И пока я кричала, птицы вдруг смолкли – быть может, их заставил замолчать мой пронзенный страхом голос.
Я корчилась, стоя на коленях, а голубая с золотом птица все еще цеплялась за мое плечо, снова и снова ударяя меня в щеку. В этом положении меня нашел Крис. Он быстро пересадил птицу к себе на запястье, а потом поднял меня с колен и толкнул в сторону галереи.
– Идите назад! – сказал он. – Мой отец только что вернулся домой. Он вам поможет. Идите назад, в галерею!
Спотыкаясь, я пошла по дорожке, отыскала дверь и протиснулась через нее. Уэйн встретил меня возле второй двери, втащил в тихую галерею, где не слышно было звука птичьих голосов. Пронзительный крик, который я все время слышала вокруг себя, стих, но я все-таки, рыдая, цеплялась за Уэйна, судорожно глотая воздух и пытаясь восстановить нормальное дыхание.
– Теперь с вами все в порядке, Малли, – успокаивающе сказал он. Его руки поддерживали меня, защищая от любого неведомого зла.
– Прекратите, Малли, вы не ранены, а всего лишь напуганы. Прекратите сейчас же.
Я знала, что когда-то давно он вот так же обнимал меня, утешал, занимался моей раной.
– У нее кровь на щеке! Из шрама течет кровь! – это был голос тети Нины, стоявшей позади него, и я услышала в ее словах нотки ужаса.
Уэйн подтолкнул меня к креслу и осторожно усадил.
– Уэйн, принести вам ваш саквояж? – крикнула тетя Нина. – Вам придется что-то ей дать, чтобы прекратить эту истерику. И надо заняться ее раной.
Я уже готова была в новом приступе страха приложить руку к щеке, но Уэйн не позволил. Он дотронулся пальцами до моего подбородка и осторожно повернул голову.
– Это не более чем царапина. Совсем не то, что в прошлый раз. Мне самому совершенно так же досталось от макао, а он – птица здоровая. Чуть-чуть продезинфицируем, и все будет в порядке. Через минуту она сама перестанет плакать. Но, если хотите, Нина, можете принести мой саквояж.
Она торопливо ушла, кутаясь в свой тонкий халат из шерстяной розовой ткани. Ее седые волосы при утреннем свете казались неряшливыми. Я уже достаточно пришла в себя, чтобы заметить различные подробности. Так, я увидела, что Уэйн был без пиджака. Галстук сбился в сторону, ворот рубашки расстегнут. Под глазами от усталости были синяки. Я вспомнила слова Криса о том, что отец только что вернулся домой. Мальчик присоединился к нам, босой, в пижаме. Я попыталась улыбнуться ему, поблагодарить за то, что он так быстро пришел. Крис заметил мои попытки, и лицо у него стало таким же добрым, как у отца.
Я уже почти полностью оправилась, и когда до моих ушей донесся еще один голос, сумела подавить последнее рыдание, и больше из моей гортани не вырвалось ни единого звука.
– Как вы думаете, на этот раз она убила какую-нибудь из птиц? – спросила бабушка Джулия.
Уэйн посмотрел в дальний конец галереи, туда, где в открытых дверях, ведущих в апартаменты бабушки, стояла сама Джулия. На ней было все то же длинное платье цвета красного вина. Мы оба смотрели на нее во все глаза, а она меж тем приблизилась к нам своей твердой походкой, все с той же королевской осанкой. Бабушка была одета столь тщательно, что можно было подумать: она давным-давно встала, а может, и вовсе не ложилась в постель.
– Это замечание было неуместным, – устало сказал Уэйн. – Я могу догадаться, почему Малли там оказалась, но вряд ли она собиралась причинить вред какой-нибудь из птиц Арвиллы.
Бабушка Джулия словно не слышала его слов. Она стояла надо мной, и в глазах ее читалось такое неприятие, словно один мой вид вызывал у нее отвращение.
– Твоя мать была дурой, и ты, как я погляжу, такая же трусиха, как она. Всего боишься, даже безобидных птиц. Возьми-ка лучше себя в руки, чтобы успеть на самолет сегодня утром.
Уэйн отпустил меня, поднялся и повернулся к ней. По крайней мере на данную минуту, у меня появился защитник.
– Малли перенесла серьезный шок. Может, виноваты в случившемся не мы, но раз уж это произошло, мы обязаны окружить ее добротой и заботой. Она на этом самолете не полетит. Может быть, она сможет вылететь несколько позже, после того как окончательно оправится. А сейчас, как только я подлечу ее щеку, она пойдет со мной на прогулку, подальше от дома, и мы с ней потолкуем.
На щеках бабушки Джулии снова заалели яркие пятна.
– Я сама хочу с вами потолковать, молодой человек. Как только освободитесь, пожалуйста, зайдите ко мне.
Она заметно пошатнулась, поворачиваясь, чтобы удалиться, но тем не менее отшвырнула его руку, пытавшуюся ее поддержать. Я почувствовала, каких усилий ее стоило пройти твердой и уверенной походкой всю галерею, а затем подняться на несколько ступеней, ведущих к дверям ее покоев. Если бы она не была столь холодно-бесчувственной, в этот момент она могла бы вызвать у меня восхищение.
Тетя Нина вернулась, чтобы вручить Уэйну его медицинский саквояж, и критическим оком уставилась на мою щеку.
– Есть в этом что-то мистическое – чтобы история вот так повторилась!
Уэйн занимался моей царапиной, и когда попытался ее продезинфицировать, я отпрянула от него. Но не потому, что меня обожгло лекарство.
– Какая история?! – вскричала я. – Что там такое приключилось со мной, когда я была ребенком, что до сих пор способно наводить на меня такой страх?
– Вот об этом-то мы и поговорим, – сказал Уэйн. – А теперь не двигаться: я положу на этот порез кусочек марли. Только до тех пор, пока он не перестанет кровоточить. Потом мы уйдем отсюда и побеседуем. Слишком долго замалчивали прошлое.
Бабушка Джулия, державшаяся за ручку двери, услышала его слова и резко повернулась.
– Мы все это замалчивали ради Арвиллы. Вы это прекрасно знаете! Мы не можем допустить, чтобы она оказалась ввергнутой в былые кошмары. Вот что сейчас самое главное.
– В самом деле? – спросил Уэйн. – А не пора ли подумать и о Малинде Райс, у которой еще вся жизнь впереди? И которая, кстати, приходится вам внучкой.
Я прямо-таки воскресла при виде того, как вчерашний индифферентный человек куда-то исчез, а на его месте оказался человек с ярко выраженными симпатиями, и симпатии эти были на моей стороне! Я начала чувствовать себя гораздо храбрее.
При этих словах Уэйна тетя Нина чуть не задохнулась и бросила испуганный взгляд на бабушку Джулию.
– Пойду посмотрю, не разбудили ли все эти вопли Джеральда, – пробормотала она и двинулась в направлении комнат, занимаемых ее сыном.
Однако она еще не успела выйти, когда в проеме двери, ведущей в дом, появилась высокая женщина в разлетающемся сером шифоновом одеянии. Она на секунду остановилась на верхней ступеньке, а потом опустилась вниз и торопливо подошла ко мне.
– Что случилось, Малли, дорогая? – воскликнула тетя Фрици.
– Что повредило твою щеку?
Я пыталась убедить ее в том, что это пустяки, но она гибким движением обошла Уэйна и опустилась возле меня на ковер, утешающе похлопывая меня, как будто бы я была ребенком.
– Вы знаете, – сообщила она Уэйну, – это дочурка Бланч.
– Я знаю, – сказал Уэйн и закрепил кусочек пластыря на моей щеке.
– Малли только что ходила в оранжерею, и этот ваш макао напугал ее и клюнул в щеку.
Тетя Фрици любовно похлопала меня по руке.
– Ах, какой противный мальчишка этот Джимми! Сначала ожерелье спрятал, а теперь вот – новая каверза. Но он тебя не знает, Малли, в этом все дело. Надо было, чтобы я тебя туда проводила. Джимми – единственная из моих птиц, которую я держу на свободе. Ему нравится жить среди всех этих растений, и он нас знает. Он хотел только проявить самые доброжелательные чувства.
Я остро ощущала молчание всех остальных, видела бабушку, величаво застывшую перед своей дверью, тетю Нину на противоположном конце галереи. С момента появления тети Арвиллы ни та, ни другая не шелохнулись.
Первой опомнилась бабушка.
– Нина, – сказала она, – отведите Арвиллу обратно в ее комнату.
И тетя Нина послушно поспешила к Арвилле. Тетя Фрици с привычной ловкостью увернулась от нее и обратилась к Уэйну.
– Малли помогает мне вспомнить, – заверила она его.
– Я хочу, чтобы она как можно дольше здесь оставалась – до тех пор, пока память полностью не вернется ко мне. Я знаю, что мне вредно прятаться от прошлого. Иногда вы сами мне это говорили. После того как я вчера вечером встретилась с ней, я начала отчетливо вспоминать многие вещи. Доктор Уэйн, дорогой, я выздоровею – я знаю, что выздоровею!
Уэйн обнял ее, поцеловал в щеку.
– Это просто замечательно, милая! Именно этого мы все хотели долгие, долгие годы. Постарайтесь как следует все припомнить.
– Припомнить! – бабушка Джулия чуть не задохнулась, произнеся это слово. – Это она-то, не помнящая даже, что проделала вчера с ожерельем!
Тетя Нина схватила Фрици за руку и решительно увела ее прочь.
– Хватит с вас волнений. Пойдемте назад, в вашу комнату, и я велю Кейт принести вам завтрак.
Тетя Фрици все еще готова была продемонстрировать дремавший в ней огонек, который я приметила еще вчера. Она стряхнула с себя руку тети Нины с каким-то молодым вызовом. Но когда собралась заговорить, в дело вмешалась бабушка Джулия.
– Сейчас же отправляйся с Ниной, – сказала она дочери.
– Все эти старания что-то там вспомнить ничего, кроме вреда, тебе не принесут. Если ты намерена что-то вспомнить, потрудись припомнить, что не кто другой, как отец Уэйна, говорил, что ты будешь гораздо счастливее, если дать тебе забыть прошлое. Я уверена, что он был более мудрым человеком, чем когда-нибудь может стать его сын.
Ее взгляд, казалось, бросал вызов Уэйну, издевался над ним, и внезапно он стал как-то странно неподвижен. Он стоял, оборотившись лицом к бабушке и так холодно выдерживал взгляд ее глаз, что я почувствовала между ними какой-то непонятный мне конфликт. Спустя несколько мгновений Уэйн заставил себя расслабиться и заговорить без озлобления.
– Я не могу с этим спорить, – сказал он, – но со времени смерти папы прошло много лет. Быть может, положение изменилось, и сейчас он, возможно, высказал бы иное мнение.
Бабушка Джулия снова повернулась к дочери, не сказав больше ни слова Уэйну, и тетя Фрици была бессильна противостоять взгляду матери. Она бегом кинулась к двери, а Нина Горэм пошла за нею следом.
Когда они ушли, Уэйн поднял меня на ноги и, подталкивая сзади, направил в холл, словно бы и он спешил скрыться от моей бабушки. Мы пересекли мраморный вестибюль и вышли через парадную дверь наружу. Солнце слабо пробивалось сквозь желтую мглу, обещая сырой и теплый день. Уэйн окончательно успокоился и улыбнулся мне только когда мы очутились на лужайке. Он протянул мне руку, и я ее приняла с таким ощущением, будто повторяю что-то, что уже делала однажды, давным-давно. При этом я испытывала какое-то странное чувство свободы. Мы вместе сбежали вниз по склону, поросшему высокой травой, и оказались в том месте, где проселочная дорога сходит с мощеного подъездного пути и теряется где-то в глубине леса. Мне никогда и не снилось, что он может быть таким, и я чувствовала избавление от всяких пут, напряжения и страха. Раз Уэйн был на моей стороне, что бы ни предприняла эта ужасная старая женщина, не имело никакого значения.
Ступив на тропинку, мы замедлили шаг и, следуя ее поворотами и изгибами, вошли в сосновую рощу, по-прежнему держась за руки.
– Я знаю место, где мы могли бы поговорить, – сказал он.
– Вы вспоминаете эту тропинку? Вы помните, как, бывало, увязывались за мной, когда я шел к лодочной станции? Помните, как вы ходили за мной по пятам, как кутенок?
Он сбросил с себя усталость и весь преисполнился живого интереса к окружающему, что приводило меня в восторг. Это не был ни серьезный молодой доктор, ни измученный, сторонящийся всего и вся грустный человек, безучастно наблюдавший вчера деспотические выходки бабушки Джулии. Это был удивительно переменчивый человек, и мне нравился в нем этот новый интерес к окружающему, нравилась его манера задавать вопросы, как если бы они заключали в себе что-то очень важное. Что-то во мне откликалось на все это с такой же готовностью и с растущим волнением. Уэйн Мартин подталкивал мою память, но он не хотел, чтобы я проделала этот путь в прошлое одна. Он шел туда вместе со мной, чтобы я не очутилась в одиночестве перед лицом былых страхов.
В моем сознании никаких четких воспоминаний не сохранилось, но что-то внутри моего существа припоминало сильную руку, сжимавшую мою детскую ладонь, присутствие кого-то сильного, оберегающего меня от боли и опасности. Да, конечно, мы уже однажды шли вот так, как сейчас, и для меня в осознании этого факта заключался не только источник доверия, но и нечто гораздо большее. Во мне шевельнулось тепло давней ребячьей любви. Но теперь я была взрослой женщиной, и я понимала: теперь все будет иначе.
Я шагала рядом с ним, ощущая какое-то новое мужество, вспыхнувшее в моей душе, и он понял, что я принимаю то, что он предлагает мне, что я пойду за ним всюду, куда он захочет меня повести.
Глава VII
Тропа, по которой мы шли, пересекла лесистый мысок и теперь снова запетляла в направлении пруда. Иногда между деревьями можно было видеть воду. Я жадно вдохнула в себя напоенный ароматом хвои воздух и подняла лицо к мутновато-желтому свету, пятнами проникавшему между редкими древесными стволами. Ноги мои пружинили на толстом ковре сосновых иголок, устилавшем землю; Уэйн шагал рядом со мной быстрым и энергичным шагом. Над нашими головами, тихо перешептываясь, раскачивались верхушки деревьев, и когда на них налетал ветер, мы слышали его приближение издалека. Единственным другим звуком, который можно было расслышать, было тарахтение моторной лодки где-то на пруду.
– Кроме Криса, который держит здесь свою лодку, сюда никто больше не ходит. Лодочной станцией уже не пользуются. Видите, как тропинка заворачивает и скрывается в чаще. Я здесь не бывал с прошлой осени.
Мы уже не шли, держась за руки, а стали как-то ближе, соприкасаясь плечами. Хотя темные круги у него под глазами остались, всю недавнюю усталость как рукой сняло.
– А вы вообще-то этой ночью ложились в постель? – спросила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33