего возлюбленного главы Люсьена Волки остались без предводителя. И наши усилия на пользу Семейства оказались слабыми и разрозненными. Опираясь на кузена и брата, я способен возглавить Волков ради блага Семьи. И я прошу, чтобы ты поддержал наши усилия в борьбе за лидерство — если считаешь нас достойными этой чести. Грасмир улыбнулся.
— Судя по письму, которое написал Ри, прежде чем выйти в море на торговом корабле, целью его предприятия было помешать вам сделать это. Я не люблю тайных интриг, не люблю, когда меня выставляют дураком. Я вправе нарушить автономию любой ветви Семьи, если, с моей точки зрения, это послужит нашим общим интересам. И я поступлю именно так. Посему Волки не будут выбирать предводителя. Я объявляю тебя их вождем и возлагаю на брата твоего Анвина и кузена Эндрю обязанности твоих помощников. И пусть знают все, что я не потерплю несогласия с моим решением.
Он поднялся.
— А теперь ступайте, благословляю вас… Заседание Совета закончено. Торговцы, останьтесь в стенах нашего Дома. В этот же день на следующей неделе вы дадите ответ за свои поступки.
Когда Кейт наконец выбралась из трюма и поднималась наверх, в свою каюту, корабль уже едва не разобрали на части, разыскивая ее. Хасмаль обнаружил Кейт карабкающейся по трапу на главную палубу. Ян, Ррру-иф и Джейти следовали за ним…
Благословенный Хасмаль искал ее, не теряя головы, потому что первым делом спросил:
— У тебя опять был приступ?
Припадок. Падучей болезни. Она пугает людей, но не настолько, чтобы они могли со страху убить больного. В отличие от проклятия Карнеи.
— Наверное, — ответила Кейт. — Не помню. Сидела в своей каюте, читала и все… а потом вдруг очнулась в трюме.
Ей помогли подняться на палубу, предлагая солнце и свежий воздух. Они не помогли: Кейт чувствовала себя как утопленница. Она с трудом держалась на ногах.
Перед ней стоял Ян, освещенный заходящим солнцем, задумчиво щуря глаза.
— У тебя падучая. — Это было утверждение, а не вопрос. Кейт кивнула.
— И часто?
— Не очень. Примерно раз в два месяца.
— Достаточно часто, чтобы Семья не смогла найти тебе хорошего мужа.
— Да, достаточно часто, чтобы об этом нельзя было думать.
— Порченый товар.
— Так принято в Семье.
Что было истинной правдой. Страдающая падучей женщина и думать не могла о замужестве; удержав приданое, ее отослали бы домой после первого же припадка — всякий знал, что падучая передается от матери детям. Таким образом, выдуманная Кейт история с похищением книги получила новое подкрепление: неспособную к замужеству дочь ждал ужасный конец… каким следует считать пожизненные занятия переводами с мертвых языков в лишенной окон комнате. Далее, она получала удачное объяснение своего нынешнего отсутствия — и всех будущих. Слава богам, спасибо Хасмалю. Она была готова обнять его. И подумала, что сделает это, как только вымоется и поест. И отоспится. Когда голод стал одолевать, Кейт съела крыс, которые пришлись совсем не по вкусу даже ее второму, звериному «я». И теперь съеденное отягощало желудок.
Ян кивал, и в глазах его угадывалось удивившее Кейт сочувствие. Он долгое время молчал. А потом негромко промолвил:
— Мне известно, как Семьи обходятся с поврежденным товаром. Во всех подробностях.
— Мы боялись, что ты упала за борт, — сказал Хасмаль.
— Рада, что этого не случилось, — ответила Кейт. А Ррру-иф, стоявшая чуть в сторонке, спросила:
— Как же ты сумела забраться в трюм так, что этого никто не заметил?
Кейт пожала плечами.
— Не помню. Я ничего не помню.
Она пожелала про себя, чтобы и впрямь ничего не помнила. Ей хотелось бы по крайней мере забыть про крыс. Ослабевшая от голода, утомленная Трансформацией, она пошатнулась… Корабль в это время вползал на волну, палуба ушла из-под ног, и Кейт упала. И вдруг ощутила жуткую дурноту. Опираясь руками о поручень, Кейт перегнулась через борт, и ее вырвало.
Это положило конец расспросам. Когда рвота закончилась, Ян и Хасмаль отнесли девушку в каюту, а Ррру-иф вызвалась ходить за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49