Ей уже не терпелось остаться одной. День выдался на редкость утомительный, а Кит все еще не собирался возвращаться к себе в отель.
— Только начальник, Эшли? Или уже нет?
— Я даже не хочу отвечать тебе.
— И теперь так будет всегда, да? — продолжил Кит. — Стоит ему свистнуть, и ты помчишься к нему на всех парах? Учти, Эшли, если это так, то ты совершаешь большую ошибку. Ты хоть подумала об Алексе? Какую жизнь ты ему уготовила? Предупреждаю: не вздумай даже мечтать о том, чтобы забрать его из школы и перевезти сюда. Поняла?
— Между прочим, мне решать, где ему учиться! — запальчиво возразила Эшли, не зная, как побыстрее закончить этот разговор. — Или ты забыл о решении суда?
— Не забыл, но сделаю все возможное, чтобы его изменить, — процедил Кит. — Уж будь уверена.
Эшли слегка побледнела.
— Послушай, если все пойдет по намеченному плану, то мне здесь работать еще лет пять, а то и больше. Я не хочу, чтобы мальчик рос без матери.
— Какая же ты все-таки эгоистка! — покачал головой Кит. — Значит, без отца ему расти можно, да?
— Ты ведь всегда можешь с ним видеться, сам знаешь.
— Вообще-то Нью-Йорк — это не Вест-Энд, — усмехнулся Кит.
— Мы с ним сами будем прилетать, — напомнила Эшли. — Навещать бабушку и дедушку.
— Господи, Эшли, ну почему ты никогда не думаешь обо мне?
— Не кричи, Кит, разбудишь Алекса.
— Эшли, но ведь он англичанин! Он родился и вырос в Англии. Неужели тебе безразлично, что станется с ним здесь?
— Ну конечно, небезразлично, хотя я не придаю этому большого значения. Главное, чтобы он был здесь. Со мной.
— С тобой! — выкрикнул Кит. — Да ты только и думаешь что о работе и своем паршивом агентстве! У тебя и времени-то на него не остается!
— Не правда!
— Вот как? И сколько же времени ты можешь ему уделять? Какой-то жалкий час вечером раз или два в неделю, если не задерживаешься на работе? А по ночам, когда ты шляешься где-то со своим Конрадом Фрезером, ты тоже думаешь об Алексе?
— Ни с каким Конрадом Фрезером я, как ты выразился, по ночам не шляюсь. Это случилось один-единственный раз, в прошлый четверг, в связи с совершенно официальным мероприятием.
— А как насчет бейсбольных матчей, на которые твой драгоценный Конрад таскает вас с Алексом? — прошипел Кит. — Моего сына и мою жену!
— Я не твоя жена, — возразила Эшли.
— Вот как? — ощетинился Кит. — А почему тогда ты до сих пор носишь мое обручальное кольцо?
Эшли кинула взгляд на свою левую руку. Она и сама толком не знала, почему продолжала носить кольцо. Возможно, ради Алекса. Только теперь она поняла, насколько это нелепо: какая разница, носит она кольцо или нет? Осознав это, Эшли молча сняла кольцо с пальца и протянула Киту.
— Спасибо, — криво усмехнулся тот. — Можешь оставить его себе. Или ты освобождаешь место для подарка от Конрада Фрезера?
Глаза Эшли засверкали.
— Замолчи, Кит, прошу тебя!
— Крепкий оказался орешек этот Фрезер, да? — не унимался Кит. — Даже тебе не по зубам. По сравнению с ним Джулиан — жалкий провинциал.
— Господи, да сколько же надо тебе повторять: между мной и Конрадом никогда ничего не было и не будет!
— Ага, значит, он по чистой случайности нагрянул к нам на уик-энд и увез Алекса кататься верхом?
— Кит, прекрати! — Эшли не собиралась больше с ним пререкаться. Обсуждать будущее Алекса и его грядущий переезд в Нью-Йорк было неизбежно, но вот беседовать с бывшим мужем о Конраде Фрезере она не собиралась. Как, впрочем, и с кем-либо еще.
— В общем, так, Эшли, — отчеканил Кит. — Заруби себе на носу: Алекс сюда не приедет и в Нью-Йорке жить не будет. Это мое последнее слово.
— Твое — возможно. Кит, — твердо сказала Эшли. — Но не мое.
— Я подам в суд, чтобы тебя лишили родительских прав, — заявил Кит. — С такой матерью мальчик оставаться не может.
— Не говори глупости. Кит, — поморщилась Эшли.
— Я просто хотел честно тебя предупредить, — сказал Кит. — Сразу же по возвращении в Англию я затеваю процесс. В Америку я Алекса не отпущу. И тебе придется пересекать Атлантику, когда ты захочешь его увидеть, а не мне.
Эшли побелела. По изменившемуся лицу Кита она поняла, что он вовсе не шутит. При мысли о судебном разбирательстве она похолодела. Господи, только этого ей недоставало!
— Тебе никогда не победить, — сказала она. — Вспомни свое прошлое. Ни один судья в здравом уме не присудит тебе ребенка. Не говоря уж о том, что ты психически неуравновешен..
— А ты, что ли, устойчива? — презрительно фыркнул Кит. — Едва пришла пора принять решение — и ты удираешь в Америку! А куда ты побежишь потом, когда Конрад бросит тебя, выпотрошив наизнанку? Со мной Алекс хотя бы получит нормальное образование, да и жить будет в человеческой обстановке — среди родных и близких. А что ты ему можешь предложить? И после этого ты можешь называть себя матерью?
— Он мой сын! — запальчиво выкрикнула она. — И никому не отобрать его у меня! Вбей это в свою дурацкую башку!
— Он и мой сын, Эшли, — вкрадчиво возразил Кит. — И никому, и уж тем более тебе, не отобрать его у меня! Вот так-то.
— Господи, неужели ты и в самом деле хочешь, чтобы та грязная история снова выплыла наружу? Чтобы на судебном заседании вновь вспоминали отца — пьяницу и бабника, который в тот самый день, когда ребенок появился на свет, бросил семью и отправился по шлюхам? А ведь Алексу уже восемь лет, Кит. Ты хочешь, чтобы он все это слышал? Чтобы он понял, каков ты на самом деле? А ведь он поймет, Кит, он уже большой.
— Ах ты, гадина! — взревел Кит. — Ты на все готова, чтобы своего добиться, да?
— Да, если хочешь знать, я не желаю, чтобы он рос рядом с тобой! — вскричала Эшли. — Ты… ты не то, что ему нужно. Кит. Ты неудачник!
Кит занес руку, чтобы ударить ее, но Эшли даже глазом не моргнула.
— Валяй, бей меня, Кит. Покажи, на что ты способен.
Сам видишь — ты ни капли не изменился. Горбатого могила исправит. Я костьми лягу, но не отдам тебе ребенка!
— Ты об этом пожалеешь, Эшли. — процедил он. — Горько пожалеешь!
— Ничего у тебя не выйдет, — устало вздохнула Эшли. — И ты это отлично знаешь.
— Лучше позаботься о том, чтобы он побыстрее вернулся в Англию. Пока не поздно. И запомни — в Нью-Йорке жить он никогда не будет. Никогда, поняла?
Элламария понуро бродила по опустевшему театру. С пятницы она не только не видела Боба, но он даже ни разу не позвонил ей. Они договорились, что в субботу, поговорив начистоту с женой, он вернется. Ну, в крайнем случае в воскресенье. Однако сегодня уже был понедельник, а от Боба по-прежнему не было ни слуху ни духу.
Элламария много раз звонила ему домой, но там не брали трубку. В загородный же дом Мак-Элфри, как ей этого ни хотелось, Элламария звонить не стала. И вот теперь, не зная, куда деваться, она пришла в театр. Она и сама не ожидала увидеть здесь Боба, но тем не менее, услышав от его секретарши, что Боб не показывался, Элламария окончательно пала духом.
С каждой минутой се страх возрастал. Неужели он передумал? Или что-то случилось с Линдой? Может, ей стало плохо и он за ней ухаживает? Успокаивает ее? Может, она пригрозила свести счеты с жизнью? Тогда понятно, почему он задержался. Элламария отчаянно терзалась, не зная, что и подумать.
Ник не ожидал от этой встречи ничего хорошего. Более того, он ее смертельно боялся. И вот теперь, оказавшись лицом к лицу с отцом Кейт в его домашней библиотеке, он понял, что его худшие опасения подтверждаются.
Лицо Кэллоуэя казалось непроницаемым, но Ник, опытный актер, видел, что за холодным взглядом таится враждебность. Кейт куда-то скрылась, оставив мужчин с глазу на глаз, а миссис Кэллоуэй вообще не выходила из своей комнаты.
— Присядьте, — холодно предложил Кэллоуэй, кивком указав на кресло.
— Благодарю.
Обогнув стол. Ник прошел к камину, по обеим сторонам которого стояли вычурные кресла в стиле неорококо, и сел. Кэллоуэй устроился напротив.
— Наверное, вы знаете, почему я приехал, — начал Ник.
Кэллоуэй склонил голову набок, но не ответил.
— Это насчет Кейт.
— Да.
— Мы с ней хотим пожениться.
В который раз Ник поразился очевидной нелепости своего приезда — в его-то положении и возрасте ездить свататься! Но Кейт на этом настояла.
— Понимаю, — сказал Кэллоуэй.
Ник неловко заерзал в кресле. Кэллоуэй, несомненно, понимал его затруднения, но не собирался ему помочь. Ник прокашлялся и добавил:
— Кейт хотела, чтобы мы с вами об этом поговорили.
Кэллоуэй кивнул.
— Думаю, — продолжал Ник, — что вы хотели бы знать, на какой день назначена свадьба.
Чуть помолчав, Кэллоуэй ответил:
— Не очень.
Ник всмотрелся в него, надеясь прочесть его мысли, но лицо отца Кейт Оставалось непроницаемым.
— Значит ли это, что вы на нее не придете?
Кэллоуэй, казалось, задумался. Затем сказал:
— Да, наверное, вы можете это понять именно так.
— Надеюсь, вы понимаете, насколько ваше присутствие в такой день важно для Кейт?
И снова лоб Кэллоуэя омрачился.
— Возможно, — сказал он наконец. — Скажите, мистер Гоу, верно ли я понял: вы спрашиваете разрешения на брак с моей дочерью?
— Да, — кивнул Ник.
— А что, если я откажу вам?
— Кейт уже вышла из того возраста, когда дети нуждаются в родительской опеке.
— Понимаю. — Кэллоуэй встал и медленно подошел к стоявшему в углу бару. — Хотите выпить, мистер Гоу? — спросил он. — Виски?
Если бы не Кейт, Ник бы, поблагодарив, поднялся и ушел. Однако в данной ситуации…
— Чуть-чуть, пожалуйста.
Кэллоуэй налил виски и передал стакан Нику.
— Насколько я понимаю, Кейт уже дала согласие? — спросил он.
— Разумеется, — ответил Ник.
— Что ж, это вполне объяснимо, — вздохнул Кэллоуэй, снова усаживаясь в кресло.
— Мы любим друг друга, — ляпнул Ник, но тут же проклял себя за глупость.
— Не сомневаюсь, — сухо произнес Кэллоуэй.
— Так вы не дадите своего согласия?
Кэллоуэй поднес стакан к губам, осушил его почти наполовину и ответил:
— Да, ничего другого мне не остается.
— Могу я поинтересоваться почему?
— Можете.
Кэллоуэй снова встал и, подойдя к окну, остановился, глядя на зеленую террасу сада. Несколько минут он стоял неподвижно, не произнося ни слова. Ник терпеливо ждал.
— Вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу, — сказал Кэллоуэй.
В самом тоне его был? нечто такое, отчего по спине Ника побежали мурашки.
— Не знаю даже, — продолжил Кэллоуэй, — стоит ли вам об этом говорить.
— Что бы это ни было, — храбро заявил Ник, — ничто не изменит моего желания жениться на Кейт.
Кэллоуэй вернулся к своему креслу и, усевшись, уставился в пустой камин.
— Вам, должно быть, кажется, что вы уже хорошо знаете Кейт, — произнес он. — Верно? Вы считаете, что вам уже все о ней известно.
— Самое главное я знаю, — сказал Ник.
— Вот как? — Кэллоуэй приподнял брови. — Что именно?
— То, что я люблю ее. Вам этого достаточно?
— Нет. — Кэллоуэй медленно покачал головой. — Совершенно недостаточно.
Терпение Ника лопнуло:
— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваши туманные размышления, а лишь потому, что Кейт настояла на этом. По мне, мы давно бы уже поженились.
— Еще виски? — спросил отец Кейт.
— Нет, благодарю.
Кэллоуэй тем не менее взял с камина его стакан, прошел к бару и, наполнив его, протянул Нику.
— Возьмите, — сказал он.
Не найдясь, что возразить, Ник принял из его рук виски.
— Итак, как я уже упоминал, — произнес Кэллоуэй, усаживаясь, — вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу. Но теперь, поскольку иного выхода у меня нет, я должен вам рассказать.
Ник пристально посмотрел на него, но лицо отца Кейт оставалось бесстрастным. Чуть помолчав, Кэллоуэй произнес:
— Мистер Гоу, вы не можете жениться на моей дочери.
Ника как током ударило. Подавшись вперед, он твердо заявил:
— А я говорю, что женюсь на ней!
— Желание и возможности — разные понятия, мистер Гоу, — сказал Кэллоуэй. — Я утверждаю, что вы не можете жениться, а вы говорите, что женитесь. Сейчас я объясню вам эту разницу. Дело в том, что Кейт и в самом деле может выйти за вас, тогда как вы жениться на ней не сможете. Дело в том, что Кейт причину знает, тогда как вам она неизвестна.
— Мистер Кэллоуэй! — заговорил Ник, отчаянно стараясь сдерживаться. — Меня, признаться, немного утомили ваши шарады. Ближе к делу, пожалуйста.
— Пожалуйста, — вздохнул Кэллоуэй, глядя на свой стакан. — Вы не можете жениться на Кейт, потому что она влюблена в меня.
Кровь отхлынула от лица Ника. Он ошалело уставился на сидящего напротив мужчину.
— Вы спятили!
— О нет, — криво усмехнулся Кэллоуэй. — Я в здравом уме, однако то, что я вам сказал, к величайшему сожалению, чистая правда.
— Вы лжете! — взорвался Ник, уже не скрывая отвращения. — Кейт не может быть влюблена в вас, это вы в нес влюблены! В собственную дочь. В свою плоть и кровь. Я знал это, но отказывался верить. Я просто не мог даже заставить себя поверить, что такое возможно, но теперь…
Боже, какая мерзость! Это ведь вы ей названивали все время, да?
Кэллоуэй, казалось, смешался.
— Названивал?
— Ну да! Звонили ей домой и наговаривали всякую похабщину. Раскрывали свои самые низменные желания.
Превратили се жизнь в настоящий ад.
— Это она вам сказала? — вздохнул Кэллоуэй. — Что ж, наверное, решила, что так будет лучше.
— Что вы несете! — закричал Ник. — Она даже не подозревала, что это вы!
— Прошу вас, не надо так громко, — поморщился Кэллоуэй. — Она прекрасно знала, что это я. Просто иногда я звонил в присутствии ее подруг или знакомых, вот и приходилось прикидываться.
— Это ложь! — вскричал Ник. — Я сам при этом присутствовал. Я видел ее лицо. Она была в полном ужасе.
Она просто затравлена.
— Да, она панически боялась, что кто-нибудь узнает правду.
Ник соскочил с кресла и нервно заходил по комнате.
— Видит Бог, Кэллоуэй, вы просто ненормальный. Ведь Кейт, безусловно, даже об этом не догадывается, верно?
Она и не подозревает, что ее собственный отец таким образом удовлетворяет свои сексуальные прихоти. Нет, я должен во что бы то ни стало спасти ее от вас.
Кэллоуэй улыбнулся:
— Я вам не советую. Не говоря уж о том, что она сама не согласится уйти от меня. Возможно, вам легче будет это осознать, если я раскрою вам подлинную причину ее согласия на ваш брак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51