Поэтому я остановила свой выбор на бежевых слаксах, черных лодочках без каблуков и черной хлопчатобумажной двойке. Миленько, но в то же время не очень сексуально. Днем я послала Джеку сообщение по голосовой почте с предложением встретиться в испанском ресторанчике на Томпсон-стрит, где подают паэлью. Я выбрала этот ресторан еще и потому, что мне показался подходящим район – старомодный квартал Виллиджа, оригинальный, но самую малость обшарпанный, – я решила, что мой выбор создаст у Херлихи правильный настрой.
Мы договорились встретиться в ресторане в половине восьмого, и в семь пятнадцать я вышла из дому. Небо над головой напоминало по цвету темную джинсу, весна была в самом разгаре, и, проходя через парк на Вашингтон-сквер, где было полно народу, я буквально кожей чувствовала всеобщий подъем.
Когда я пришла в ресторан, Джека там еще не было, но меня усадили за столик – в углу у окна, выходящего на улицу, под дешевой картиной маслом с изображением матадора. Я тут же достала блокнот и положила его на стол, давая понять, что я здесь по делу. Я успела заказать только бокал каберне, когда появился Джек. Он торопливо шел через зал, приглаживая пятерней рыжевато-каштановые волосы. Одет он был более официально, чем в прошлый раз: темно-синий пиджак в спортивном стиле, оксфордская рубашка в тонкую белую и голубую полоску и темно-коричневые слаксы. В этом костюме он выглядел как выпускник частной школы на свидании. Я снова почувствовала уже знакомый легкий толчок в живот.
– Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?
Он очень мило улыбнулся, сел и постарался по возможности уместить под столом свои длинные ноги.
– Нет, я только что пришла, – ответила я.
– Я ходил туда-сюда по улице, пытаясь найти этот ресторан, пока не сообразил, что прошел лишний квартал. Я собираюсь как следует освоить этот район, надеюсь, к концу лета буду знать его как свои пять пальцев.
Джек стал расстилать на коленях салфетку, я видела, что мой блокнот он заметил.
– Как прошли выходные? – спросила я. – Ходили по магазинам? Купили на Восьмой улице брюки парашютиста? Участвовали еще в каких-нибудь местных развлечениях?
– По магазинам не ходил, но надо было бы. Мне нужно как минимум купить что-нибудь черное, чтобы я не выглядел как турист. А выходные я провел на Бермудах, уехал в пятницу утром и вернулся вчера в середине дня.
Гм… Бермудские острова – место, куда ездят парами. Может, он ненавязчиво дает мне понять, что у него есть подружка и наш сегодняшний обед – чисто деловое мероприятие? Неужели я настолько самовлюбленная особа, что неправильно истолковала его приглашение? Наверное, я должна была испытать облегчение, но почему-то не испытала, наоборот, у меня испортилось настроение. Стараясь говорить непринужденно, я поинтересовалась:
– Вы поехали туда для собственного удовольствия или вас вызвали на консультацию к сыну богатеньких родителей, у которого возникла какая-нибудь ужасная проблема, например, страх перед песком и прибоем?
Джек засмеялся.
– А вы знаете, такая фобия действительно существует. Страх перед волнами называется кимофобией.
– Серьезно?
– Фобий существует множество, среди них попадаются и весьма экзотические. Например, есть хомиклофобия, это страх перед туманом. Бывает страх перед щенками, пупафобия. Есть даже такая болезнь, как страх перед цифрой «восемь» – октофобия.
– Вы заучили все эти названия, когда учились в университете?
Он снова засмеялся.
– Нет, я их выучил, когда мне полагалось заниматься совсем другими делами, например, готовиться к выпускным экзаменам. Знаете, какая фобия мне особенно нравится? Лутрафобия – страх перед выдрами.
– Перед выдрами? Не представляю, кто и почему может их бояться, они такие симпатичные. Вот перед устрицами – другое дело, я в жизни ни одной не съела, не могу заставить себя их проглотить.
Ну вот, сама не понимаю, как у меня вырвалось такое. Это равносильно признанию, что меня часто рвет. Теперь он небось сидит и думает, боюсь ли я заниматься оральным сексом.
– Думаю, на самом деле у вас бленнофобия – отвращение к слизи, – сказал Джек. – Что-нибудь еще? Есть что-то такое, от чего у вас учащается дыхание и что мешает вам спать по ночам?
Класс! Мы знакомы в общей сложности меньше двух часов, а он уже знает, что я страдаю бессонницей!
– Так я вам и призналась, – ответила я со смехом, – не скажу, я и так уже чересчур разоткровенничалась.
Подошел официант с моим вином, Джек заказал себе такое же. Когда мы снова остались одни, я попыталась увести разговор от собственной персоны и спросила, почему он решил преподавать, а не предпочел работать в основном с пациентами. Пока он отвечал, я изучала его лицо. Я пришла к выводу, что это тот самый случай, когда целое выглядит гораздо лучше, чем его отдельные части. И я оказалась не единственной, кто это оценил. Три женщины, обедавшие за соседним столиком, таращили на Джека глаза с той самой минуты, как он вошел в ресторан.
Я стала расспрашивать Джека об особых случаях, которыми он занимался. Отвечая мне, он заговорил быстро, явно стираясь поскорее закрыть эту тему и снова перевести разговор на меня, но я не поддалась и не дала ему такой возможности.
– Кстати, о трудных детях, – вставила я. – У меня есть еще несколько вопросов о Марки.
– А, Марки, наша озорница.
Если Джек и был недоволен тем, что я перевела разговор на деловую тему, то вида не подал.
– Мне очень помогло то, что вы рассказали в прошлый раз. Вспоминая инциденты, которые я видела сама, и те, о которых мне только рассказывали, я почти всегда могла догадаться, как Марки передвигала предметы. Почти, но не всегда. Есть несколько случаев, которые меня озадачивают, я не могу понять, как она смогла все провернуть.
Нас прервал официант. Он пришел принять заказ, я заказала паэлью, и по моему совету Джек выбрал ее же.
– Какие, например? – спросил Джек, когда официант ушел.
– Например, я стояла с Марки и ее родителями в комнате, и в это время в воздух взлетела мягкая игрушка. Чуть раньше в тот же день по кофейному столу вдруг поехали две чашки. Оба раза Марки стояла в противоположной части комнаты.
Джек развернул стул так, что спинка встала почти перпендикулярно столу, скрестил ноги, взял бокал и стал медленно вертеть его в руке.
– Скажите, в детстве вы не учились показывать фокусы?
– Я знала несколько карточных фокусов, еще я умела делать так, чтобы двадцатипятицентовик исчезал из моей руки и появлялся из уха.
– В фокусе с ухом вы, наверное, использовали то, что иллюзионисты используют почти в каждом трюке, – отвлечение внимания так?
– Это когда заставляешь зрителей смотреть в другую сторону?
– В общем, да. Почему иллюзионистам удается дурачить публику? Потому что зритель интуитивно смотрит туда, где что-то происходит. Фокусник делает левой рукой пассы в воздухе, все на нее и смотрят, не замечая, что правой он в это время тайком проделывает свой фокус.
– Вы, часом, в свободное время не подрабатываете магом и волшебником?
Джек засмеялся.
– В детстве я мечтал стать фокусником. Мне было тогда лет десять-одиннадцать, и я увлекался этим года два. Мне даже удалось убедить младшую сестренку, что я могу сделать ее невидимой.
– И это имеет какое-то отношение к Марки?
– В некотором роде имеет. Я уверен, что Марки в своих фокусах использует старый добрый трюк с отвлечением внимания. В тех случаях, о которых вы сказали, похоже, именно так и происходило. Возьмем, к примеру, ту мягкую игрушку. В тот момент вы, вероятно, разговаривали с родителями девочки. Марки могла и не направлять ваше внимание по ложному следу специально, она просто выждала момент, когда это произошло естественным путем. И когда внимание всех присутствующих было занято чем-то другим, она швырнула игрушку через комнату.
– Может быть. – Я открыла блокнот и стала записывать самое основное из того, что он сказал. – Да, пожалуй, это вполне возможно. Вы думаете, она осваивает мастерство фокусника?
– Нет-нет, я уверен, что она действовала методом проб и ошибок. Между прочим, что касается отвлечения внимания, тут есть еще один интересный момент. Фокусник может использовать и время. Зачастую у зрителя создается ошибочное представление о том, когда фокус начался. Это не только дает фокуснику фору во времени, но и мешает зрителям понять, как он проделал свой фокус.
– Можете привести пример?
Джек задумался, приложив палец к губам. Мне вдруг пришло в голову, что он, наверное, из тех, кто в постели не торопится, уделяет партнерше много времени, много внимания.
– Хорошо. Пусть иллюзионист показывает фокус, в котором голубой шарф меняется на красный. Он комкает голубой шарф в кулаке и убирает его в некую волшебную шкатулку. Потом он стучит по крышке шкатулки рукой или делает над ней пассы, и все это время зрители внимательно смотрят, пытаясь понять, что он вытворяет со шкатулкой. Но он уже все сделал. Он заменил красный шарф голубым еще до того, как положить его в шкатулку. То есть настоящий фокус начался раньше, чем считают зрители. Возможно, Марки что-нибудь сделала с кофейными чашками еще до того, как в комнату кто-то вошел. Например, если поставить чашки в небольшую лужицу воды, то они в конце концов поплывут по столу. Возможно, она сделала что-нибудь в этом роде.
Я не успела записать все синхронно с его рассказом и продолжала писать после того, как он договорил. Кроме того, я добавила несколько вопросов, над которыми нужно будет подумать позже. Слова Джека навели меня на какую-то мысль, точнее, еще не совсем навели, но я чувствовала, что должны навести, а сама мысль еще не оформилась. Я решила, что дома достану свои заметки к статье о Марки и посмотрю, не придет ли мне еще что-нибудь в голову.
Официант принес паэлью, и мы приступили к еде. Джек воспользовался случаем и засыпал меня вопросами: откуда я родом, что привело меня в Нью-Йорк, как получилось, что я стала писать именно такие статьи, какие пишу? Сначала я отвечала кратко и поверхностно, стараясь, чтобы наша встреча выглядела как интервью, но в конце концов сдалась. Во-первых, вино немного притупило мою бдительность, а во-вторых, Джек оказался очень хорошим слушателем. Рассказывая об одной из ступеней моей карьеры, я упомянула, что была замужем и развелась. На некоторых мужчин это известие действует как мокрое одеяло, то есть гасит малейшую искру энтузиазма в самом зародыше, но Джека Херлихи оно, похоже, не очень тронуло. Обстановка осложнилась: откуда-то из глубины ресторана вышел ансамбль, музыканты стали исполнять серенады, останавливаясь поочередно перед каждым столиком. Возле нашего стола они задержались на целую песню. Они пели по-испански, и я ничего не понимала, но слово amor повторялось, наверное, раз семьдесят пять. Я с ужасом почувствовала, что краснею. Оставалось только надеяться, что в ресторане не так светло, чтобы Джек это заметил.
Официант спросил, будем ли мы пить кофе. Только из вежливости я сказала, что буду. Но на самом деле мне хотелось убраться из ресторана как можно скорее, пока положение не стало катастрофическим. Я проглотила кофе едва ли не залпом и, бросив ошеломленный взгляд на часы, объявила, что мне пора домой, что мне нужно еще успеть немного поработать перед сном. Я предложила платить счет за обед пополам, но Джек отказался и целиком взял его на себя. Мы вышли из ресторана и не спеша пошли в сторону перекрестка Томпсон-стрит и Вашингтон-сквер.
– Я провожу вас до дома, – предложил Джек. Я запротестовала:
– Нет-нет, в этом нет необходимости. Вам не по пути, кроме того, я собиралась по дороге заскочить в магазин за продуктами.
Я понимала, что отталкиваю его, можно сказать, отфутболиваю, но не видела для себя другого выхода. Джек посмотрел на меня немного озадаченно, чуть прищурив глаза, как будто пытался понять, что со мной происходит: то ли я застеснялась, то ли просто даю ему от ворот поворот. Но его неуверенность быстро сменилась добродушной решимостью, его взгляд словно говорил: «Ага, так ты действительно меня отшиваешь. Что ж, я слишком хорошо воспитан, чтобы изображать обиженного». И он протянул мне руку, чтобы попрощаться.
– Спасибо, что продолжили знакомить меня с вашим районом. Ресторан мне очень понравился.
И тут мой рот вдруг открылся, и из него вырвалось нечто такое, чего я сама никак не ожидала услышать.
– Если в эти выходные вы будете в городе, я могу устроить вам небольшую экскурсию, – прочирикала я, как воробышек.
– Конечно. – Кажется, он мне не очень поверил. – Созвонимся на неделе.
Джек повернул на запад и пошел по Вашингтон-сквер. Полы его пиджака развевались точь-в-точь как в прошлый раз – полы блейзера. Я смотрела ему вслед и думала, не сошла ли я с ума, если так легко отпускаю такого мужчину. Наверное, после развода у меня атрофировалась способность правильно расшифровывать послания моего сердца и либидо. На какое-то мгновение у меня даже возникло желание броситься за Джеком вдогонку, схватить его за полы пиджака и предложить зайти ко мне выпить по рюмочке на ночь. Правда, я тут же передумала и пошла в другую сторону.
Ночь была теплой, какой-то нежной, я бы с удовольствием просто прогулялась не спеша, но вместо этого помчалась домой, по дороге лишь на пару минут заскочив в кафе на Юниверсити-плейс за стаканом кофе навынос. И вдруг почувствовала себя как-то странно. Отчасти злилась на себя за то, что, когда дело касается любви, я начинаю вести себя как идиотка. Но в основном это было возникшее у меня еще в ресторане ощущение какого-то внутреннего толчка. Казалось, в мой мозг кто-то или что-то стучится. Как будто я что-то забыла, а теперь оно медленно всплывает из глубин моего подсознания, пытаясь пробиться в сознание. При этом я начала понимать, что это нечто имеет отношение к Кэт, а не к Марки. Вот почему мне хотелось поскорее добраться до квартиры и перечитать записи.
На автоответчике сообщений не появилось, но в мое отсутствие было два пустых звонка, номер, как всегда, не определился. Я задумалась, какой вообще смысл в этих звонках?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46