– Конечно, я знаю, что связь с Клеа меня не красит, – продолжал Мейсон. – И понимаю, что я не Тони.
– Собственно говоря, это вряд ли можно считать недостатком, – вздохнула Гвен.
Мейсон подался вперед и поцеловал ее.
Поцелуй неожиданно оказался просто восхитительным, и Гвен так удивилась, что ответила на него, чего уже давно не делала. Ей вдруг стало тепло и хорошо, и она вспомнила, что уже сто лет не целовалась.
Мейсон отстранился, улыбнулся, как всегда нежно, и сказал: «Я так давно хотел этого», а она подумала: «Он не Тони»… но Тони был пончиком, и только подумайте, до чего довел ее, а Форд оказался киллером. Нет, больше никаких пончиков, никаких пончиков…
– Так сделай это еще раз, – сказала она и поцеловала его. «Булочки. Это лучше, чем страсть. Намного», – вертелось в ее голове.
Когда Мейсон неохотно ушел, пообещав приехать завтра, вернулась Надин.
– Этот человек поцеловал тебя, – обвинила она.
– Да. Он хочет помочь нам управлять галереей.
«И еще много чего».
– Нет, – очень убежденно проговорила Надин. В дверях замаячил Итан.
– Что? – не поняла Гвен.
– Нет, – повторила Надин. – Галереей управляем мы. Никаких чужаков. Только семья.
Гвен только руками развела, потрясенная такой самоуверенностью.
– Ты же позволяешь Итану помогать!
– Итан – тоже член семьи, – объявила Надин, и Итан растерянно посмотрел на нее. – Он как Дэви.
– Дэви? Солнышко, Дэви в любой момент может уехать.
– Нет. Он останется и женится на тете Тильде, и они будут управлять галереей, пока я не окончу колледж. А потом они могут отойти от дел, и я займу их место. Неплохая карьера, верно?
Гвен осторожно присела на край стола:
– Надин, милая, деточка, твоя тетя ненавидит галерею и любит свои фрески, а это означает, что она всегда в разъездах. А Дэви – типичный пончик. Не думаю, что они все еще… э-э… встречаются.
– Иногда взрослые бывают так слепы, – покачала головой Надин.
– Только взрослые? – усмехнулась Гвен, поглядывая на Итана. – Боюсь, ты сама немного близорука.
Итан круто развернулся и вышел в галерею.
– Я все вижу, – заверила Надин.
– Итан без ума от тебя.
– Знаю.
– И относится к тебе совсем не по-братски.
– Знаю.
– И?! – не выдержала Гвен.
– Не понимаю, – нахмурилась Надин. – Просто мое сердце не замирает, когда он рядом. А ты? Ты понимаешь?
Гвен подумала о Мейсоне.
– Понимаю.
– А если я попытаюсь выяснить, и окажется, что того самого и нет, что мне тогда делать? Он мой лучший друг. Я не могу его потерять. А если солгу и попытаюсь притвориться, он догадается, потому что знает меня лучше всех на свете. Вот уже десять лет, как мы дружим.
– Да-а, – протянула Гвен. – Какой-то смысл в этом есть.
– А насчет Тильды ты ошибаешься. Дэви способен ее рассмешить. Я уже не помню, когда в последний раз слышала ее смех, но он ее смешит.
– Ты права. Но серьезные отношения основаны не только на смехе.
– Зато это хорошее начало, – отпарировала Надин. – Они честны друг с другом. Честны и откровенны. Родные люди.
– Совершенно чужие люди. Твоей тете Тильде есть что скрывать, а Дэви тоже не мальчик из церковного хора.
– Я вижу то, что вижу, – не отступала Надин. – И не думаю, что тебе следует целоваться с мистером Фиппсом.
– Ну-ну, бабушкам тоже позволено встречаться с мужчинами, – раздраженно напомнила Гвен, уходя в офис. Внучка последовала за ней.
– Какая жалость, что мистер Форд оказался киллером.
– Надин, ты не можешь знать этого наверняка, – устало ответила Твен, морщась от вернувшейся головной боли. – И вообще я иду спать.
– Может, он убивал только тех, кто этого заслуживает? – предположила Надин. – Вроде Джона Кьюсака в «Поворотном моменте». И вершил праведный суд.
– Доброй ночи, Надин, – вздохнула Гвен, открывая дверь, – и оцепенела.
На пороге стоял едва вмещавшийся в проем Форд.
– Прошу прощения. Ну, как все прошло?
Надин, тихо ойкнув, растаяла в галерее.
– Неплохо, – кивнула Гвен, стараясь дышать ровно.
– С улицы все выглядело прекрасно. Когда я ушел. Через окно.
– Вот как? Спасибо.
– Хорошо мы поработали. Такая чистота.
– Спасибо, – повторила Гвен, кивая как идиотка.
– Спокойной ночи, – сказал Форд.
– Спокойной ночи.
Форд пошел к себе.
«Сейчас я грохнусь в обморок. Дыши, ради Бога, дыши!» Какая же она дура! Мейсон поцеловал ее, и ничего не случилось, а стоило Форду показаться в дверях, как она задыхается.
– Как считаешь, он слышал, что я говорила? – поинтересовалась вернувшаяся Надин.
– Он слышит все. А теперь я иду спать. Если передумаешь насчет Итана, не занимайся сексом на офисном диване.
– Угу, и не стану засовывать бобы в нос, – разозлилась Надин.
Гвен отвернулась от нее и направилась к себе, чтобы ни о чем больше не думать.
Тильда, дрыгнув ногами, сбросила джинсы и, голая, подкатилась к Дэви, тоже успевшему растерять остатки одежды.
– Это еще не все, – выдохнула она, чувствуя жар его тела. Она не могла насытиться близостью, ей хотелось вползти в него, спрятаться, остаться в нем навсегда.
– Господи, да, – шепнул Дэви, сжимая ее крепче.
– Я имею в виду – обо мне. – Тильда закрыла глаза, ощущая скольжение его тела по своему, давление его пальцев на свои бедра, желая его всего, горячего и неутомимого, в себе, и как можно скорее. – Мне нужно рассказать еще кое о чем.
– Говори. – Дэви наклонил голову.
– Мой дед продал Писарро в Метрополитен-музей. – Она охнула, когда он припал к ее груди и захватил губами сосок. – Картина была написана при жизни самого Писарро. – Тильда зарылась пальцами в его волосы и выгнулась, чтобы унять бурление в крови. – Ее написал мой прадед. Прекрасная копия.
Дэви поцеловал ее в шею.
– Мой дед продавал Бруклинский мост на металлолом, – прошептал он. – Трижды.
Он провел языком по хрупкой ключице.
– Мой прапрадед обвел вокруг пальца Лувр, – призналась Тильда, позволив руке отправиться в путешествие в южном направлении. Дэви вздрогнул. – Теперь там тоже висит Гуднайт.
Она нашла его, твердого, набухшего, и стала гладить, пока Дэви не поймал ее руку.
– Прекрати! – задохнулся он. – Иначе все будет завершено еще до конца моего срока.
– У тебя такой большой срок?
Она поцеловала его и отпрянула, не коснувшись языком языка.
– Нет. Это у тебя такая горячая ладонь. – Он сунул руку между ее бедер. – Кажется, я помню. Бывал здесь раньше. – Его палец проник внутрь, и она вскрикнула.
– Мой прадед выманил у Вандербильта железную дорогу, – прошептал он ей на ухо. – Иисусе, Тильда…
– Знаю. Знаю. – Она закрыла глаза, закусила губу и отдалась жару, который он пробуждал в ней. – Слушай меня. – Упоенно раскачиваясь, она дышала в одном ритме с движением его руки. – Слушай меня. Слушай меня. Моя семья подделывала картины уже… О Господи, трахни наконец меня!
Дэви лег между ее бедер, и она снова выгнулась, чтобы встретить его, и он скользнул в нее, быстро, резко, заставив вопить, задыхаться и кусать его плечо, пока он держал ее, входя все глубже. Горячий вал накрыл ее с головой, и она взлетела на гребне, лихорадочно ловя ритм.
– О Боже, как хорошо! Не останавливайся! Только не останавливайся! – Тильда двигалась в унисон с ним, ощущая, как нарастает напряжение, купаясь в горячечном жару. – Я тоже подделываю картины, – шептала она, а он сжимал ее все крепче. – Моя… семья… занималась этим… четыре века… – Дэви прикусил мочку ее уха, и она задрожала. – Мы были мошенниками… целую вечность.
Он приподнялся над ней, вонзаясь еще резче, заставив ее охнуть. И улыбнулся, возбужденно блестя глазами.
– Матильда, моя бабка была цыганкой. Мы украли гвозди из распятия Христова. Попробуй теперь взять верх!
Она подняла бедра, чтобы вобрать его в себя, толкнула на спину, оседлала и зажмурилась, когда он наполнил ее до отказа, впиваясь пальцами в бедра.
– Я была Скарлет, – прошептала она, укачивая их обоих до состояния беспамятства, ощущая его всего своим разгоряченным, трепетным телом. – Моя мать была Гомером. Бабушка подделывала Кассатт. Прабабушка…
– Какое счастье, что вас было много, – заметил Дэви, стискивая ее еще сильнее.
– Моя прабабушка, – повторила Тильда, судорожно сжимая внутренние мышцы, и замерла, наслаждаясь напряжением, зная, что вот-вот из горла вырвется вопль. «О, вот это настоящее», – подумала она, глядя на Дэви, державшего ее так, словно он вообще не намеревался отпускать.
– Только не говори, что прабабуленька была чиста, как снег, – выдавил Дэви, тяжело дыша. – Я надеялся, что за тобой – века и века.
Тильда медленно наклонилась, чувствуя, как кровь угрожающе сгущается в жилах, и поцеловала его, жадно и крепко.
– Моя прабабка Матильда, – прошептала она, начиная двигаться, – продала поддельного Ван Гога самому Муссолини.
– Умная женщина, – одобрил Дэви, наблюдая за ней.
– Это была плохая подделка, – пояснила она, приближаясь к финалу.
Он выгнулся, и она задохнулась, когда он достиг самой сердцевины жидкого пламени.
– Это была ужасная подделка. – Она снова вздохнула, не сводя с него глаз. Не вытирая выступившего на лбу пота. – Всякий мог понять, что это подделка.
«Вот оно, – подумала она, едва он шевельнулся, – сейчас. Он, должно быть, сошел с ума».
Дэви снова пошевелился, стараясь добраться до ее губ.
– Вы с ней похожи?
– Да, – кивнула она, полузакрыв глаза. «Почти… почти. Вот. Вот оно».
Он подался вверх, заставив ее вскрикнуть.
– Она была голой, когда продавала ему картину?
– Да, – ответила Тильда, захлебываясь от жара. – Да.
– Я бы тоже ее купил.
Дэви ловко перекатился, подмяв ее под себя, и Тильда в исступлении вонзила в его спину ногти и впилась зубами в плечо, смятая нарастающими спазмами, цепляясь за него, пытаясь поглотить, растерзать, овладеть, отнять все, чем он обладал, все, что захватил у нее. И это длилось, длилось и длилось.
Придя в себя, Тильда ощутила его содрогания и поняла, что он тоже кончил, что держится за нее, как утопающий за соломинку, и что ей безразлично все на свете, кроме одного: она должна снова получить его и как можно скорее.
– Иисусе, – выговорил наконец Дэви, все еще пытаясь отдышаться.
– Я хочу сделать это еще раз, – объявила Тильда между вздохами и стонами.
– Да. – Дэви коснулся губами ее шеи. – Я тоже. Может, как-нибудь на той неделе?
– Это было так хорошо, – улыбнулась Тильда, вытягиваясь под ним. – О Боже, это было просто здорово.
– Я уже говорил тебе, как счастлив… знакомиться с твоей семьей? Надеюсь, у тебя тысячи родственников. – Он яростно поцеловал ее. – Ты неотразима, Скарлет.
– Неплоха, – скромно поправила Тильда.
– Мировой класс, – возразил Дэви, уронив голову в ложбинку между ее ключицами. – Думаю, ты оставила на мне свои метки.
Тильде наконец удалось выровнять дыхание.
– Думаю, ты тоже.
– Это для того, чтобы я смог найти дорогу назад. Черт, как же ты хороша.
– О, прекрати. – Тильда подняла бедра, чтобы он скатился с нее, и проворно последовала за ним, стараясь сохранить тепло. – Можно подумать, ты прежде не занимался сексом.
Она лизнула ему ухо, настолько завороженная его телом, что мечтала только об одном – оседлать его и пуститься вскачь.
– Но не таким, – заверил Дэви, и она подняла голову, чтобы взглянуть на него. – Не с привкусом истинного безумия. Обычно при этом я не боюсь за свою жизнь, но…
– Ах, вот как? – ухмыльнулась Тильда, измученная и торжествующая. – Что же, спасибо. Очень мило с твоей стороны.
Он рассмеялся и привлек ее к себе.
– Может, нам не следует торопиться? Существует столько вещей, которые мы могли бы сделать, и до которых просто дело не дошло.
– Правда? – оживилась Тильда. Впервые непознанное казалось ей манящим и интересным, а не зловещим и опасным. – Скажи, что, например? Я вдруг обнаружила в себе неожиданную широту взглядов. – Не дождавшись ответа, она приподнялась на локте и увидела его хмурое лицо. – Что?
– Значит, вот оно в чем дело. Вот что с самого начала было не так. Все это время ты смертельно боялась, что я узнаю. – Дэви обвел рукой подвал, – Об этом.
– Да, – призналась Тильда. – Господи, какое облегчение! Но только никому не говори. Даже Саймону. Обещаешь?
– Хорошо, обещаю. Но почему?
Тильда подумала о Скарлет, о позоре, об ужасе разоблачения, и счастливое сияние померкло. Но Дэви быстро прижал ее к себе.
– Не важно, забудь о моем вопросе, но только, пожалуйста, не смотри так!
Но она продолжала хмуриться, и он придавил ее своим телом к матрацу и стал целовать.
– Только не говори, – прошептала Тильда едва слышно, и он сказал: «Никогда» – и целовал ее, пока она не расслабилась.
– Все в порядке. – Она снова прижалась к нему. – Все хорошо.
– Лучше, чем хорошо, – выдохнул Дэви, не отпуская ее. – Ты…
– Что? – спросила Тильда, почувствовав, что он смотрит мимо нее, на ряд картин вдоль стены. – Что?
– Они – это ты. Все тона. И свет, и гнев, и секс. Они – это ты.
Она всмотрелась в картины, пытаясь понять, что он в них видит, рассмотреть без боли и угрызений совести. Они были прекрасны. Полны смеха, страсти и радости.
– Боже. Ты изумительна, – прошептал он, не сводя взгляда с картин.
– Правда? – покраснела Тильда, чувствуя, как внутри рушится что-то твердое и заскорузлое.
Дэви, улыбаясь, повернулся к ней.
– Скарлет, – протянул он, смакуя ее имя, словно пробуя его на вкус. – Матильда Скарлет Гуднайт. Ее работа.
И нежно поцеловал ее.
«Я люблю тебя», – призналась про себя Тильда и ответила на поцелуй, обнаженная и бесстыдная.
Глава 17
Спустившись утром вниз, Тильда застала в офисе Ив, с аппетитом жующую булочку.
– Господи! – ахнула та, когда Тильда словно на крыльях влетела в офис. – Что это с тобой?
– Со мной? – Тильда попыталась, притушить сияние своих глаз. – Дэви добыл последнюю Скарлет. Я свободна.
– А что он сделал после этого? – с улыбкой осведомилась Ив. Тильда принялась сосредоточенно наливать себе сок.
– О, мы немного поговорили. Он догадался, что я и есть Скарлет.
– В самом деле? – Ив перестала улыбаться. – Он здорово обозлился?
– Не так чтобы очень. Это его завело.
– Дэви все в тебе заводит. Подумаешь, новости!
Тильда от удивления поперхнулась соком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48