Его друзья — его лейтенанты — как бы вмерзли во время: они разглядывали мерцающую фигуру распахнутыми глазами, не скрывая своего потрясения. Медленно, один за другим, отводили они глаза от обворожительного, эфемерного, светящегося неярким светом изображения женщины и обращались к нему. Ри ждал вспышек гнева, знаков измены, но увидел только удивление.
— Как?.. — шепнул Янф.
И долго еще все они пребывали в молчании. Наконец Джейм промолвил:
— Мне все равно — как. А научить этому можешь?
Он словно бы прорвал плотину, и слова хлынули потоком. Друзья хотели, чтобы он показал им еще одно чудо; они желали немедленно увидеть все, что он знает; они жаждали стать частью того прекрасного и запретного мира, который он открыл перед ними. Их не пугало, что люди платили своей жизнью, дабы вновь открыть те знания, которыми он обладал, и что утрачены они были по разным причинам; они и слышать не хотели о том, что их всех прилюдно казнят на площади, если застанут за этим делом. Они и не думали попадаться… чудо захватывало их воображение, сулило тайны, открывало мир, уходящий за пределы повседневности. И они стремились в этот мир. И были готовы закрыть глаза на любой грех, любое преступление, лишь бы получить доступ к ведущей в него дверце.
— Мы поможем тебе добыть девицу, — заявил Янф, выражая общее мнение. — Но обещай, что взамен обучишь нас магии. Окажи эту честь нам, своим верным друзьям и молчаливым соратникам.
Они предлагали ему свои жизни, свою честь — и по справедливости за все это полагалась более внушительная компенсация. Он подумал о землях и новых титулах… пусть у них будет право потребовать чего захочется. И он не откажет. Ри дал обещание.
— Я и помыслить не могла, что доживу до конца представления.
Кейт расхаживала взад и вперед по узенькой библиотеке. Отупевшая, измученная, по-прежнему разъяренная, она воевала с внутренним демоном, молившим ее, требовавшим всего только одной возможности расправиться с теми, кто устроил это кошмарное истязание неповинных.
Во время церемонии Дугхалл не сказал ни слова. Оставаясь рядом и ничего не делая для этого, он отгонял от Кейт всякого, кто приближался, чтобы заговорить с ней, он помогал ей соблюдать спокойствие, а потом отвез ее с Типпой в посольство Галвеев при первом же удобном случае. Впрочем, когда Дугхалл привел ее в библиотеку, Кейт поняла, что он хочет поговорить с ней.
— Ты справилась с делом, — отметил дядя, — и забудем об этом. Ты еще не сыграла свою роль до конца, и Семья надеется, что ты исполнишь ее без ошибки. Особенно теперь…
Он преградил ей путь и заглянул племяннице в глаза.
— Особенно теперь, когда твоя информация выдержала проверку. Доктиираки и Сабиры злоумышляют против нас — как ты и говорила. Ты обладаешь некоторыми… скажем так, талантами. Да, талантами… которые делают тебя незаменимой для Семьи.
Кейт глубоко вдохнула, а потом медленно выдохнула.
— Дядя, ты должен знать, кто я такая.
— Я уже догадывался… по крайней мере, мне кажется, я вычислил некоторые из твоих способностей. Однако рано или поздно ими заинтересуются, возможно, и некоторые другие члены Семьи. Но не нужно думать, будто твое отличие от остальных может отторгнуть тебя от нас. Кейт, ты просто сокровище. Ты прекрасна, ты умна, ты очаровательна, ты образованна… и твои особые способности позволяют тебе делать то, чего не могут другие. — Он потрепал ее по руке. — Ты была чудесным ребенком — никогда ничего не боялась. А теперь становишься великолепной молодой женщиной. Более того, ты можешь стать оружием в руках Галвеев — оружием, какого нет у других Семей.
Кейт приподняла бровь, подумав о Карнее-Сабире. Если Дугхалл не подозревает о его существовании, значит, он не знает о той степени опасности, что грозит Галвеям.
— Это все, чего я хочу. И все, о чем мечтала когда-либо, — служить моей Семье. Я хочу защитить ее от врагов. Потому что Семья защитила меня и дала мне возможность стать своею.
Помедлив, она пристально посмотрела на Дугхалла.
— Но, быть может, я не имею права рисковать матерью и отцом, оставаясь на службе? Может быть, у меня вообще нет права служить, потому что за мою неудачу заплатят многие — не я одна?
— Садись.
Дугхалл указал на стул с высокой резной спинкой, пристроившийся в уголке, под хрустальными стеклами библиотеки. Он сел рядом на подобный стул и продолжал:
— Ты служишь Семье — этого требует долг. И ты делаешь свое дело, не ставя под угрозу членов твоей малой семьи: ведь этого требуют одновременно и долг, и любовь. Однако, Кеит-ча, на первом месте должны стоять нужды Семьи. Выслушай заповедь, которой руководствовался я сам, по которой надлежит жить и тебе: «Ты рожден для величия, но каждое поколение должно заново заслужить его. Твоя жизнь…
— …продолжение жизней моих предков, — перебила его Кейт, — и мост, направленный в будущее, и посему моя жизнь никогда не сможет полностью принадлежать мне, ибо каждый мой сегодняшний поступок пожинает вчерашний плод и роняет семя будущего урожая».
Она завершила цитату из Хабата патетическим тоном.
— Я знаю свой долг.
— Тогда нечего сомневаться, имеешь ли ты право служить. Ты избрана и должна служить.
— Хочу заметить, что избрана я не теми, кто знал обо мне правду… Не уверена, что они взяли бы меня на службу, если б она стала известна.
— А как насчет того, что ты сумела дожить до нынешнего дня и стать взрослой? Подумай! Не мне, оспаривать цену чуда — неисповедимы пути Господни. Я выбираю тебя и ныне думаю, что выбор мой оказался лучше, нежели мне прежде казалось. Не важно, что могут подумать другие. Твой секрет я буду держать при себе; я не настолько доверяю всем членам Семьи, чтобы извещать их о внезапно свалившемся на голову даре.
Кейт засмеялась.
— Откровенно говоря, и я не так уж им доверяю… Отогнать меня от лошадей на площади могут лишь действительно близкие — члены моей семьи и ты.
— Ты и не должна этого делать. Будь настороже, и я не сомневаюсь, что ты получишь назначения, соответствующие твоим особым дарованиям. — Откинувшись назад, он переплел пальцы на животе. — Кстати о твоих талантах… Какова, в сущности, их природа? Я уже понял, что слух твой лучше моего, и знаю, что ты способна подняться по отвесной стене, на которой — на мой взгляд — без крючьев и молотка делать нечего. Но как ты сумела это сделать?
— Я — Карнея, — ответила Кейт.
Дугхалл задумчиво посмотрел на нее и вздохнул.
— Я предполагал это. И потому предостерегал тебя в отношении казненного сегодня мальчика… До меня дошли… кое-какие слухи — прежде чем мы оставили посольство, — будто подобное создание прошлой ночью вырвалось на свободу и было схвачено рано утром. Однако сомневаюсь, чтобы этот мальчик был причиной резни в переулке.
Он помрачнел.
— Так, значит, семейное проклятие еще не изжито?
— Перед тобой прямое доказательство этого.
— И в чем же оно проявляется? В остром слухе, зрении? Большей силе, энергии, похоти?
Кейт невесело засмеялась.
— Во всем: и в скверных качествах, и в благородных. Я — Карнея в полной мере, как и убитый сегодня на улице мальчик. Я Трансформируюсь в гневе, или от другой сильной эмоции, или когда долго воздерживаюсь от Превращения. Я одновременно и женщина, и чудовище в едином теле, и лишь мне второй, чудовищной, ведомы радость и удовольствия без сожалений. Я — Карнея, моя кровь алчет чужой крови, охоты и случки, я беспощадна и не ведаю угрызений совести.
— Дитя, бывают времена, когда и угрызения совести, и снисходительность можно назвать только проклятием.
— Возможно, и так, — тихо молвила Кейт. — Но человеческое во мне раскаивается за нас обоих — и при этом вдвойне.
Дугхалл откинулся на спинку стула, соединив перед собой пальцы домиком.
— Чтобы уживаться с самими собой, мы примеряем себя таких, какие мы есть, с теми, кем хотели бы быть. «И если нам суждено познать счастье в этой короткой жизни, мы радуемся, не обманывая себя, и не забываем про доброту». Снова Винсалис. Я все-таки должен найти тебе экземпляр «Служи с честью», когда мы вернемся домой. Вместе с Тайными Текстами эта книга будет особенно полезна тебе. Особенно полезна.
— Я прочту и то, и другое, — ответила Кейт, — если эти книги помогут мне служить Семье.
— Помогут. Ну а если ты действительно хочешь послужить Семье, отыщи для нас Зеркало Душ. — Дугхалл рассмеялся.
Кейт не поняла шутки.
— Зеркало Душ? Что это такое?
— Миф, наверное, — сказал Дугхалл. — Нам удалось найти несколько упоминаний в самых старых наших книгах… ну, конечно, и в Тайных Текстах.
Он вздохнул.
— Предположительно, это Зеркало — величайшее создание Древних. Лучшие из имеющихся у нас переводов утверждают, что это устройство могло призывать из могил усопших и возвращать их в мир живых. Представь себе возможность вернуть к жизни всех наших мертвых родичей.
На его лице было написано восхищение.
— В считанные дни мы бы одолели и Сабиров, и Доктиираков и овладели всей Иберой. Закончились бы войны, и убийства, и насилия.
— Судя по всему, ты веришь, что подобное устройство могло существовать.
— Так тебе показалось? Прости размечтавшегося старика. Я просто хочу, чтобы оно было — и, конечно, чтобы Галвеи смогли заполучить его. Однако, несмотря на несколько упоминаний о Зеркале в древней литературе, полагаю, даже если оно и существовало когда-нибудь, то давно уже исчезло с лица земли. Впрочем, я отношу себя к скептикам — существование его едва ли возможно вообще. Подобные чары оказались бы…
Он распрямился.
— Забудь о моих размышлениях вслух, Кейт, — с улыбкой молвил он. — Глупо с моей стороны забивать тебе голову фантастическими представлениями Древних. Тебе эти бредни не нужны. Постарайся держать Типпу подальше от неприятностей, делай все возможное, чтобы она не подозревала о предательстве Доктиираков, иначе она может выдать нас. Типпа — милое дитя, но уж слишком она наивна.
— Я сделаю так, чтоб она не сомневалась в нашем положении. Как долго мне изображать это?
Дугхалл хищно усмехнулся.
— Ты, я и Типпа отправляемся в Калимекку аэриблем — через четыре дня, на рассвете.
— В день свадьбы?
— Да.
— А все остальные?
— Большая часть уедет завтра. Остальные на следующий день.
Кейт вздрогнула.
— Доктиираки заметят это.
Дугхалл взмахнул рукой.
— В этом-то и вся красота. После того как мы вчера отправили весть домой, аэрибли доставляют равномерным потоком «свадебных гостей», которые на самом деле таковыми не являются. Это солдаты в праздничных нарядах, многие в женской одежде — они заменят немногих женщин, стрелков из лука и мечников, которые есть у нас. Замаскированный под балласт персонал посольства мы отправляем назад в якобы пустых аэриблях. Мы трое не можем лететь до самой последней минуты, потому что Типпе и этой крысе Калмету предстоит совершить обряд очищения в ночь перед свадьбой; я должен стать свидетелем, а ты, как всегда, компаньонкой. Однако когда мы вернемся в посольство, нас будет ждать аэрибль, а на свадьбу вместо вас под вуалями отправятся солдаты, мой же дублер укроется капюшоном.
Кейт улыбнулась, и впервые за этот день улыбка ее казалась искренней.
— Значит, свадьба будет не такой, на какую рассчитывают Доктиираки?
— Естественно. А когда она закончится, праздновать будут только Галвеи.
Глава 10

Его конь — хотя Хасмаль ни под каким видом не мог бы назвать это животное своим, — точнее конь, которого он украл, довольно уткнувшись в сено, стоял в сооруженном на скорую руку загоне вместе с прочими лошадьми Гиру. Пленник сразу узнал и пятнистую шкуру животного, и кривое клеймо на правом боку… Хасмалю даже показалось, будто он уловил мстительный блеск в глазах этого создания. Он заметил коня, когда стража повела его к ручью — ополоснуться; Гиру содержали своих лошадей подальше от людского жилья — ниже по течению и по склону холма, — показав себя с лучшей стороны в отличие от создателей города, в котором проживал Хасмаль. Он никоим образом даже не намекнул своему стражу, что узнал животное: скрытность определенно сулила больше перспектив. Но на душе стало спокойнее: раз Гиру обнаружили коня, возможно, и пожитки его сейчас находятся в лагере, где-нибудь неподалеку… Быть может, он сумеет вернуть их себе.
Стоянка Гиру занимала северный склон невысокого холма, от длинного гребня до ручья, извивавшегося меж деревьев в долине. Хасмаль прикинул, что у Гиру здесь около сотни фургонов, однако он не испытывал в этом особой уверенности: лес вокруг был очень густой, и едва он замечал несколько новых повозок, как остальные немедленно исчезали из виду; да и сами они, разрисованные лесными и луговыми пейзажами, неким таинственным образом растворялись среди окрестностей, внушая тревогу. И все же приблизительную оценку он получил — этого было достаточно, дабы представить, что взрослых Гиру здесь по меньшей мере свыше пятидесяти — поэтому нечего было и мечтать о том, чтобы одолеть стража и бежать.
Потом, Хасмаль имел представление и о своей силе, и о своей слабости, и у него хватало ума не путать одно с другим. Рожденный в городе, воспитанный в цивилизованных условиях, привыкший к доставляемой акведуком воде и пище, приготовленной дома в кирпичной печи, к общественным баням, а не речкам, он и на мгновение не обольщался тем, что сумеет бежать через лес, удрать от погони и пережить опасности, коими изобиловали дикие края. В глуши он был слаб.
Но оставались хитрость и осторожность, и с помощью особых качеств он надеялся выпутаться из непростой ситуации.
Охранявший его Гиру не проявлял нетерпения, пока Хасмаль купался. Ухмыляясь, он сидел на поваленном дереве и не отводил нацеленный на грудь пленника арбалет. Оружие вынуждало Хасмаля нервничать, тем не менее страж обращался с ним неплохо, обеспечил его изрядным количеством пищи и обвел вокруг колючих зарослей, вместо того чтобы заставлять пробираться сквозь них. Последнее обстоятельство особенно порадовало Хасмаля, до сих пор остававшегося без одежды.
— Спасибо тебе за то, что не торопил меня с мытьем, — произнес Хасмаль по-иберански, затевая со стражником сложную игру, в которой он изображал, что в жизни не слыхал шомбийского слова, в то время как охранявший его человек претендовал на полное незнание иберанского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49