Автором ее был, судя по всему, сам фюрер. И в ней о Финляндии — применительно к ее политике по отношению к Лиге Наций — говорилось в тонах весьма «северных». Наивно было бы ожидать, говорилось там, что Германия станет поддерживать те малые страны, которые к ней нелояльны…
Вскоре, впрочем, фюрер распорядился прекратить любые военные поставки в Финляндию вообще.
А еще до этого — 6 декабря, шифротелеграммой № 1003 Вайцзеккер сообщил послам рейха и дополнительную инструкцию. Ее, пожалуй, стоит привести почти полностью, потому что она в сжатом виде давала почти полный анализ происходящего:
«Всего неделю назад Финляндия была почти готова прийти к взаимопониманию с Россией, что могло быть достигнуто благодаря рассудительной политике финнов…
Нет сомнения, что британское влияние на финское правительство… вынудило финское правительство отклонить предложение русских, что и привело к настоящему конфликту. Следует сделать особое ударение на вине англичан в русско-финском конфликте. Германия непричастна к этим событиям. В ваших беседах должна высказываться симпатия относительно точки зрения русских».
Здесь все было верно — еще 27 сентября 1939 года Англия советовала финнам «противостоять нажиму с Востока».
Полной оценка германского аусамта была бы в том случае, если бы к словам «британское влияние» были добавлены слова «заокеанское»… И «брат» Буллит был тут наглядным доказательством необходимости такого дополнения.
«Демократическая» же пресса «всего мира» играла при этом роль сил «передового базирования»…
ВЗБРЫКНУЛ вдруг и дуче… Не участвуя в войне с Францией и Англией, он решил поучаствовать в войне с СССР на стороне Финляндии и хотел втравить в это дело фюрера…
Тут вряд ли обошлось без скрытых влияний Золотого Интернационала— очень уж это был заманчивый план. И дуче был выбран — явно «втемную» — как средство зондажа.
Сыграть в нужном направлении на самолюбии Муссолини было в то время делом техники… Уже когда наметились прочные военные успехи вермахта в Польше, дуче, выбравший «неучастие», с завистью сказал жене:
— Русско-германский пакт делает Германию непобедимой для любой другой державы или коалиции держав…
Он был тут стопроцентно точен — как раз поэтому дружественность двух стран была опасна для «атлантистов»…
И вот дуче почему-то решил им подыграть и прочное положение рейха пошатнуть при помощи «финского» фактора… К финнам пошли итальянские самолеты, в Италии вербовались добровольцы на финский фронт. 1 декабря начальник итальянского генштаба Марио Роатта предложил германскому военному апаше «объединить Европу для борьбы с большевизмом». Роатта был разведчиком, и это автоматически предполагало широкие интернациональные его контакты.
Во всей «финской» активности Рима виден был темперамент Муссолини, но отнюдь не его способность мыслить всегда трезво… К тому же вокруг него всегда хватало тех, кто был способен успешно растравлять желчь дуче как против преуспевающего на внешней арене — в отличие от Италии — рейха, так и против его нового «красного» партнера.
Позднее — уже 3 января 40-го года, дуче направит Гитлеру резкое письмо, где напишет:
«Никто не знает лучше, чем я, обладающий сорокалетним политическим опытом, что любая политика, а особенно — …революционная политика требует тактических мер. В 1924 году я признал Советы. В1934 годуя подписал с ними договор о торговле и дружбе…
Но я, прирожденный революционер, не изменяющий своей революционности, хочу сказать Вам, что Вы не можете постоянно жертвовать принципами Вашего революционного мышления ради сиюминутных тактических требований… Любой Ваш дальнейший шаг в сторону улучшения отношений с Москвой может создать страшную ситуацию, которая вынудит Италию, где единство антибольшевистских сил является абсолютным и несокрушимым, занять определенную ситуацию в этом вопросе…
Только в России, и нигде больше, Вы найдете решение вопроса о вашем жизненном пространстве… В тот день, когда Вы уничтожите большевизм, мы выполним свой долг перед нашими обеими революциями. Тогда наступит черед великих демократий…»
Сквозившая в письме явная вражда к СССР имела вообще-то не только — а с учетом прошлого — и не столько идеологическую основу. Дуче давно и вполне официально провозгласил тезис о невозможности-де примирения с теми странами, которые выступали за санкции против Италии во время абиссинской войны. А СССР стараниями НКИД Меера — Литвинова привел тогда дуче своей позицией в форменное бешенство!
И «красная» Россия раздражала его с тех пор не только как антикоммуниста, но и так, как раздражает красная тряпка разъяренного быка — просто самим фактом своего наличия перед глазами…
Эмоции — эмоциями, но при всем при том Муссолини явно терял чувство реального, особенно — во внешней политике. Получив письмо, Гитлер изучал его внимательнейшим образом и долго совещался с Риббентропом, с военными — Гальдер отметил это в записях за 11 января. Но итог обсуждений был— в отличие от настроений дуче — вполне реалистичным…
— Италия поможет нам тогда, когда мы уже почти победим, — заметил фюрер.
— Да, а ее нейтралитет и подтолкнул Англию к войне, — добавил Риббентроп.
И на Италии в тактическом отношении если и не был поставлен крест, то в расчет ее фюрер пока не брал….
21 ДЕКАБРЯ 1939 года Иосифу Виссарионовичу Сталину исполнилось шестьдесят лет. Его, конечно, поздравляли… В Москве открылась выставка, посвященная юбилею, но ее название было очень характерным для стиля юбиляра— «Стапин и люди Советской страны». Не просто, скажем, «Сталин — вождь» или «Жизнь гения», а Сталин и люди. Сталин и страна…
И что интересно и тоже показательно — на выставке отнюдь не рябило в глазах от «вождя», запечатленного в живописных полотнах и на графических листах…
' Портреты народной артистки орденоносца Яблочкиной и артиста орденоносца Леонидова, академика живописи Нестерова и героя-подводника Египко, знатной трактористки, депутата Верховного Совета СССР Ковардак и летчицы Гризодубовой, полярника Папанина и ударника Самсонова, писателя Леонова и председателя окружного исполкома Таджикской ССР Авезова, академика Цицина и скрипачки Лизы Гилельс, красного казака-командира Зубова и знатных текстильщиц Дуси и Маруси Виноградовых…
Сотни имен и портретов, и среди них— редкие портреты или картины, где присутствовал сам Сталин — прямо. Но незримо он был, конечно, в судьбе каждого из героев выставки…
Возможно, не все это понимали отчетливо и не все обязательно его любили, но в их судьбы он был врезан прочно. Такой уж была его роль в судьбе России…
22 декабря был сдан в печать каталог выставки со вступительной статьей некоего И. С. Рабиновича, и вот в ней имя Сталина пестрило с каждой страницы… Уж не знаю, держал ли в руках этот каталог, изданный тиражом в три тысячи, сам Сталин, но если держал, то наверняка ругнулся…
Да и как тут было сдержаться…
А 23 декабря в «Правде» были опубликованы две поздравительных телеграммы…
Первая выглядела так:
ГОСПОДИНУ ИОСИФУ СТАЛИНУ МОСКВА
Ко дню Вашего шестидесятилетия прошу Вас принять мои самые искренние поздравления. С этим я связываю свои наилучшие пожелания, желаю доброго здоровья Вам лично, а также счастливого будущего народам дружественного Советского Союза.
Адольф Гитлер
Вторая была от Риббентропа:
ГОСПОДИНУ ИОСИФУ СТАЛИНУ МОСКВА
Памятуя об исторических часах в Кремле, положивших начало решающему повороту в отношениях между обоими великими народами и тем самым создавших основу для длительной дружбы между ними, прошу Вас принять ко дню Вашего шестидесятилетия мои самые теплые пожелания.
Иоахим фон Риббентроп, министр иностранных дел
25 декабря «Правда» опубликовала и ответные телеграммы Сталина этим адресатам. В телеграмме рейхсминистру Сталин писал:
«Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной».
Написал Сталину 21 декабря письмо и его старый боевой товарищ Клим Ворошилов:
«Коба и Вячеслав! Дело дрянь! Дороги в завалах, пехота действует на фронте не как организованная сила, а болтается туда-сюда, как почти никем не управляемая масса, которая при первом раздавшемся выстреле разбегается в беспорядке по укрытиям и в лес. Многие полки отправились воевать с единичными пулеметами на пехотное подразделение, остальные ожидают „прорыва“, чтобы торжественно промаршировать в Выборг. Военный совет 7-й армии ничего не делает организационно»…
Увы, пройдя предполье «линии Маннергейма», войска уперлись в нее, да и на других участках фронта успехов не было.
Финны воевали подготовившись и умело. Мы — бездарно… Но давно было сказано —лучше стадо баранов во главе со львом, чем стая львов во главе с бараном.
Красноармейская масса не была стадом баранов, но и во главе ее оказались далеко не львы… И дело было, конечно же, не в «чистках»… В конце тридцатых армия была в основном очищена от балласта или прямых политически враждебных людей… Невинные так или иначе или возвращались в строй — как комкор Рокоссовский, или на волю — как политработник Семен Руднев…
Страна и Сталин дали армии оружие. Но разве Сталин был обязан учить военных владеть им? И разве Сталин должен был планировать боевую подготовку стрелковых рот?
Лишь 1 сентября 1939 года внеочередная Четвертая сессия Верховного Совета СССР приняла Закон о всеобщей воинской обязанности… Ранее армия была чуть ли не милиционной… Но, значит, в эти годы — до 39-го, чувство ответственности тех, кому страна вручала винтовку для охраны ее мирной жизни, должно было быть особенно высоким…
Было ли оно таким у военных руководителей вооруженной массы — командармов 1-х, 2-х и прочих рангов?
Первое же настоящее испытание показало — нет!
Сталин был разгневан: наши военные неудачи отражались на нашей внешней политике — ведь на Карельский перешеек были тогда повернуты шеи политиков всего мира.
И гнев Сталина был вполне объясним и оправдан.
Ленинградским военным округом тогда командовал командарм 2-го ранга Кирилл Мерецков.
Впервые Сталин вызвал его для обсуждения положения на финской границе еще в конце июня 39-го года. Военного союза с англофранцузами ожидать было трудно, да и выгоды его были сомнительными. Отношения с Германией тоже были туманными.
— Товарищ Мерецков! Вы понимаете сложность ситуации?
— Так точно, товарищ Сталин! На границе неспокойно.
— Да, знаю. Но знайте и вы, что Финляндия может стать плацдармом для удара по нам любой из двух главных империалистических группировок — как немецкой, так и англо-франко-американской.
Мерецков как-то даже опешил, а Сталин пояснил:
— Не исключено, что они вообще начнут сговариваться о совместном выступлении против нас. И Финляндия может тут оказаться разменной монетой в чужой игре…
— Понимаю — что-то вроде моськи…
— Скорее — прямого застрельщика большой войны… Мерецков кивнул.
Сталин же, как-то подтянувшись, словно отдавая боевой приказ, четко произнес:
— Вам поручается подготовить докладную записку и доложить свой план. Имеются и другие варианты… Посмотрим, сравним, решим…
Обсуждения с военными шли все лето и осень… Бывший начальник Ленинградского военного округа, начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Шапошников предупреждал о сложности театра военных действий, о погоде и предлагал сосредоточить для возможного удара мощные силы.
Сталин вспылил:
— Вы что же — требуете столь значительных сил и средств на маленькую Финляндию? Чуть ли не всю армию туда бросить собираетесь?
Потом его заглазно упрекали в недооценке противника, хотя Сталин был «виновен» лишь в том, что ожидал от советских военных такого же самозабвенного и повседневного служения Советскому Союзу, какое исповедовал он сам. И был искренне уверен — если боец хорошо подготовлен и вооружен, то может ли русский солдат проигрывать финскому, не имеющему и близко той технической поддержки, которая была у нашего солдата? Да, «линия Маннергейма» была препятствием… Но ведь военная разведка за десяток лет ее строительства не смогла вскрыть ее настоящего потенциала. Считалось, что эта линия не так уж и сильна.
После войны, правда, разведчики ворчали, что они, мол, все выяснили вовремя — просто их данные не учли. Но что же это тогда у военных было за военное планирование?
Сталин имел право рассчитывать на тщательность и ответственность советских граждан в мундирах, на которых хотя и не было погон, но светились яркими цветами командные петлицы… И был, конечно, в том прав!
Страна дала к тому времени армии много. Но готовить войска к боевым действиям, тщательно планировать очень даже возможные боевые действия на финском театре военных действий кто должен был?
Пушкин? — как говаривали в тридцатые годы?
Сталин? — как дружно поговаривали его критики уже в те дни, когда в декабре 39-го выявился крах наших предвоенных расчетов?
Или даже — нарком обороны Ворошилов?
Э-э, братцы! Планировать должен был Генштаб и другие штабы! Товарищи Тухачевский, Шапошников, Василевский, Мерецков…
Но можно ли было всерьез говорить о серьезной работе Генерального штаба РККА, если в войну этот высший штаб вступил с инструкцией 1905 года — об этом позднее — 23 декабря 1940 года, говорил сам Мерецков.
Борис Михайлович Шапошников считал Генштаб «мозгом армии». Сравнение было красивым, почетным, но в мирное время Генштаб должен был быть еще и той «ломовой лошадью», которая тянула бы все оперативное планирование возможной войны на всех возможных направлениях. И планировать ее Генштаб должен был так, чтобы нижестоящие штабы военных округов, армий шли с Генштабом в одной «упряжке», чувствуя общность усилий — как чувствуют ее хорошо понимающие друг друга коренник и пристяжные…
А уж что говорить о времени предвоенном? Сталин ведь дал Мерецкову и Шапошникову ясную задачу на подготовку войны с Финляндией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98