нет! Будет только хуже. И покачал головой, превозмогая себя.
Эшли отшатнулась и разразилась рыданиями.
— Не надо, Эш, — сказал он, гладя ее волосы. — Ты ведь знаешь: когда я уйду, тебе станет еще тяжелее.
От этих слов Эшли захотелось умереть.
Она встала, одернула платье и поправила растрепавшиеся волосы. В горле стоял комок. Сглотнув, она сказала:
— Ты хочешь, чтобы я написала прошение об отставке прямо сейчас или можно подождать до понедельника?
Джулиан со вздохом помотал головой.
— После всего, Джулиан, — пылко заговорила она, — я больше не могу работать рядом с тобой. Ты должен сам понимать. Я просто сгораю от стыда. Никогда меня так не унижали. Господи, какая же я дура!
— Не надо, Эш! — с жаром выкрикнул он. — Прошу тебя, милая, не говори так! Я не хочу, чтобы ты уходила.
Она нервно поправила прическу.
— Я просто не представляю, что мне теперь делать.
— Может быть, возьмешь отпуск? Выйдешь на работу после Рождества.
При слове «Рождество» Эшли вздрогнула и отвернулась.
— Может быть, — глухо произнесла она. — Тогда по крайней мере нам не придется какое-то время сталкиваться в коридоре.
— Да.
— Сейчас у меня такое настроение, что я предпочла бы никогда больше тебя не видеть, — сказала Эшли. — Так было бы легче для нас обоих.
— Может быть, ты это решишь после Нового года?
Эшли кивнула и натянуто улыбнулась. В сердце Джулиана все оборвалось. Он должен немедленно уйти. Бежать! Не то размякнет и передумает.
— Обещай мне кое-что, Джулиан.
— Если смогу.
— Никогда мне больше не звони. Не пиши писем. Никогда даже не спрашивай, как у меня дела.
Он промолчал.
— Пожалуйста, Джулиан, дай мне это обещание. Поклянись, что никогда не попытаешься увидеться со мной после работы. Что никогда даже не заговоришь со мной… о нас.
— Но…
— Пожалуйста. Если ты пообещаешь, то я буду твердо знать: все кончено. И выброшу из головы дурацкие надежды. Не буду просиживать часами у телефона, надеясь, что ты позвонишь. Никогда не войду к тебе в кабинет, надеясь услышать слова «я тебя люблю». Умоляю, Джулиан, обещай мне!
Джулиан устало потер глаза, мысленно преклоняясь перед этой мужественной женщиной.
— О'кей, обещаю, — сказал он.
И посмотрел на часы. Эшли перехватила его взгляд и встала.
Поднялся и Джулиан. В молчании они прошли к двери.
— Береги себя, — сказал он на прощание, поправляя выбившуюся у Эшли прядь волос.
Она кивнула, не поднимая глаз.
— Хорошо. Ты тоже.
Закрыв за ним дверь, она бессильно привалилась к стене.
Как ей теперь, после того как рухнули все планы, встречать Рождество? Новый год? Как вообще жить? И хочет ли она жить? Эшли знала, что самое страшное ждет ее впереди. Обида, боль, унижение, мучительное одиночество. Все это ей уже довелось испытать после развода с мужем. Тогда ей удалось преодолеть этот кошмар. Теперь же не удастся.
Она побрела в ванную. В ее руке вдруг оказалась баночка аспирина. Эшли изумленно уставилась на нее. Вытрясла на ладонь таблетки. Сколько их — двадцать?
Тридцать? Маленькие белые кружочки невинно покоились на ее ладони. Она ткнула в них пальцем, и несколько таблеток упало на пол.
Взяв с полки стакан, Эшли доверху наполнила его, положила в рот пару таблеток и, запив водой, проглотила.
Вдруг ночь прорезал оглушительный рев сирены «скорой помощи». За ним — другой, третий. Дождавшись, пока рев затих вдали, Эшли посмотрелась в зеркало. Ее плечи затряслись, из глаз градом полились слезы. Резко размахнувшись, она швырнула таблетки на пол.
— Джулиан! О Джулиан!
Ухватившись за раковину умывальника, она медленно сползла на пол. Господи, и что на нее нашло? Неужто она и правда хотела свести счеты с жизнью? Ведь он позвонит.
Нарушит данную ей клятву и позвонит. Непременно. Иначе и быть не может. Он слишком влюблен в нес, чтобы вот так просто повернуться и уйти навсегда.
— Он позвонит! — громко выкрикнула Эшли. — Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он позвонил!
Глава 3
Брать интервью во время съемок — дело непростое, а сильный дождь делает задачу почти невыполнимой. Команда Дженнин и без того прибыла на взводе. Все опоздали и были здорово раздражены (им не правильно указали, как проехать к месту съемок), так что Дженнин знала: еще чуть-чуть, и против режиссера, который и в свои лучшие дни отличался нерешительностью, поднимется возмущенный ропот.
Эстрадный певец, у которого она собиралась брать интервью, был парень что надо. В отличие от его агента, премерзкой, заносчивой бабы. Дженнин дала себе зарок, что в отснятом материале эта стерва даже не мелькнет. Кроме разве что одного-единственного плана в невыгодном для нес ракурсе «снизу вверх». Дженнин была уверена, что сумеет уговорить своего оператора снять ее именно так. Тогда передача получится — пальчики оближешь. А Дженнин Грей тем и славилась, что умела делать классные передачи.
Когда она впервые приехала в Лондон, ей было всего двадцать два, но уже в этом возрасте Дженнин считала себя взрослой и умудренной опытом. Вот почему ее так потрясло, когда журналисты и аналитики, с которыми она начала работать, потешались над ней, передразнивая ее йоркширский акцент. Тогда Дженнин было не до смеха — она прекрасно понимала, что за шутками и поддразниваниями скрываются снобизм и презрение. Поняв, что если врага нельзя победить, то надо вступить в его ряды, она потратила изрядную долю своего довольно скудного жалованья на курсы по технике речи. Прилежно прозанимавшись целый год, Дженнин научилась говорить, как истая уроженка Лондона. Лишь иногда, выйдя из себя, она сбивалась на йоркширский диалект. Впрочем, со временем это случалось все реже.
Билл Прюитт, главный редактор ее еженедельной телепрограммы, был убежден, что Дженнин по силам любая высота. Он прекрасно помнил, как девять лет назад впервые спросил ее, о чем она мечтает.
— Хотите знать правду? — спросила Дженнин. — Обещаете, что не станете смеяться?
Он улыбнулся:
— Обещаю.
— Я хочу стать знаменитой, — провозгласила Дженнин. Ее лицо казалось невозмутимым, но глаза задорно блестели.
Брови Прюитта поползли наверх.
— Знаменитой?
— Да, — кивнула Дженнин. — Но не просто знаменитой. Я хочу сделать себе имя, выпускать на экран яркие, блестящие и запоминающиеся программы.
Закончив эту напыщенную тираду, Дженнин почувствовала, что краснеет, — уж слишком тщеславной она могла показаться.
И вот теперь, девять лет спустя, она и вправду оказалась на гребне успеха.
Билл предупредил Дженнин, что сделать карьеру, о которой она мечтает, можно лишь сохраняя безукоризненно чистую репутацию, но именно в этом отношении у Дженнин не все складывалось так, как ей хотелось. Не многие, правда, знали о се частной жизни, но она всерьез опасалась, что рано или поздно пронырливые репортеры могут пронюхать о се теневой стороне.
Со вздохом сунув ноги в тапочки, она отправилась в кухню, где ее поджидала чашка горячего шоколада. Выпив шоколад, она посмотрела на часы, а потом сняла телефонную трубку и набрала номер Эшли. Телефон подруги не отвечал.
Накануне Дженнин, Кейт и Элламария провели с Эшли целый день, пытаясь разобраться в случившемся. Ведь все они были искренне убеждены, что Джулиан просто души не част в их подруге, а теперь каждая готова была винить себя за неверную оценку ситуации. Эшли выглядела потрясенной, и Дженнин знала, что она провела бессонную ночь. Самым неприятным было то, что все случилось именно сейчас, за две недели до Рождества.
Усевшись в кресло, Дженнин поджала под себя ноги и, отложив в сторону сценарий очередной программы, задумалась о приближающемся Рождестве. Вот бы ей в новом году встретить наконец достойного человека. Познакомиться с настоящим мужчиной, который всю жизнь мечтал о такой женщине, как она: миниатюрной блондинке, очень женственной (как уверяли подруги), бойкой на язык и независимой. Ее умение не лезть в карман за словом порой поражало даже близких знакомых. Иногда ее и саму забавляло, как лезут на лоб глаза у людей, которые только что пытались се убедить сделать что-то вопреки желанию. За очаровательной кукольной мордашкой Дженнин скрывался острый ум, и она умела отбрить самую навязчивую личность одной убийственной фразой. Но вот Он, мужчина ее мечты, полюбит ее такую, какая она есть. С ним она будет как за каменной стеной, он оградит ее от всех нападок, окружит заботой и любовью. Забавно, но Дженнин почему-то никак не удавалось представить себе, как может выглядеть ее избранник.
Поток ее мечтаний прервал стук автомобильной дверцы за окном. Дженнин со вздохом подобрала сценарий и погрузилась было в чтение, когда за дверью послышались шаги. Дженнин тут же напряглась. «Господи, только бы не ко мне», — подумала она.
Однако она уже знала, кто это, словно различила его запах. Задребезжал звонок.
— Уйди, — прошипела она. — Господи, сделай так, чтобы он убрался восвояси!
Она медленно встала с кресла и подошла к окну. Отодвинула штору и посмотрела вниз, на улицу. Ну конечно, вот его обшарпанный «ауди», а вот и он сам, стоит с задранной головой и смотрит прямо на нее. Господи, и дернул се черт выглянуть в окно!
Звонок раздался снова, уже настойчивее.
Не говоря ни слова в домофон, Дженнин нажала кнопку, отпирающую дверь подъезда. Затем, открыв дверь своей квартиры, вернулась в гостиную, уселась в кресло и стала ждать. Она слышала, как он взбегает по лестнице, преодолевая сразу по две ступеньки. Любой бы подумал, что ему не терпится с ней повидаться. Мерзавец! Она ненавидела его такой лютой ненавистью, что порой это ее даже пугало.
Господи, и как ей от него избавиться? Не убивать же. Но по-другому нельзя…
Она услышала, как хлопнула дверь, и в гостиную ворвался поток холодного воздуха.
— Привет, Дженнин, — ухмыльнулся он, снимая пальто и наливая себе виски. — Спатеньки приготовилась? — спросил он, глядя на ее халат.
Дженнин посмотрела на вошедшего. Коротко подстриженные волосы, некогда светло-русые, свалялись и приобрели грязновато-мышиный оттенок, серые глаза потускнели и налились кровью. Глядя, как он залпом выпил рюмку и тут же снова наполнил ее неразбавленным виски, она содрогнулась.
— Говори, что тебе надо, и выметайся!
— О, как дурно мы обращаемся со старыми друзьями, — укоризненно произнес он, одним духом выпив рюмку. — Хорошее виски, Джен.
— Дешевка, — процедила она. — Специально для тебя купила.
— Ах, Джен, ну можно ли грубить старому другу? Тебе не стыдно? Тем более другу, который так тщательно оберегает твою маленькую тайну. Знаешь, Джен, я бы предпочел, чтобы ты была со мной полюбезнее. В конце концов, разве я не помогаю тебе, держа язык за зубами?
— Да никто тебе не поверит, скотина ты этакая!
— Да, — ухмыльнулся он. — Но ведь ты не согласишься проверить, так ли это на самом деле.
— Убирайся отсюда! — взорвалась Дженнин. — Вон из моей квартиры! И из моей жизни!
— Я голоден. У тебя найдется что-нибудь пожрать?
— Нет.
— Да наверняка ведь что-нибудь есть. Я уверен: тебе больно смотреть, как я голодаю.
— Ты, поганый ублюдок! — свирепо процедила она. — Мало того, что ты ввалился ко мне, паскуда, так ты еще и жрать требуешь? Да пошел ты в задницу, мать твою!
Он прищурился. В глазах появился неприятный блеск.
— Зря ты так, Дженнин. Ты же не хочешь меня разозлить, верно?
— Да какое тебе вообще до меня дело? — вспылила она. — Ты нагло вторгся в мою жизнь, сидишь тут, лакаешь мое виски и еще чего-то требуешь…
— Прекрати! — Он встал и принялся медленно описывать круги вокруг ее кресла. — Ты говоришь, я вторгся в твою жизнь. Что ж, возможно, это так. По крайней мере мне удалось внести в нее хоть какое-то смятение. — Он криво усмехнулся. — Между прочим, я собираюсь вновь напомнить тебе о том, какую роль ты сыграла в моей жизни.
— Замолчи! — выкрикнула Дженнин.
— Ах, ты не хочешь слушать? Тебе неприятно вспоминать, как одной брошенной вскользь фразочкой ты загубила мою карьеру? Уничтожила меня. Напомнить, что ты сказала? На следующий день все газеты разнесли твои слова, напрочь перечеркнув мою жизнь и мое будущее.
Дженнин поморщилась.
— Послушай, Мэттью, — сказала она. — Ты сам отлично знаешь, что тебя выгнали со съемок исключительно за пьянство. Это никак не связано с тем, что я тогда сказала.
— Все ты врешь, Дженнин, — процедил Мэттью. — Просто накануне я тебя унизил, вот и все. Я поставил тебя на место, и твое оскорбленное самолюбие не могло этого вынести. «Это он — хороший любовник?» — насмешливо переспросила ты. А потом расхохоталась. Подло так, гаденько. Я никогда не забуду тебе этого смеха, Дженнин.
«Если вас интересует, каков он в постели, — добавила ты, — я скажу вам правду. Он всегда так накачан спиртным или каким-нибудь другим зельем, что ложиться с ним в постель — все равно что с бревном, у которого в нужном месте торчит сучок». Так ведь ты сказала? — Он уже орал во весь голос, угрожающе надвигаясь на нее. — Слово в слово, не так ли?
— Прекрати! — выкрикнула она вне себя от гнева и отчаяния.
— А ведь я уже выходил на первые роли в этом сериале, Дженнин. Еще немного, и все дальнейшие сценарии сочиняли бы под меня. Я понимаю — это звучит напыщенно, но мне платили хорошие бабки! А ты уничтожила меня за один вечер! — Он уже возвышался прямо над ней, обдавая вонючим перегаром.
Дженнин сжала кулаки.
— Сколько тебе надо на сей раз?
Мэттью ожег ее испепеляющим взглядом. Дженнин даже показалось, что он хочет ее ударить. Однако постепенно его гнев поутих.
— Вот это совсем другое дело, — сказал он. — Так-то оно лучше. Верно, придется тебе малость раскошелиться.
— Сколько тебе надо? Сколько? Назови сумму.
— Назову, — кивнул Мэттью. — Чуть позже. Я голоден — иди сваргань мне что-нибудь.
Самое обидное, что Дженнин вовсе не хотела идти на ту злополучную вечеринку. У нее першило в горле, да и вообще она чувствовала себя не лучшим образом. Пригласивший ее мужчина обошелся с ней по-свински. Незадачливый кавалер, видя, что Дженнин не обращает на него внимания, быстрехонько нашел себе новую партнершу, а Дженнин одиноко сидела в углу, потягивая виски и с трудом сдерживая слезы жалости к себе, которые почему-то всегда накатывались на глаза, когда она заболевала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51