Я потрогала шрам на своей щеке с чувством, похожим на стыд. Любой физический недостаток имеет ровно столько значения, сколько человек сам ему придает. Если приезд в Силверхилл не обогатил меня никаким иным знанием, то по крайней мере я узнала эту истину.
– Я скажу ему, как хорошо он, по-моему, работает, – заявила я. – Если у него есть другие произведения, мне хотелось бы их увидеть. Будь у меня какой-нибудь талант, как бы я им гордилась…
Тетя Фрици скользнула за моей спиной и повернула терракотовую голову лицом к стене, так что ее глазницы уже не смотрели на нас.
– Не надо, Малли, дорогая. Мне понятна потребность человека в том, чтобы никто его не трогал, потому что у меня самой есть такая потребность. Ему уже слишком поздно прислушиваться к похвалам. У него внутри все сместилось куда-то на сторону. Вот в чем его главная беда, а не в изувеченной руке. Если бы он женился на Кейт, она могла бы его спасти. Но она, бедняжка, не хочет становиться его женой на его условиях.
– Знаю, – сказала я. – Мне нравится Кейт. Мы с ней говорили сегодня днем.
К моему удивлению, тетя Фрици наклонилась ко мне и ответила поцелуем на мой недавний поцелуй.
– Ты милый ребенок. И добрый. Спасибо, дорогая, что пришла меня навестить. Когда ты в доме, я чувствую себя гораздо лучше. Надеюсь, что ты еще долго здесь пробудешь. Тебе небезразличны другие люди – я это прекрасно вижу.
Ее слова усилили нараставшее во мне чувство вины. Я была смущена и пристыжена. А в прошлом проявляла ли я достаточно внимания к окружающим? Или шрам на щеке заставил меня настолько сосредоточиться на себе самой, что в моем сердце не оставалось места для настоящих чувств к другим людям? Чем я была лучше Джеральда, если только мне не удавалось вовремя обуздать себя?
Фрици подошла к комоду, выдвинула один из ящиков и достала оттуда маленький медный ключик. Она вставила его в плоскую коробочку красного дерева, стоявшую на верхней крышке комода. Открыв шкатулку, она вытащила из нее несколько фотографий и протянула их мне.
– Я хочу, чтобы у тебя была одна из этих карточек. Выбирай любую.
Фотографии изображали Фрици Вернон в трех разных позах, и их вполне можно было принять за мои собственные портреты, если не учитывать той подробности, что она была настоящей красавицей. На одном из фото она была изображена в том самом туалете с кружевным воротником и пышным шлейфом, в который я так неуклюже облачилась вчера вечером. На ее прическе «помпадур» красовалась увитая кружевами шляпа с плоской тульей. Она стояла, опершись на ручку сложенного зонтика. На другой фотографии на ней был другой костюм, в котором она появлялась в той же пьесе, – вечернее платье, оставлявшее обнаженными ее прекрасные молодые плечи, а ожерелье из лунного камня и аметистов добавляло еще один штрих к ее элегантному наряду. Костюм был скроен так, чтобы подчеркнуть стройность ее талии и округлость бедер; юбка, состоявшая из многочисленных кружевных и шелковых складок, касалась пола.
На третьей фотографии у нее был более озорной вид. Она была не в театральном костюме, а в отличном наряде 20-х годов. Прямая юбка в складку едва прикрывала колени, белокурые волосы были коротко подстрижены, в челку вплетена лента. Одна рука перебирала длинную нитку четок, а большие, широко расставленные глаза явно флиртовали с фотографом.
Тетя Фрици внимательно наблюдала за мной.
– Ланни я нравилась в костюме. После того как с ним встретилась, я снова отрастила волосы. Какая карточка тебе нравится больше всего?
– Вот эта, – сказала я, тронутая и довольная тем, что она собирается подарить мне одну из своих драгоценных фотографий. Я выбрала ту, где она была в туалете, который я примеряла на себя вчера вечером.
– Вы надпишете мне эту карточку?
Моя просьба привела ее восторг. Она нашла перо и нацарапала в уголке: "Малли с любовью от Фрици Вернон".
– Я всегда буду очень дорожить вашим подарком, – заверила я ее.
Она улыбнулась в ответ.
– Сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Пожалуй, я и в самом деле лягу и попробую подремать. Но без всяких пилюль! Вчера я была так возбуждена, что всю ночь почти не сомкнула глаз, а то, что случилось с бедняжкой Дилли, совсем меня вымотало. Конечно, он все равно бы через день-два умер. Но ему не обязательно было умирать такой смертью. Наверное, он ужасно перепугался. Его бедное маленькое сердечко… но нет, я не должна об этом думать.
Она побежала в одних чулках к постели и легла. Сидеть около нее, пока она заснет, не было никакой необходимости.
Пройдя назад через холл, а затем вернувшись в галерею, я убедилась, что в доме никого нет. Я оставила фотографию Фрици на минутку в галерее и открыла дверь в сад. Там я могла побродить по тропинке, по которой в таком отчаянии уже однажды шла сегодня рано утром. На этот раз я прошла через калитку в белом заборе и вышла на подъездную дорогу в тот самый момент, когда Уэйн задним ходом отъезжал в своей машине от дома.
Я окликнула его, подбежала к автомобилю с той стороны, где находилось сиденье водителя, и положила руки на опущенное стекло.
– Бабушка вам сказала? – крикнула я. – Она сказала вам, что собирается упрятать тетю Фрици в какое-то заведение для душевнобольных?
Он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза. Я увидела его помертвевшее лицо.
– Я не могу сейчас говорить с вами, – сказал он. Я никогда не испытывала такого страха.
– Но она вам сказала? – умоляющим голосом еще раз повторила я свой вопрос.
– Она много чего мне сказала, – отозвался он. – Пожалуйста, Малли, не задерживайте меня. Мне надо все-таки подумать и о своих пациентах.
– Но как же тетя Фрици?! – воскликнула я рыдающим голосом. – Что вы собираетесь делать, чтобы помешать бабушке Джулии?
– Я не стану пытаться ей помешать, – мрачно ответил он. – Быть может, специальное заведение или частная лечебница – самое лучшее место для Арвиллы. Вещи такого рода, понимаете ли, не могут продолжаться без конца. Птица и все прочее…
Я заколотила по окну обоими кулаками.
– Не может быть, что вы так жестоки! Вы не можете быть таким же, как они все! Кто угодно, но только не вы!
– Не надо быть слишком твердо уверенной в том, что жестоко, а что нет, – сказал он. – Не будьте ни в чем слишком уверенной!
После вчерашней встречи на кладбище я ни разу не сталкивалась с непреклонной твердостью, которая порой на него находила. Молчаливый мрамор… Холодный мрамор – и ни намека на милосердие под этой жесткой поверхностью! Я убрала руки и отступила перед тем, как он круто повернул руль машины и двинулся по подъездной аллее, сделав возле пруда поворот.
Я не могла поверить в то, что произошло. Я пробежала вдоль одной из стен дома, затем через часть лужайки, пока путь мне не преградила купа деревьев. Я стояла между ними и следила за тем, как его машина еще раз сделала поворот у края пруда, а потом выехала на дорогу, петляющую между норвежскими соснами, которые посадил еще мой прадед. Даже когда машина окончательно скрылась из виду, я не двинулась с места, а продолжала стоять, прислушиваясь к стихающим звукам, которые производила эта дребезжащая неухоженная машина доктора Мартина, с ворчанием прокладывавшая себе путь к видневшемуся вдали шоссе.
Когда звуки совсем стихли, я огляделась, оглушенная, плохо соображающая, что со мной происходит. Впервые я заметила, что предвещающий грозу желтый утренний туман рассеялся и что сине-зеленая гора Абенаки четко виднеется на фоне неба, которое приобрело нормальный голубой цвет. Однако сейчас гора никак не могла повлиять на мое настроение. Случилось нечто ужасное, сокрушившее всю мою жизнь, что-то такое, что я не в состоянии была понять. Уэйн Мартин намеревался позволить, чтобы тетю Фрици оторвали от всего, ради чего она жила, и, кроме того, он полностью отверг меня.
Деревья, окружавшие меня, оказались белыми березами, хотя я только сейчас это заметила. Они тихонько перешептывались над моей головой, и у меня было странное ощущение, словно бы я не решалась расслышать то, что они могут мне сказать: что было реальным, а что – всего лишь воображаемым? Когда-то ребенок, плакавший здесь, стоя на коленях, был вполне реальным существом. Но сейчас этот ребенок с его кровоточащей щекой существовал только в воспоминании, так же как и Фрици Вернон – та давняя Фрици. Вот так же и я, молодая женщина, находящаяся в этом терзающем и страшном настоящем, скоро стану не более чем воспоминанием.
Но теперь я не могла убежать. Если я убегу, то у нынешней Фрици не останется ни одного защитника – ни одного человека, который выступил бы против моей бабушки.
Я медленно вышла из-под навеса деревьев на солнечный свет и двинулась через лужайку к началу узкой лесной тропинки, по которой мы шли с Уэйном сегодня утром. Когда я приблизилась к пруду, то увидела на воде лодку, в которой терпеливо сидел одинокий рыбак, закинувший за борт свою удочку. Рыбаком был Крис Мартин.
Я решительно направилась через лес в сторону лодочной станции. Через некоторое время я пустилась бегом по коричневому, пружинящему под ногами ковру сосновых палок. Пройдя мимо группы мертвых деревьев, чьи корявые высохшие ветви плотно переплелись, я пошла дальше через живой лес. Там и сям в тенистых местах встречались густые заросли папоротника, а один раз, когда я на минутку остановилась, чтобы проверить, не сбилась ли с пути, крошечная древесная жаба, сидевшая на соседней ветке, поглядела прямо на меня. Какое-то мгновение мы, казалось, удивленно глядели друг другу в глаза, а потом она исчезла, а я продолжала свой путь. Я не получала удовольствия от бега, всего лишь пыталась как можно скорее от чего-то уйти.
Лодочная станция была единственным прибежищем, где я могла укрыться. Впереди я опять увидела воду, серое каменное строение на берегу и ускорила шаг. Только подойдя к открытой части строения и заглянув внутрь, я поняла, что кто-то успел туда проникнуть раньше меня. Никого не было видно, но в дальнем конце помещения была открыта огромная дверь, ведущая в подпол, со ступеньками, уходящими в нижнее укрытие для лодок. Там были два человека, и они разговаривали. Сначала я уловила голос Элдена, потом – Нины Горэм.
Глава X
– Я привезу из города человека, который выкинет весь этот хлам, – произнес Элден. – Дерево насквозь прогнило, все протекает. Единственная лодка, которая содержится в порядке, – это шлюпка Криса, потому что он сам за ней ухаживает. Сейчас ему нужен к ней моторчик, а позднее ему понадобится настоящая лодка.
Тетя Нина что-то рассеянно ему отвечала, и мне было слышно, как они двигаются там, внизу. Я стала искать глазами место, где можно было бы переждать, пока они уйдут и я смогу остаться на лодочной станции одна. Но спрятаться негде, если не выйти наружу. Я направилась к откинутой двери в подпол, чтобы дать им знать о своем присутствии.
– Ну, теперь уже можно не волноваться, – продолжал Элден. – Моя сестра и ваш сын больше друг другу не угрожают. Никакой свадьбы не будет.
– Конечно, не будет, – резким тоном отозвалась тетя Нина. – Джеральд решительно выступил против воли бабушки, и со временем она начнет смотреть на вещи так же, как он.
– Вы так думаете? – Элден засмеялся неприятным смехом. – Вы что, забыли, как быстро миссис Джулия может сменить направление, если ей что-нибудь взбредет в голову? Разве вы не видите, куда она сейчас клонит?
– Не знаю, о чем вы говорите, – возразила тетя Нина, но в голосе ее слышалось сомнение.
"Теперь я уж ни за что не перестану слушать", – пронеслось у меня в голове, и я еще ближе подошла к отверстию в полу.
– Вы прекрасно знаете, что для миссис Джулии главное – сохранить непрерывность рода, чтобы было кому оставить в наследство все свои богатства. Я сомневаюсь, чтобы ей приходило в голову изменить ранее принятое решение, пока она не увидела юную Малли. Но теперь-то вы видите, куда она гнет. Она понимает, что заполучить правнука с помощью этой девицы – вещь гораздо более вероятная, чем с помощью вашего сына Джеральда. Думаю, что она сегодня уже пересмотрела прежнее решение, так что вы можете вздохнуть свободно, так же как и я.
Я слышала сдавленный возмущением голос тети Нины:
– Мама Джулия никогда этого не сделает. Силверхилл для Джеральда – это все, все!
– Хотел бы я иметь такие возможности распорядиться Силверхиллом, какие были у него! – грубо возразил Элден. – Что он сделал тут хорошего? Отдать все это Джеральду Горэму – означало бы попросту выбросить все на ветер, и она начинает это понимать.
– Вы… вы забываетесь! – вскричала тетя Нина. Элден снова рассмеялся, и мне было слышно, как он перелезает через старые лодки и груды досок. Через некоторое время он выбрался через какой-то, еще ниже расположенный выход и быстро зашагал прочь между деревьями, ни разу не оглянувшись.
Тетя Нина поднялась по лестнице, вылезла наверх и подошла к откидной дверце, прикрывающей вход в подпол. Она не видела меня, пока я не окликнула ее, а увидев, поднесла ладонь ко рту и уставилась на меня с выражением, близким к ужасу.
– Я слышала, что сказал Элден, – поспешила я обратиться к ней. – Но если бы даже у бабушки возникла такая идея, это не имело бы никакого значения. Я все время повторяю всем одно и то же: мне не нужен ни Силверхилл, ни что-либо из того, что там находится. Вы не должны видеть во мне соперницу Джеральда.
Каждая черточка, каждая морщинка на ее лице были напряжены, и мне было ясно, что она не поверила ни единому слову из того, что я сказала. Она заговорила серьезным, настойчивым тоном, как будто ей нужно было каким-то образом убедить меня в том, что мне и без того было известно.
– Силверхилл для Джеральда – труд всей его жизни. Я не знаю, что он будет делать, если кто-нибудь попытается отнять у него этот дом. Когда он сердится… – При мысли о гневе Джеральда она содрогнулась и не стала заканчивать фразу.
Я не могла сказать ничего, что изменило бы ее слепую убежденность, и, видя, что я молчу, она попыталась сменить тактику, выворачиваясь наизнанку в отчаянной попытке убедить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33