Которая могла привести к полному параличу экономики. Несмотря на это, оба польских руководителя высказались решительно против ввода союзных войск. И с оговорками - против введения военного положения.
Однако в Москве уже преобладало мнение: единственным возможным способом разрешения польского кризиса является введение военного положения. И только на самый крайний случай гипотетически рассматривалась возможность ввода на территорию Польши союзных войск.
6 июня 1981 г. польское руководство получило письмо ЦК КПСС, в котором высказывалась озабоченность положением дел в Польше, давалась нелицеприятная оценка сложившейся социально-политической обстановке в польском обществе и партии, а также излагались рекомендации по стабилизации положения в стране. Это письмо было приурочено к пленуму ЦК ПОРП, который должен был состояться 9 и 10 июня. С. Каня выступил на нем с докладом о ситуации в стране и в партии.
Использовались и другие, более жесткие формы давления на польские власти и общество в целом. В конце октября 1981 г. на Жаганьском полигоне в Польше было спланировано и проведено тактическое учение польских и советских частей. На этом учении с боевой стрельбой должен был пройти показ нового самолета-штурмовика Су-25 и самоходных артиллерийских установок «Гвоздика» и «Акация». Это неординарное событие стало поводом для приглашения военного руководства Польши, ГДР и Чехословакии.
На состоявшейся здесь встрече с маршалом Д.Ф. Устиновым Ярузелький вновь отметил сложное внутриполитическое положение страны и подтвердил, что «Солидарность» по-прежнему ведет дело к захвату власти. Вопрос о вводе союзных войск в Польшу не поднимался. По словам очевидцев, была заметна взаимная симпатия Ярузельского и Устинова.
Во второй половине октября 1981 г. основной руководящий состав Министерства обороны СССР был собран для обсуждения обстановки, сложившейся в Польше. Присутствовали только первые заместители министра обороны и несколько других высших военачальников.
Начальник Генерального штаба ВС маршал Н.В. Огарков в своем докладе не предлагал крайних мер (включая ввод союзных войск на территорию Польши).
Речь в его докладе шла о защите интересов Северной группы войск, о том, как не допустить ее втягивания во внутренний конфликт, как обеспечить безопасность маршрутов и материальных запасов на этих маршрутах для выдвижения стратегических резервов (на случай военного времени). Политическая оценка происходящих событий в докладе не присутствовала.
Это было восполнено в выступлении маршала В.Г. Куликова. По его мнению, «Солидарность» в ближайшее время могла взять власть в стране в свои руки. Чтобы сохранить Польшу как союзника по Варшавскому Договору, необходимо готовиться к вводу союзных войск в Польшу (чехословацких, советских и, возможно, ННА ГДР). Маршал сделал оговорку - Ярузельский в разговоре с ним в категорической форме заявил: «Только не немецкие войска».
Фактически против предложения своего непосредственного начальника высказался начальник штаба войск ОВД генерал армии А.И. Грибков, считавший, что ввод союзных войск может привести к непредсказуемым последствиям. Его поддержали маршал С.Л. Соколов и генерал армии А.А. Епишев. Это решило исход совещания.
Устинов не стал подводить его итоги, поблагодарил всех и уехал в Кремль. Там должно было состояться заседание Политбюро, в том числе и по «польскому вопросу». Как известно, на Политбюро возобладала точка зрения о невозможности силовой акции в отношении Польши. «Если к власти в Польше придет новое руководство, пусть даже социал-демократы, - заявил по этому поводу М.А. Суслов, - будем пытаться с ними сотрудничать».
И продолжил: «Нам не следует посылать в Польшу советские и другие войска ни при каких условиях, даже в том случае, когда осуществить этот шаг попросит польское руководство».
Он напомнил ситуацию в Польше в 1970 г., когда первый секретарь ЦК ПОРП В. Гомулка вопреки совету Москвы решил использовать силу для подавления забастовки рабочих. Результатом стало резкое падение престижа партии и личная отставка B. Гомулки.
Суслов, по свидетельству Горбачева, сообщил по телефону C. Кане и В. Ярузельскому о том, что советские войска будут продолжать гарантировать безопасность Польши в случае возникновения угрозы извне, но ни при каких обстоятельствах не будут использованы для внутриполитических целей. Однако споры вокруг польской проблемы продолжались.
Маршал В. Г Куликов по-прежнему был убежден - войска все равно вводить придется. И не скрывал своей позиции. В долгосрочном плане он оказался прав. Если империя или «квази-империя», каковым было социалистическое содружество во главе с СССР образца 80-х гг., уже не имела сил любым, в том числе и жестким способом поддержать порядок на своей периферии, ее развал становится неизбежным.
Осенью 1981 г. министр обороны Д.Ф. Устинов дал А.И. Грибкову и Главнокомандующему силами Варшавского Договора маршалу В.П. Куликову указание сообщить Ярузельскому следующее: по крайней мере в настоящее время полякам «следует больше полагаться на собственные силы в восстановлении порядка в стране и не надеяться на то, что некий старший брат придет и обо всем позаботится».
Высшее руководство Польши испытывало все большую нервозность и неуверенность из-за весьма проблематичных перспектив военного положения, возможности утраты контроля над ходом событий и возобладания хаоса и социальных беспорядков в стране.
Больше всего польских лидеров беспокоило, как поведет себя армия, какую позицию займет руководство «Солидарности», как встретит военное положение церковь и верующие.
По плану Войско Польское с введением военного положения использовалось для охраны важнейших ключевых объектов - органов государственного управления, важных узлов коммуникаций и связи, складов и баз государственного назначения, для усиления охраны морской границы, портов, аэродромов, противоздушной обороны, наиболее важных промышленных предприятий, для патрулирования в городах и крупных населенных пунктах на случай введения комендантского времени (часа) и решения других непредвиденных задач.
В связи с приближением дня введения военного положения «польский вопрос» в конце ноября 1981 г. был вновь рассмотрен на заседании Политбюро ЦК КПСС. О вводе войск в Польшу речь не шла. Было решено, в случае необходимости, направить в Варшаву 12 декабря делегацию высокопоставленных функционеров КПСС во главе с М. Сусловым. Этот визит так никогда и не состоялся. И не потому, что такой необходимости не было. Никто не хотел брать на себя персональную ответственность.
2-4 декабря 1981 г. в Москве состоялось плановое заседание Комитета министров обороны (КМО) Варшавского Договора. Центральным на нем стал «польский вопрос». По инициативе польской стороны в лице начальника Генерального штаба генерала Ф. Сивицкого предлагалось принять заявление от имени КМО стран Варшавского Договора о положении в Польше, в котором бы осуждались действия контрреволюции и вмешательство во внутренние дела со стороны НАТО. Это предложение поддержали все, кроме министра обороны Венгрии генерала Л. Цинеге и Румынии генерала К. Олтяну. Оба сослались на отсутствие необходимых полномочий. Заявление так и не было принято.
Разочаровывающие итоги заседания Комитета министров обороны вызвали у польского лидера, мягко говоря, недоумение. «Союзники загоняют нас в безвыходное положение» и «оставляют нас одних» - такова была его буквальная реакция. Ярузельский не мог понять, почему «союзники не хотят взять на себя хоть какую-то часть ответственности, даже тогда, когда они постоянно утверждают, что польская проблема это проблема всего Варшавского Договора, а не только Польши».
Ярузельский сам поставил вопрос о целесообразности ввода советских войск. В том случае, если военное положение начнет «пробуксовывать». По свидетельству генерала А.И. Грибкова, это прозвучало в виде просьбы о предоставлении «гарантий военной помощи (со стороны СССР) в том случае, если ситуация в Польше станет критической».
Его тревога не была оставлена без внимания. Именно в эти дни в Москве вернулись к рассмотрению возможности ввода союзных войск. По некоторым данным, 3 декабря 1981 г. маршал В.Г. Куликов связался с В. Ярузельским и оговорил с ним возможность подобной акции в 00 часов 8 декабря.
О существовании планов ввода войск, намеченного на декабрь 1981 г., сообщил и российский (советский) генерал В. Дубынин, командовавший в период кризиса танковой дивизией в Белоруссии. В интервью, данном в марте 1992 г. одной из ведущих польских ежедневных газет, Дубынин утверждал: вторжение было запланировано на 14 декабря 1981 г. на тот случай, если планы введения военного положения не «сработают». По его словам, все основные военные приготовления были закончены к концу ноября 1981 г.
Тем временем в самой Варшаве завершались последние приготовления к введению военного положения.
О всех приготовлениях в Варшаве было известно в Вашингтоне благодаря полковнику Р. Куклинському. Особая заинтересованность Вашингтона к происходящему была обусловлена и личностным фактором. Влиятельный пост помощника президента по национальной безопасности в этот период занимал американец польского происхождения З. Бжезинский. Он прилагал максимум усилий, чтобы предотвратить вторжение в Польшу сил Варшавского Договора.
Среди них самым серьезным было предупреждение Москвы о неизбежных санкциях со стороны Запада в случае попытки силового разрешения польского кризиса. Это была очень серьезная угроза. В СССР нарастал, пока еще незаметно, собственный экономический кризис. Об этом еще не знал или не хотел знать народ. Но об этом уже знали или догадывались немногие посвященные.
7 декабря по указанию Л.И. Брежнева в Польшу в очередной раз прилетел маршал В.Г. Куликов. Он передал пожелание Москвы - стабилизировать обстановку в стране можно только через введение военного положения.
9 декабря генерал Ф. Сивицкий от имени В. Ярузельского вновь обратился к Москве с настойчивой просьбой - сделать безотлагательное заявление от имени советского правительства или по крайней мере ТАСС о разгуле антисоветизма в Польше. Это заявление должно было продемонстрировать: Польша не одна, Советский Союз готов к решительным действиям.
Прозвучала еще одна просьба финансового характера. В 1981 г. Польша должна была выплатить кредитов западным странам на общую сумму 2,8 млн инвалютных рублей. Без помощи Советского Союза это было нереально.
Реакция Москвы была уклончивой. Статьи и комментарии, опубликованные в советской прессе в период с 10 по 13 декабря, в какой-то степени следовали польской теме. Но без ультимативного языка. И главное - советское правительство так и не выступило с резким официальным заявлением.
Москва до последнего пыталась держать установившуюся дистанцию от польских событий. Не в последнюю очередь это вызывалось опасением экономических санкций со стороны Запада. В условиях падения мировых цен на нефть и стагнирующей экономики это угроза носила серьезный характер. Об этом прямо сказал на заседании Политбюро ЦК КПСС 10 декабря 1981 г. один из самых информированных людей в стране, председатель КГБ Ю.В. Андропов:

«…Если на Советский Союз обрушатся капиталистические страны, а у них уже есть соответствующая договоренность, с различного рода экономическими и политическими санкциями, то для нас это будет очень тяжело. Мы должны проявить заботу о нашей стране, об укреплении Советского Союза. Это наша главная линия…»
Его поддержал Громыко. К ним присоединился М. Суслов.
В этой ситуации польские руководители оставались один на один с кризисом.
Военное положение
Решение о необходимости введения военного положения, без обозначения конкретной даты его проведения, было принято еще в середине сентября 1981 г. на заседании Совета обороны Польши. Примерный подсчет необходимых сил был неутешителен: наличных ресурсов явно не хватало. И тревога надолго поселилась в коридорах польской власти. Вплоть до последнего дня власти в Варшаве не были уверены в возможности справиться с кризисом собственными силами.
Сначала С. Каня как фактический глава государства был занят лихорадочными поисками иных возможностей стабилизации обстановки - без введения военного положения. Это шло вразрез с установкой советских властей. 17 сентября из Москвы было получено жесткое, по сути дела, директивное письмо, в котором утверждалась необходимость решительных шагов «для предотвращения утраты завоеваний социализма в Польше». Под этими шагами предполагалось введение военного положения.
Введение военного положения требовало от руководителей Польши не только сильной политической воли, но и безусловной поддержки в силовых структурах. В связи с этим колеблющийся, всячески избегающий силового пути разрешения кризиса С. Каня вызывал все большие сомнения.
В Москве было принято решение заменить его на генерала В. Ярузельского. Последний сосредоточивал в своих руках огромную, практически неограниченную власть. Впрочем, Ярузельский, чуждый болезненного властолюбия, особенно не стремился к этому. В ноябре 1981 г. на 4-м пленуме ЦК ПОРП он был избран первым секретарем Польской объединенной рабочей партии. Для С. Кани, которого он менял на этом посту, это стало неожиданностью.
Личность генерала В. Ярузельского вобрала в себя немало противоречий и примет того драматического времени и, без сомнения, стала знаковой для истории Польши. Родился В. Ярузельский в 1923 г. По происхождению - дворянин. Корни его рода восходят к XV столетию. Его дед - участник восстания 1863-1864 гг. против российского владычества. После подавления восстания провел 10 лет в сибирской ссылке. Отец Войцеха добровольно ушел на советско-польскую войну 1920 г. Сам он учился в католической гимназии. С началом Второй мировой войны вместе с родителями оказался на территории Литвы, которая вскоре вошла в состав СССР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120